Черный шатер

В кругу друзей я рассказал случай, который произошел со мной в Мавритании. Мне посоветовали записать эту историю, что я и сделал...

С наступлением вечера в атмосфере Нуакшота появляется что-то похожее на свежесть. Вечером хочется пройтись, подышать ветром. Однако отсутствие уличных фонарей и тротуаров ограничивает прогулку топтанием возле отеля. Здесь-то я и познакомился с горным инженером, англичанином Крайсом.

После прогулки мы вместе ужинали в гостиничном ресторане. Крайсу, вероятно, за пятьдесят. Может, и больше. Худой, остролицый. Внимательные серые глаза в оправе выцветших бровей. Кожа на руках и щеках воспаленно-розовая, в мелких, как трещины, морщинах. Крайс заметил, что я его рассматриваю.

- Морозы Аляски, o- говорит он, вытягивая большие красные руки.- Я долго работал па рудниках в Аляске. Дикий холод и острые, как бритва, ветры. Ветры режут, секут кожу. На морозе обветренная кожа трескается, потом слезает. Как от ожога. Остается тонкая, очень нежная кожа, она ужасно болит на ветру. На всю жизнь становится красная.

Крайс потер руки, как бы согреваясь, вспомнив, стужу Аляски.

- Но я тепло вспоминаю этот промерзлый край! Там хорошо платили.

Крайс говорит о Перу, Индии и еще каких-то странах, где работал по контрактам с международным горнорудным концерном. Оказывается, есть такой всемогущий концерн, его создали очень важные капиталисты Европы и Америки. Чувствуя мою неосведомленность в этом вопросе, инженер охотно просвещает. За десертом я узнал, что концерн занимается разведкой полезных ископаемых, строительством шахт и эксплуатацией залежей. Крайс - строитель шахт и рудников. Закончив объект и передав его в эксплуатацию, Крайс подписывает с концерном новый договор, перебирается в другую страну.

Дня через два мы встретились на пляже. Крайс лежал под полосатым зонтом и читал письмо. На конвер-

те издали была видна стандартная английская марка с профилем королевы.

- У меня событие! Дочь выходит замуж! Слава богу, теперь они все пристроены...

Неопределенного возраста поджарый Крайс оказался отцом троих взрослых детей.

- Теперь все пристроены. Кроме нас с Нэнси... Ей уже тяжело бродить со мной по свету. А вот своего угла у нас так и нет... Есть мечта.

И Крайс делится своей мечтой - купить дом на острове Ямайка и дожить там свой век.

- Почему именно Ямайка? - спрашиваю я.

- О, сказочный остров! Я работал там на бокситах. Из океана вылез большущий краб. Мы припустились за ним, и разговор о Ямайке на этом оборвался.

Однажды мы возвращались после лихого ковбойского фильма, и Крайс, посмеиваясь над героем, заметил:

- Завтра у меня начнется не менее романтичное путешествие, чем у этого молодца. Я отправляюсь в пустыню, но не на конях, а на "лендровере"...

Крайс объяснил, что хочет проехать до медных месторождений Акжужта по маршруту будущей трассы. Дорога еще не проложена, поэтому поездка предстоит нелегкая.

- Если вам как журналисту это интересно, то место в кабине найдется. Я еду один.

Не помню сейчас, в какой форме он это предложил - то ли в шутку, то ли всерьез, но я согласился. Дела в Нуакшоте я закончил; очередной рейс на Париж ожидался через неделю. Путешествие в глубь Сахары было заманчивым.

Утром, выпив по чашке кофе с булочкой, отправляемся в путь. Вездеход "лендровер" выглядит импозантно: вместительная кабина на мощных узорчатых шинах, сверху торчат антенны.

Выехали за город, и сразу же кончилась дорога. Плотный настил песка, колючая трава... Километров через пятьдесят песок исчез. Плоскость пустыни была густо усыпана небольшими черными камнями. На ярком солнце камни блестят антрацитовым блеском. Если черный камень перевернуть, то с обратной стороны он светлый. Так "загорают", обугливаются за века осколки скал под сахарским солнцем...

Ориентируясь по компасу и подробной топографической карте, мы без приключений проехали целый день. Не встретили жилья, не приметили ничего интересного в однообразном ландшафте. Стало смеркаться,, и мы решили дальше не ехать, заночевать в дороге.

- Остановимся у того черного холма, что справа. До него километра полтора, - сказал Крайс, беря правее.

Я пригляделся и увидел, что это не холм, а черный шатер.

- В самом деле - шатер! - удивился Крайс. - Странно. Лагерь кочевников из одного шатра не бывает...

Подъехали к шатру. Тихо. Услышали вздох и чавканье. Мы обошли шатер и увидели лежащего в тени верблюда. Он жевал пучок колючей травы.

