Лодка с балансиром и ее торговые рейсы

На темнокожих мореходов, пришедших с Молукков, побережье Новой Гвинеи и прилегающие к ней острова произвели весьма выгодное впечатление. Поэтому эти люди высадились там, как говорится, с легким сердцем, что с ними бывало не всегда. На склонах гор вулканического происхождения они увидели тропическую растительность, пышно расцветающую при ровном, теплом и влажном климате. Там, где лава и серные пары действующих вулканов еще не погубили всего живого, где топор человека еще не нанес смертельных ран девственной природе, там буйно разросся тропический лес. А там, где лесу пришлось отступить под натиском поселенцев, строивших дома и расчищавших землю под посевы, впоследствии появились широкие луговые равнины, часто переходящие в целые районы саванн. Новое жизненное пространство, бедное млекопитающими, но зато богатое птицами всевозможных видов, едва ли чем-нибудь отличалось от Индонезии - родины переселенцев. Следовательно, на Новую Гвинею они прибыли не в поисках более плодородных земель. Покинуть свою родину заставили их другие причины - возможно, политические трения в стране или перенаселенность.

Состояние судоходства, которое на меланезийских островах застали первые европейцы, не дает и малой доли представления о тех отважных меланезийских мореходах, которые когда-то бороздили просторы Тихого океана. Когда благодаря вмешательству колониальных властей меланезийские племена перестали враждовать и отпала необходимость в военных судах, когда благодаря широкому строительству дорог стали появляться более надежные и более удобные сухопутные средства передвижения, судостроение и судоходство меланезийцев пришли в упадок. Теперь для морского сообщения можно было в случае нужды воспользоваться европейским каботажным судном. Ныне меланезийцы строят разве что плоты. Их былая судостроительная техника предана забвению.

В ранний период европейской колонизации у жителей меланезийских островов и некоторых участков побережья Новой Гвинеи были лодки самых различных конструкций и назначения. По большим рекам Новой Гвинеи папуасы плавали на стройной однодеревке. Правда, она легко опрокидывалась при сильных волнах и поэтому не годилась для морских рейсов, но ею пользовались для ловли рыбы в прибрежных водах. Однодеревка меланезийцев, как и многие лодки других народов Океании, снабжена для большей устойчивости параллельным ее корпусу деревянным поплавком-балансиром, укрепленным на поперечных стержнях. Таким образом лодка получает большую опорную площадь, и ей меньше грозит опасность опрокинуться. В своих обстоятельных исследованиях Фридерици отмечает поразительный факт: не говоря уже о прочих конструктивных особенностях, поплавки и их соединительные стержни на однодеревках меланезийцев (например, в западной части Новой Британии) такие же, как на лодках жителей Молуккских островов. Длина подобных однодеревок достигает 20 м; но для такой длины они слишком узки - их ширина не более 70 см, и поэтому гребцам приходится сидеть на бортах.

Борта лодок обычно наращиваются досками, которые сшиваются лианами и ротанговой тетивой. Швы между досками промазываются смолой ореха паринариум. Эти лодки, па которых передвигаются при помощи весел, развивают поразительную скорость. Особенным мастерством гребли отличаются племена северо-запада Новой Ирландии. Они гребут одним веслом-гребком, как на байдарке. Фридерици был однажды свидетелем того, как такая лодка отправилась с важным донесением из одного пункта побережья в другой на расстояние 38 км и ровно через сутки, выполнив задание, вернулась обратно, проделав за 24 часа 76 км!

Значительно более пригодны для морских рейсов лодки с балансиром у меланезийцев, живущих на северном побережье Новой Гвинеи. Правда, и эти лодки всего лишь однодеревки с одним балансиром; однако помимо досок, которыми обычно надстраивают борта, на лодке устанавливается своеобразный деревянный ящик. Эти лодки так и называются "лодки с ящиком". Украшенные фигурной резьбой на носу и корме и ярко расписанные по бортам, они имеют весьма импозантный вид. Кроме того, на них установлена мачта (а нередко и две) с четырехугольным парусом из циновок.

Не менее красивы лодки жителей островов Санта-Крус к северу от Новых Гебрид. Сколько изящества в их стройных силуэтах, вырисовывающихся на фоне ясного неба! Эти лодки, вмещающие сорок человек, обращают на себя внимание высокими клешневидными парусами. Такие паруса можно увидеть и у своеобразных лодок-лакатоев на побережье залива Папуа. В инвентарь этих лодок помимо весел и шестов входят бочонки с ручками. Это деревянные черпаки, которыми вычерпывается вода, постоянно проникающая сквозь дно и борта лодки. На каждой такой лодке имеется рожок из раковины. Это своеобразный сигнальный инструмент, необходимый для связи с другими лодками и берегом.

