13. ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА С ВОРОБЬЯМИ

Из Валь-де-Буа возвращаюсь в Монреаль, чтобы закончить подготовку к поездке на север.

Во время пребывания в Монреале я посетил однажды порт па реке Св. Лаврентия. Там меня поразили огромные элеваторы, из которых по широким трубам льются в трюмы пришвартованных кораблей потоки золотистой пшеницы.

Одна труба повреждена, и время от времени зерна из нее сыплются на землю. Этим пользуется стайка птиц: они с большим аппетитом, воровской поспешностью и оглушительным чириканьем клюют пшеницу. Я издалека узнаю этих воришек. Это воробьи, наши почтенные европейские воробьи.

Когда я подхожу ближе, они нехотя взлетают, садятся на трубу и оттуда с пронзительным писком бранят неожиданного пришельца, не скрывая своего недовольства. Выглядят они смешно, ведут себя вызывающе и как-то более задорно, чем в Европе. Вид этих знакомых уличных разбойников радует меня.

Но еще более обрадовалась им Америка, когда в 1850 году туда явилась первая пара воробьев из Европы. Этой паре был устроен поистине королевский прием. Америка была тогда молода, сентиментальна и склонна к неожиданным проявлениям чувств. Увидев воробья, американцы слегка ошалели. Наиболее ярким выражением их экзальтации явилась пламенная статья орнитолога Хорта Мерриэма в газете «Нью-Йорк геральд». Она начиналась словами: «Когда двести пятьдесят лет назад в Америку прибыли первые отцы-пилигримы, их встретили кровавые томагавки и воинственные клики ненависти. Сегодня, когда к нам из Англии прилетели первые воробьи, мы раскрываем крылатым пилигримам наши переполненные сердца и нежные объятия и говорим: «Приветствуем вас, приветствуем, о прекрасные божьи пташки! Дышите свободой Америки, размножайтесь и пользуйтесь дарами нашей гостеприимной земли!..»

Так встретили в Северной Америке двух первых воробьев. Счастливая воробьиная пара располагала легионом преданных ей опекунов, которые приносили гостям изысканные лакомства. Их кормили так щедро, что спустя шесть недель эта идиллия завершилась трагически: жадные воробьи обожрались и подохли. Но их смерть не заглушила энтузиазма американцев. Общество «Друзей воробья» воспылало жаждой действия и вскоре завезло из Европы несколько десятков новых воробьиных пар, которые на этот раз отлично прижились.

Окруженные заботливой опекой, воробьи начали быстро размножаться. Они забирались во все более отдаленные города и всюду, куда прилетали, вызывали стихийный восторг и взволнованность. Люди не находили себе места от радости и в своих садах прибивали к деревьям маленькие деревянные домики, чтобы привлечь гостей в эти уютные гнездышки. В некоторых городах было по два-три домика на каждом дереве. Столяры богатели. В других городах воробьев щедро кормили на общественные средства, а мэры соревновались друг с другом в усердии. Фабриканты придумали специальный легкий корм для любимых пташек, редакторы хвастались знанием орнитологии, поэты слагали похвальные гимны воробьям...

Вот каких почестей дождались воробьи - наши серые дармоеды! И надо признать, что эти бездельники как следует использовали милость судьбы: они обжирались, не стесняясь, и размножались вовсю - размножались поистине невероятно.

Причиной всеобщего восторга была не только детская чувствительность янки. Тут действовали и другие причины. В те времена - в середине XIX века - Америка все еще тяжело переживала свою неполноценность по сравнению с old fashionable England (Old fashionable England (англ.) - старой аристократической Англией). Богатевший грубоватый американец перенимал английские обычаи и во всем следовал примеру Англии: все, что шло оттуда, принимал с почетом и обожанием. Иногда такое подражание заходило столь далеко и приобретало столь необычные формы, что выглядело смешным. Вероятно, потому, что воробьи происходили именно из Англии, им был оказан такой необыкновенный прием. Характерный штрих: даже в американской научной литературе было четко обозначено, что это «английские воробьи» - «the English sparrows».

Но была еще и практическая причина. Как раз в это время в Америке размножилась бабочка-медведица, гусеница которой стала истинным бичом сельского хозяйства. И вот кто-то где-то написал, что воробьи устроят погром скверным гусеницам и пожрут их. Американцы слепо поверили в это: они увидели в воробьях не только веселых пташек, но и желанных избавителей...

Но что тут долго рассказывать! Прохвосты-воробьи не оправдали надежд американцев. Правда, они невероятно расплодились, и повсюду от них проходу не было - и на западе, и на юге, и даже на севере. Но у них было столько лакомой пищи, что не имело смысла охотиться за неаппетитными, отвратительно волосатыми гусеницами.