- Мир добрым людям, - сказал я по-арабски, раздвигая зашторенный вход.

- Мир и вам, - отозвался слабый голос.

Я пролез внутрь шатра, Крайс остался у входа. На потертом ковре, обложенный пестрыми подушками, лежал старик. Не нужно было ни о чем спрашивать, чтобы понять, что старик при смерти. Лицо безжизненное, взгляд тусклый, отрешенный. Синяя чалма сползла с головы, обнажился незагорелый безволосый череп, что придавало старику жалкий вид. У кочевников считается неприличным показаться гостю в таком виде, с непокрытой головой. Старик из последних сил пытался пристроить чалму на темени, но не мог. Руки не слушались. Я плотно обернул ему голову синей тканью, заправил концы.

- Храни тебя аллах, - прошептал старик.

В шатре появился Крайс с саквояжем и походным холодильником, где хранились наши продукты и пиво. Мы разложили холодный ужин, предлагая старику то одно, то другое. Он отказался от всего, но захотел чаю.

- Здесь, - он показал в угол, - есть дрова.

Дров оказалось достаточно, чтобы развести хороший костер у входа в шатер. В безветренной ночи пламя горело медленно, ровно, как декоративный огонь на сцене.

Старик выпил стакан сладкого зеленого чаю, немного ожил, заговорил.

- Мой караван ушел, а я остался. Я не мог больше идти с караваном. И они не могут ждать неизвестно сколько времени, пока я умру.

- Неправда, - возразил я, - ты остался не умирать, а переждать болезнь. Думал, отпустит. На это ты и рассчитывал, когда остался. Иначе зачем бы тебе верблюд?

Ты прав, - ответил кочевник из темноты, - Пожалуй, я так хотел... Думал переждать, пока пройдет болезнь, и догнать своих. Но этому не быть...

Вдруг он попросил спалить все дрова, какие были. Я попробовал его отговорить; чай приготовлен, и нет нужды попусту жечь цепные дрова. Но старик настаивал. Я побросал все поленья и хворост в огонь, и костер запылал, вскидывая золотую грнву пламени. Старик тем временем чем-то шуршал в своем углу. Потом позвал меня. Я подсел рядом. Он протянул газетный сверток.

- Здесь мои деньги, положи их в огонь. Я хочу так... Пусть сгорят.

Я высунулся из шатра и бросил пакет в огонь. Пламя стало ярче, и я увидел, как старик ожившим цепким взглядом следит за мной. Крайс в это время находился в машине и ничего не заметил.

Кочевник снова позвал меня. Он стал многословнее.

- В пакете не было никаких денег. Так - бумажки, мусор. Я хотел испытать тебя... Теперь доверяю. Слушай!

И старый араб поведал о своей жизни. Когда-то, в давние времена, Абу Дада, так звали кочевника, был разбойником на больших караванных путях. Еще полвека назад через Мавританию шла великая африканская торговля золотом, серебром, солью, краской индиго. Банков тогда и в помине не было, ценности купцы возили с собой. Торговые караваны грабили, а самих купцов убивали либо продавали в рабство. Этим делом и занимался в молодости правоверный Абу Дада. Был он, по его словам, грозой торговцев, отчаянным атаманом... С тех пор многое переменилось. Разбойничьи набеги отошли в предания. Абу Дада с годами сделался скотоводом, мирным кочевником. И вот теперь, когда настало время умирать, он доверяет мне тайну: в горах возле Акжужта есть пещера, где хранятся награбленные в былые дни сокровища... Старый разбойник завещает сокровища мавританскому государству. Он сообщает мне местонахождение клада, просит повторить - запомнил ли я.

К утру старик умер. Мы завернули его в шатер, схоронили в неглубокой яме. На могиле торчком поставили плоский камень, как это принято в сахарских племенах.

- Крайс, мне выпала почетная миссия обогатить мавританскую казну, - сказал я своему спутнику, когда мы двинулись дальше. И я рассказал о завещании старика.

Крайс остановил машину, уставился на меня, разгадывая, дурачу я его или нет. Убедившись, что не шучу,, забеспокоился.

- Вы хорошо запомнили место?

- Отлично, это совсем просто.

- Тогда полный вперед! Может быть, мы засветло доберемся до Акжужта - и сразу же в пещеру.

Полагая, что Крайс чего-то не понял, я снова объяснил ему, что старик завещал клад государству, а не нам.

- Э, да бросьте вы, в самом деле! Клад наш! Черт побери, а? Если старик не наврал, то... О, я ни минуты не останусь в этом пекле! Наплевать на концерн, на контракты. Сразу же махну на Ямайку, а? Сказка! А вы, что вы сделаете с этими... ну с сокровищами?

