23. ТАИНСТВЕННАЯ ПТИЦА

Несколько щук, пойманных два дня назад, к вечеру начали портиться. Я выбрасываю их на песок вблизи нашего лагеря. Станислав протестует и велит мне запрятать рыбу подальше в кусты, чтобы никто ее не видел.

- Почему? - спрашиваю я, удивленный.

Оказывается, нельзя зря растрачивать дары природы и без надобности ловить столько рыбы. За это полагается наказание. Здесь случайно могут проехать люди, увидят щук и по следам дознаются о нашем проступке даже через месяц.

- И дознаются, что это были именно мы?

- Да! Они узнают, что это были мы. Люди здесь по следам угадывают, кто, что и когда делал! - не без хвастовства говорит Станислав.

В общем я собираю щук и отношу их в глубь леса.

Как раз в это время, с наступлением ночи, вновь слышен голос таинственного существа. Сначала он звучит далеко - на той стороне озера. Потом крик слышен все более отчетливо. Приближается вдоль берега, по опушке леса. Раздается каждые несколько минут. Голос нетерпеливый, гневный и вместе с тем удивленный. Кажется, спрашивает нас: что это? что это?

- Что это за существо? - спрашиваю своего спутника. Станислав поворачивает лицо от костра и долго вслушивается в темную ночь. Он не знает, что это такое, он слышит этот голос первый раз в жизни. Несколько часов назад Станислав язвил по поводу моей ошибки при чтении карты; теперь я сторицей плачу ему за это.

- Знание здешней природы - дело нелегкое. Не каждый способен овладеть им...

Отдыхаем после вкусного ужина. Лежим удобно на земле у костра. Земля сухая и не холодная. Я подбрасываю в огонь топливо.

Станислав снисходительно улыбается, нисколько не задетый:

- Посмеиваетесь надо мной, потому что я честен и не хочу обманывать вас...

- Ага.

- Согласитесь, что я вполне мог бы наговорить вам, что это нырок или еще какая-нибудь птица.

- Согласен.

- А зачем мне лгать? Я не знаю, какой там черт орет - и точка, чего тут много болтать...

Мы разбили лагерь на самой опушке, в нескольких шагах от берега озера. Темно, как в мешке. Луна еще не взгошла над лесом.

В таком настроении, когда густой мрак отделяет нас от остального мира, а жизнь, кажется, существует только в узком круге вокруг костра, человек склонен к излияниям и охотно рассказывает.

- Жан Мартэн... - вспоминаю я. - Этот сразу все объяснил бы нам. Хотите послушать о нем?

И я рассказываю о величайшем лесном следопыте, о Жане Мартэне. Это был канадский француз, прославленный coureur des bois, траппер, о котором много говорится в старых хрониках. Любитель выпить, подраться и потанцевать, не очень религиозный, отличный рассказчик, веселый компаньон, бесстрашный спутник, но прежде всего сверхзнаток леса. В последнем он превосходил даже индейцев. Книг, шельма, читать не умел, зато вся природа была для него открытой книгой: читал в ней каждый след, даже самый неясный и запутанный. По тому, как звери ели, он узнавал - встречались ли они в этот день с человеком. С безошибочной точностью по вкусу мяса убитого зверя предсказывал погоду! По пению птиц Мартэн угадывал изменение температуры воздуха, и даже вид воды и деревьев говорил ему о многом. При всем этом он обладал таким острым глазом и такой твердой рукой, что, не целясь, попадал в бегущего оленя, летящую утку, в орла, падающего камнем на свою жертву. Ничто на земле не ускользало от его внимания. Ночью видел, как рысь.

Он пил за троих, но его здоровью это не вредило. Лишь в более позднем возрасте сдал. Сгубила его разгульная жизнь.

- Когда жил этот человек? - спрашивает Станислав.

- Около двухсот лет назад, когда Америка еще только начинала крепнуть и леса были мало исследованы... Теперь таких великолепных следопытов, пожалуй, уже нет.

- Есть! - возражает траппер тихим, как обычно, размеренным голосом.- Есть, но другого покроя.

Наваливает на костер большое бревно дерева cipro, сухое и почти белое. Пламя с новой силой взвивается к небу, искры вылетают, как рои шершней, дерево трещит, разбрасывая угольки. Когда огонь успокаивается, Станислав рассказывает следующее:

- Уже много лет в Канаде запрещено убивать бобров. Законы очень суровы: браконьеру - тюрьма, а тому, кто схватит преступника, - щедрая награда. В лесах около Манивоки один лесник случайно обнаружил место, где какой-то браконьер поймал бобра и содрал с него шкуру. К сожалению, невозможно было установить, кто убил бобра. Дело произошло за несколько недель до того, как было обнаружено, а зга это время были и заморозки, и оттепели, и бури. Браконьер не оставил после себя никаких следов, за исключением полуобъеденного зверями трупа бобра, разбросанных остатков костра и пня дерева, срубленного на топливо. Лесник в течение часа обыскивал все вокруг, осматривал каждую пядь земли, исследовал каждую веточку, но тщетно. Браконьер был хитер: не оставил никаких следов, даже самой малой вещицы.