Впрочем, неудача с гусеницами - это еще куда ни шло. Хуже то, что сорванцов совершенно не привлекали симпатичные домики на деревьях, с такой любовью сколоченные для них и даже красиво раскрашенные гостеприимными американцами. Неблагодарные воробьи не хотели жить в них, зато повадились устраивать налеты на гнезда ласточек, тесня обитателей и истребляя яйца. Спустя четыре-пять лет после нашествия воробьев количество ласточек в Америке катастрофически сократилось. Ошеломленные американцы беспомощно взирали на странное поведение своих любимцев.

Но даже и эти грешки были бы прощены, если бы распоясавшиеся воробьи (приблизительно на десятом году своего пребывания в гостях) не поставили точки над «и». Осенью их многомиллионная армия с ненасытной жадностью обрушилась на пригородные сады и поклевала все плоды. Люди перестали улыбаться. На следующее лето воробьи набросились на близлежащие поля. Урожаю был причинен колоссальный ущерб. У американцев вытянулись лица.

Когда же год спустя еще большие массы воробьев ринулись грабить поля, люди поняли, что на них обрушилось новое бедствие, что любовь кончилась и надо спасать свое добро. По всей Америке прокатился грозный клич: «Смерть воробьям!»

Весь этот «воробьиный скандал» был одним из тех приступов истерии, которым так легко и так часто поддаются многие американцы и от которых они до сих пор не излечились.

Легко было крикнуть «Смерть воробьям!», да трудно исполнить. Воробьи расплодились в таком количестве и стали такими вездесущими, что вместо одного убитого появлялось десять новых. Серые грабители отступать не собирались. Разгорелась неумолимая, хлопотливая и немного смешная долголетняя война. Правительство назначило награды за отстрел воробьев. Изобретатели п фабриканты изготовляли хитроумные сети, рассчитанные на ловлю воробьев целыми стаями. Химики придумывали специальные яды; в Белом Доме велись дебаты и принимались боевые резолюции; пресса, прежде восхищавшаяся «божьей птахой», теперь проповедовала беспощадный крестовый поход. Воробьи вызвали у всех лютую ненависть, и казалось даже непонятным, как такие невинные с виду создания могли разжечь такие страсти. Больше всего неистовствовали в Вашингтонском департаменте сельского хозяйства, переживавшем длительный кризис и публиковавшем пространные инструкции о способах борьбы с новым врагом.

В течение долгого времени казалось, что эта война отнюдь не вредит воробьям. Наоборот, они все размножались, а в 1876 году добрались до Канады, появившись в городе Гамильтоне. Канадцам были известны затруднения соседей; несмотря на это, они приняли воробьев с радостью, так как близ Гамильтона не было полей пшеницы. Кроме того, думали, что здесь, на севере, птичка будет вести себя скромнее. Увы! Уже через год воробьи наводнили всю область между озерами Гурон и Эри и подняли забрало: не найдя на полях зерен, они набросились на чудесные виноградники - гордость Канады - и пожрали весь виноград. Тогда Канада охнула и тоже вступила в войну.

Между тем в Соединенных Штатах воробей сыграл некоторую роль даже в политике. Злость на этого маленького обжору была так велика, что достаточно было объявить кандидата в депутаты бывшим воробьиным приверженцем, как его кандидатуру проваливали с треском. Тяжелые, очень тяжелые времена наступили для воробья!

Война тянулась долгие годы, и, разумеется, птицы проиграли. Их количество сократилось до нормальных размеров. Однако неизвестно, что обеспечило эту победу: оружие и усилия человека или кое-какие другие обстоятельства.

«Летит пташка по улице, ищет зерна», - говорит старая, мудрая песенка о воробьях. Следовательно, чтобы на улице были зерна, там должны проходить лошади. В добрые старые времена на улицах американских городов их было много, и воробьям жилось преотлично. Потом явился Форд и ему подобные. Автомобили вытеснили лошадей с американских улиц, смели с мостовых непереваренные зерна и тем самым нанесли воробьям тяжелый удар. Воробьи и сейчас живут повсюду в умеренном поясе Северной Америки, но численность их невелика.

Американцы и поныне немилостивы к воробью. И противный он, и петь не умеет, и нахал, и вообще подозрительное существо. Что вы хотите, the English sparrow!

Преклонение перед Англией миновало; сегодня американцы смотрят на нее иначе, чем сто лет назад. И говорят: чего хорошего ждать от этого английского выродка!

«Sic transit gloria mimdi» (Sic transit gloria mundi (лат.) - так проходит земная слава), - могут сказать и воробьи, и англичане.

Но американцы должны признать одно: у их воробья была сказочно яркая история. Противный-то он противный, а между тем всколыхнул целую гамму человеческих чувств от неистовой любви до бешеной ненависти. Ни один зверь не сумел добиться этого. Притом воробей взволновал всю Северную Америку, вызвал истерию у американцев и долгое время был у всех на устах. Его триумф и падение напоминают судьбу героя, несчастного героя не то из трагедии, не то из оперетки.