Хотя меланезийцы и не достигли той степени мореходного мастерства, которой отличаются микронезийцы и полинезийцы, их достижения все же значительны. Чтобы не терять ориентиров, лодки меланезийцев ходят лишь вдоль берега. Опасные места у рифов отмечены торчащими из воды сучьями и палками. На побережье в местах, где особенно сильный прибой, на большом расстоянии от берега сооружены волнорезы из коралловых глыб.

Кроме лодки с балансиром меланезийцы пользуются так называемым моном - дощатой лодкой без балансира. Такая лодка "сшита" из отдельных досок и промазана смолой паринариума. Однако мон отличается от лодки с балансиром не только конструкцией, но и способом гребли. В моне гребцы сидят попарно, и каждый в паре гребет только на стороне своего борта. Кроме того, в дощатой лодке скамейки гребцов довольно низкие, отчего весло при взмахе часто ударяет по борту. Мон ведет свое происхождение от лодки орембай. Она встречается на Молуккских островах в районе пролива Сент-Джордж, отделяющего Новую Ирландию от Новой Британии, а также на Соломоновых островах. Это свидетельствует о том, что трасса меланезийских странствий затрагивала побережье Новой Британии, проходила по проливу Сент-Джордж и заканчивалась в районе Соломоновых островов.

Эти замечательные лодки сооружают только там, где растут стройные корабельные деревья тима. Их высокие стволы, почти не имеющие сучьев,- наилучший материал для изготовления дощатых лодок. Сооружение такой лодки требует большого умения. На рубеже XIX-XX веков на архипелаге Бисмарка в строительстве монов отличился некто Панаке, вождь племени ламасса. С тех пор его имя стало широко известным. Селение, где он жил, превратилось в сплошную верфь. Далеко гремела слава Панаке. Люди со всего побережья съезжались в его селение и там у искусных мастеров-судостроителей буквально вырывали из рук готовые лодки. По размерам и по красоте эти моны уступают разве что монам соломонийцев, у которых такая лодка забирает до девяноста человек. Моны соломонийцев своими высоко вздымающимися носом и кормой похожи на лежащий серп луны. На севере архипелага такие лодки украшали резными фигурами предков. Красно-черно-белая раскраска этих фигур резко контрастирует с цветом бортов. На юге архипелага лодки красили в черный цвет и борта их искусно инкрустировали перламутром. На форштевень лодок как первого, так и второго типа насаживали крупные, сверкающие белизной панцири улиток овула (ovula) и устанавливали фигуру предка в характерной позе на корточках; фигура предка - это дух-хранитель и талисман для всех плывущих на этой лодке.

Центры кораблестроения, пользовавшиеся особой известностью, были и на Соломоновых островах. Это небольшой остров Бука, верфи которого снабжали лодками племена западной части архипелага. А остров Рубиана продавал свои дощатые лодки с великолепными перламутровыми инкрустациями жителям других островов, вплоть до островов Шуазель и Исабель. Жители Рубианы продавали даже обработанные доски, и этот товар ценился весьма высоко. Из обработанных досок жители некоторых островных групп сколачивали лодки.

Обитатели восточного побережья Папуа пользуются весьма импозантными лодками-лакатоями. В давние времена лодки-лакатои у любивших торговать прибрежных племен залива Папуа были единственным средством передвижения для торговли с другими племенами. Каждый лакатой состоял по меньшей мере из двух больших спаренных однодеревок длиной по двадцать метров. Иногда соединяли несколько однодеревок, и получался своеобразный плот. Возможно, что эти спаренные лодки появились у меланезийцев под влиянием полинезийцев, у которых двойные лодки были самыми распространенными морскими судами дальнего плавания. На лакатое установлены один или два паруса, похожие на раковые клешни и по форме поразительно напоминающие паруса на лодках жителей островов Санта-Крус.

После рейса лакатой затаскивали на берег, чтобы его не унесло в море и не разбило бурей. Но на берегу лакатой пересыхал. Он как бы скручивался штопором. Поэтому лакатои ставили на специальные деревянные подпорки, паруса свертывали, мачты складывали, балансиры с поперечинами снимали и, наконец, все это заботливо накрывали циновками и листьями. Когда лодкой долгое время не пользовались, ее закатывали в специальное помещение.