И, однако, через пять лет терпеливый лесник выследил виновного в двухстах милях отсюда, на озере Абитиби. И вовсе не случайно. В течение пяти лет он искал в лесу топор, который срубил на топливо дерево в том месте, где был убит бобр. По срезу пня удалось установить, что на лезвии топора была маленькая характерная зазубрина. Топор с зазубриной лесник нашел у озера Абитиби. Владелец топора признал себя виновным.

Таких энергичных следопытов в Канаде много! - заканчивает Станислав свой рассказ.

Я слушаю его с интересом, хотя вот уже несколько минут мое внимание приковывает то, что происходит в темноте. После долгого перерыва снова отзывается таинственное создание, вопрошающее: что это? Крик его все приближается и с берега перебрасывается теперь на один из трех островов, возвышающихся на озере прямо напротив нашего лагеря.

- А ведь это действительно птица! - обрадованно говорю Станиславу.

Нам доставляет удовольствие приоткрыть хотя бы краешек тайны. Мы идем к берегу, чтобы лучше слышать. Но тогда птица как на ЗУЮ смолкает. Возвращаемся к костру.

- Настойчивая и осторожная птица! - заявляет Станислав.

- Об осторожной лисе и настойчивом траппере рассказал мне старый Жагевич из Макеза, опытный охотник, у которого я недавно гостил, - говорю я товарищу. - Вот, послушайте.

Было это еще перед войной четырнадцатого года. Один француз, траппер из Ля-Тюка, однажды увидел издалека на снегу серебристую лису. Серебристые лисицы, как известно, ценились тогда очень высоко: шкурка стоила около 1500 долларов. При виде лисы сердце траппера забилось: он едва не спятил. Но как добыть шкурку? Он знал, что если неосторожно подойти к лисе и хоть раз вспугнуть ее - ценный зверь удерет за тридевять земель и скроется навсегда. В конце концов у траппера возник необычайный замысел: решил ни больше ни меньше, как приучить лису к себе. Проделал он это ловко. Идя за лисой след в след, он старался не слишком приближаться к ней, но все время показываться ей издали и также издали беспрестанно беспокоить ее. Вытерпел он многое: было холодно, а спать приходилось под открытым небом, но в течение семи дней он не спускал с лисы глаз и, словно пиявка, присосался к ее следу. Ничто не могло сбить его с тропы. Выдержал. На восьмой день уже смог приблизиться к лисе, выстрелил с расстояния в сорок шагов и добыл богатство...

Когда я перестаю говорить, Станислав недоверчиво смотрит мне в глаза. Его худое лицо вытягивается еще больше. Беспокойный взгляд полон сомнения.

- Кто это вам рассказывал?

- Старый Жакевич из Макеза, известный охотник.

- Все может быть... - бубнит под нос траппер, но произносит это с такой миной, будто я рассказываю ему сказки.

В эту минуту снова слышится голос таинственной птицы. Обрушивает на нас каскад своих «что это?» Вызывающе, настойчиво и совсем близко - с соседнего островка.

- А, черт возьми! - выходит из терпения Станислав. - Словно насмехается над нами... Что это может быть? Для нырка голос высоковат, для гуся - низковат, для совы - очень отрывист... Может быть, это какой-то редкий вид нырка?

- Или обычный нырок, но с деформированным клювом?

- И это возможно... - соглашается траппер. - Во всяком случае птица явно издевается над нами...

У меня не создается такого впечатления. Просто наш костер беспокоит ее и раздражает. Мы грубо вторглись сюда, нарушив тишину края. Не удивительно, что птица беспокоится.

Действительно, когда мы гасим костер и скрываемся в палатке, птица умолкает. Пожалуй, она сочла вопрос решенным и, вероятно, улетела. Ни в эту ночь, ни позже, мы уже не слышим ее.

Когда я засыпаю, мне кажется смешным, что неизвестная птица в течение целого вечера брала верх над двумя людьми. Двое взрослых, здоровых мужчин долго оставались под ее влиянием. Разве это не смешно? Мы были уверены, что крик птицы выражал нетерпеливый вопрос: что это? А на самом деле мы, люди, все время проявляли нетерпение и задавали тот же вопрос.