Я снова повторил, что клад не наш и что я открою его только официальным властям.

Крайс не обращал на мои слова внимания. Он балагурил, смеялся, прибавлял газу, мечтал вслух. Я замолчал и перестал его переубеждать. Это его как-то насторожило. Он тоже приумолк. О чем-то сосредоточенна думал.

- Надеюсь, делить будем поровну? Хотя вам полагается чуть-чуть больше - за знание арабского языка. Иначе мы не узнали бы тайны...

- Крайс, ничего делить не будем. Я уже сказал. Ехали молча.

- Вы, может быть, не хотите со мной делиться?

- О Крайс! Если бы я хотел все взять себе, то вообще вам ничего не сказал бы.

- Верно. Тогда не понимаю. Он затормозил.

- Вы действительно намерены поступить так, как завещал полоумный араб?

- Да, Крайс, да, да!..

- Послушайте, вам не нужны деньги?

- Нет, Крайс, эти не нужны.

- Тогда отдайте все мне, а? Мне очень нужны деньги. Мне надоели жара и холод, скитания и неудобства. Вы же знаете, я старый... Вы жалели вчера разбойника, ну почему вам не жаль меня? Прошу, упрашиваю вас...

- Крайс, я поступлю так, как хотел старик.

- Но его нет, старика, ему все равно! А я есть! Я не хочу больше здесь, мне надоело. Отдайте мне клад! Отдайте!

- Не отдам, Крайс. Поехали.

- Глупо. И некрасиво с вашей стороны. Что ж, поехали...

Молча ехали целый час. Я задремал. Проснулся оттого, что машина встала.

- Долго нам еще, Крайс?

Он сделал неопределенную гримасу.

- Кажется, спускает заднее правое колесо. Взгляните, пожалуйста.

Я выпрыгнул из машины, отошел назад, ткнул ногой в гулкое колесо.

- Все в порядке!

"Лендровер" рванулся, из-под колес пальнули мелкие камни, и я не успел опомниться, как машина была уже далеко. Я не побежал, не позвал Крайса. Я моментально понял, в чем дело, понял, что догонять и взывать бесполезно.

Машина быстро удалялась, волоча шлейф коричневой пыли. Потом и пыль рассеялась. Не осталось даже следов колес.

"Кепку забыл в кабине!" Почему-то эта мысль меня особенно огорчила.

Можно было ориентироваться по солнцу, но как это делается, я не знал. Куда идти - на запад, на восток? Для меня было все равно. Я шел наобум, примерно в ту сторону, куда ушла машина. Шел и думал, что скоро меня начнет мучить жажда, что настанет ночь, что в пустыне ночи холодные... Потом... Я не знал, что станет со мной потом.

Я шел долго. Меня удивляло, что не хотелось ни-есть, ни пить. Идти было легко. Ровная пустыня, посыпанная мелкими черными камнями, оказалась очень, удобной для ходьбы. Голову я обвязал майкой. Сильно обожженными сделались только губы. Но боль была терпимой.

С наступлением сумерек под ногами исчезла твердая почва. Начались пески. Идти стало тяжело. Зыбкие крутые скаты дюн осыпались при каждом шаге, и сколько ни взбирайся, все остаешься на том же месте,, глубже увязая в песок... Я попытался обойти одну дюну, но вокруг громоздились одинаковые песчаные холмы, и я запутался, не зная, какой же из них мне надо обходить. Хотел вернуться назад, туда, где Сахара каменная, но не смог: песок не оставляет следов.

Ночь я провел в глубокой воронке. Никогда не думал, что мягкий песок ночью может быть таким жестким и холодным, словно цементный пол. Кажется, я спал. Или впадал в забытье. С первыми лучами солнца снова принялся карабкаться по оползающим дюнам, стараясь забраться на высокие гребни, чтобы увидеть местность. К полудню добрался до скалы, торчавшей среди дюн. Я решил остаться на этом утесе. Обшарил расщелины, но ничего не нашел, что можно было бы употребить в пищу. Даже ящериц не было. Забрался на самый верх скалы, откуда проглядывались просторы Сахары. Величественным спокойствием веяло от пустыни. Ни звуков, ни ветра. И так века...

На скале я провел весь день и следующую ночь. Утром третьего дня мимо проходил караван кочевников, перебиравшихся на новые пастбища. Они заметили меня и спасли. Акжужт оказался недалеко от моей скалы, и в тот же день я был в поселке. Префект выслушал мой пересказ исповеди Абу Дады, и в сопровождении должностных лиц мы отправились на розыски пещеры. Названную стариком гору нашли без труда. На горе вовсю шли работы: строились шахты для добычи медной руды. Пещеры не было. Ее взорвали во время строительных работ всего несколько дней назад... Крайса я больше не встречал.