Если на Соломоновых островах громадные моны были настоящими военными судами, то у большей части населения Меланезии все средства передвижения по воде служили только мирным целям. Более мелкие и простые лодки с балансиром применялись в рыболовстве, более крупные - для дальних торговых рейсов и визитов. Слава искусных мореходов и торговцев закрепилась главным образом за жителями островов Тумлес, Сиасси, Тами и Били-Били. Земля этих мелких островов не могла прокормить всех меланезийских поселенцев, и поэтому им приходилось порой возделывать поля на находящемся по соседству с ними новогвинейском побережье. Но при плохой погоде им было не так-то просто до него добраться. Тогда предприимчивые островитяне стали производить сверх собственной потребности горшки, деревянные миски, предметы украшения и лодки. Эти товары они завозили единым рейсом во многие прибрежные селения Новой Гвинеи, как ближние, так и дальние, выменивая различные съестные припасы.

Еще на рубеже XIX и XX веков жители Тами ходили под парусами со своими товарами на 200 км, до самого южного мыса Новой Британии, а жители островов Сиасси стали посредниками в торговле между селением Сикава, расположенным в одной из бухт северного побережья Новой Гвинеи, и селением Аруэ на южном побережье Новой Британии. Жители острова Били-Били продолжили свои рейсы до острова Дампир, отстоящего от них на 60 км.

Предприимчивыми мореходами и купцами были и жители архипелага Луизиада и Соломоновых островов. Люди острова Саа (Соломоновы острова) совершали шестидневные торговые рейсы к островкам Санта-Анна и Санта-Каталина, а жители острова Алитэ ходили морем на Гвадалканар и выменивали там предметы украшения на продовольствие. В группе Новых Гебрид важную роль в торговле с островом Тикопиа играл остров Ваникоро. Его жители поставляли отличный корабельный лес и слыли хорошими строителями лодок. Они охотно приобретали предметы украшения в обмен на циновки. Классический пример морской торговли меланезийцев - это так называемые рейсы хири, совершавшиеся людьми племени моту (восточное побережье залива Папуа). Моту возили горшки собственного изготовления на запад, в селения на побережье залива Фрешуотер, отстоящие от них на расстоянии двухсот километров, и приобретали там свою излюбленную провизию - саговую муку. За один такой рейс шестьсот человек из племени моту перевезли однажды на лакатоях тридцать тысяч горшков. На них они выменяли 4000 ц саговой муки. Как ни огромно это количество, саговая мука не наводнила рынок, так как ее тут же перепродавали охотно покупавшим ее жителям соседних деревень.

Лучение рыбы острогой (Соломоновы острова)

Юго-восточный муссон постепенно стихает. В окрестных селениях Порт-Морсби кипит работа. Предстоят рейсы хири. Каждый лакатой поведут два капитана. Один, называемый бадитауна, будет командовать на пути к месту назначения, другой, доритауна,- на обратном пути. Оба сидят на деревенской площади, подыскивают себе команду.

На лакатое, как и на каждом приличном судне, без повара не обойтись. Повар должен быть неженатым, капитаны выбирают его с большой осторожностью. Каждый капитан подбирает себе помощника, юношу для особых поручений. Своим будущим матросам капитаны рассказывают о прежних походах, знакомят их с обязанностями. За беседой не худо и покурить табак. Вынимаются бамбуковые трубки, зажигаются головней листики туземного табака. Мужчины с упоением затягиваются. Они буквально пьют этот дым и не выпускают его обратно, как это делаем мы. От таких затяжек священнодействие курения нередко сопровождается сильным покашливанием.

Опускается ночь, и все расходятся по домам. Пока капитаны их не вызвали, будущие матросы занимаются обычными делами. Но жизнь самих капитанов идет уже по иному руслу. Они должны от многого воздерживаться. Им нельзя не только иметь половые сношения с женами, но даже разговаривать с ними. Им придется теперь отказывать себе в некоторых блюдах. Эти табу - непременное условие успеха предстоящей поездки. Они возникли на основе одного туземного мифа, герой которого первым совершил рейс хири.

Проходит несколько недель. В начале августа командиры лодок созывают свои команды. Прежде всего надо подготовить лодки для путешествия. Часто соединяют две, еще чаще три или четыре лодки, а иногда и более в одно массивное судно. Борта лодок надстраивают досками. На эти доски кладут широкий, выступающий за борта помост, на котором размещается вся команда. И вот подготовка к отплытию прерывается в один прекрасный день своеобразной церемонией. Колдун Аруа из Эльвары с таинственным видом поджигает пучок имбиря, в который завернуты когти казуара и рыбьи головы, торжественно ходит с ним вокруг лодок, и коптящий дым окутывает их борта. Это колдовство принесет успех рейсу, теперь корабли помчатся по синим волнам со стремительностью казуара, бегущего по степи, с легкостью рыбы, плывущей по подводным просторам, и нос корабля будет уверенно и быстро разрезать волны океана. На следующий день на рассвете участники предстоящего рейса уже на ногах. Неподалеку в мангровнике сваливают несколько стволов и притаскивают их к деревне. Это материал для мачт. Тяжелыми каменными топорами срубают сучья. На верхушках оставляют рогатину, через которую перекидывают тросы для парусов. Затем обрубают корни дерева на определенную длину таким образом, чтобы мачту можно было прочно прикрепить к палубной балке. Перед тем как установить эти гигантские мачты, на верхушке каждой из них укрепляют рамку с большими ракушками улитки овула. У многих народов Тихого океана это символ удачи и в то же время эмблема.

Тем временем другие жители деревни сшили из циновок большие паруса. Они выглядят как огромные клешни рака, расправленные поперечными стержнями. Не менее важен невзрачный на вид якорь. Это бесформенная каменная глыба, укрепленная на ротанговом канате и лежащая на борту. Во время рейса несколько человек из команды всегда сидят у этой глыбы, чтобы в случае большого волнения на море немедленно бросить якорь. Для размотки ротангового каната нужны сильные, крепкие руки. На судне строго следят за тем, чтобы никто не перешагнул через размотанный канат, ибо это может навлечь гибель на судно. Однако корабли считаются готовыми к отплытию лишь тогда, когда они прошли испытание в гавани.

С давних времен для всех моряков это был праздничный день, и вот сейчас все мужчины Эльвары в самом лучшем настроении. На корме лакатоя трудится полдюжины гребцов, а остальная команда затягивает одну из многих мелодичных песен, поющихся обычно только на лакатое. Смысл песни непонятен самим поющим:

 Оалабада овириа нанаиа 
 Арио визиу о вери ауко 
 Богебада эрароиа нанаиа 
 Иропе уманаи эла дауко!

Пение сопровождается боем небольших деревянных барабанов, и девушки со сверкающими белыми ожерельями из ракушек, в развевающихся нарядах из перьев танцуют на передней площадке корабля. Правда, обоим капитанам запрещено участвовать в веселье. Они все время находятся в своей "каюте", как требует от них традиция. Лодки снова медленно скользят к берегу. Кили со скрипом врезаются в прибрежный песок.

А женщины тем временем обвернули изящные круглые горшки, изготовленные ими за многие недели, сухими листьями банана. Сейчас они складывают горшки в трюм. Люди, живущие к западу, в них очень нуждаются, ведь там нет гончарного производства. Зато лакатои привезут оттуда плетеные корзины с белой саговой мукой, которой в Эльваре так мало.

Через несколько дней после торжественного испытания кораблей в их трюмах уже стоят хорошо упакованные горшки. Все готово к отплытию. Нет только попутного ветра. Поэтому настроение у всех подавленное. Но бывалые капитаны знают, что скоро появится северо-восточный муссон.

Занимается день. С надеждой вглядываются капитаны в наступающее утро. Они не ошиблись. Уже доносится легкий шелест пальм. Это бриз - лучшее, чего могут желать перед отплытием моряки. Тотчас же собираются команды, и вздувающиеся паруса уносят суда от родных берегов. Корабли идут с отличной скоростью, и уже к вечеру показывается деревня Меабада. Они берут курс на Меабаду и становятся у берегов ее на якорь. А на рассвете следующего дня снова в путь. Ветер крепчает. Туго приходится кормщикам у тяжелого кормила, того гляди собьешься с курса. В ящиках с песком, огороженных с наветреной стороны циновками, горят огни очагов, где стоят горшки с кашей из саговой муки; она ждет проголодавшихся моряков.

Корабли проходят пролив Халл Зунд, и начинается церемония, издавна совершаемая в этом месте. Юноши - помощники капитанов - бросают об мачты пучки казуаровых перьев, производя при этом характерные телодвижения. Вся команда подбадривает их громкими выкриками, как бы прогоняя какое-то чудовище. И в самом деле, этой церемонией надлежит отогнать духов умерших из племени лоло, духов тех, кого некогда убили предки наших моряков. С тех пор их духи преследуют суда моту. Колдовство должно спасти от всех напастей, и люди племени моту верят, что именно благодаря колдовству их корабли благополучно пройдут жуткое место. Но вот уже пролив Халл Зунд позади, и остров Юле постепенно скрывается за горизонтом.

Ветер по-прежнему раздувает паруса, скрипят мачты, стонут снасти. Время от времени налетает шквал, но он не страшен отважным морякам. Несколько человек находятся в трюме, они вычерпывают корьевыми черпаками захлестнувшую воду. То и дело раздается голос капитана, дающего рулевым короткие команды. Те удерживают тяжелый руль ногой, наваливаясь на него всем телом. Без компаса, без карты капитаны ведут корабли строго по курсу. Им помогает опыт многих поколений мореходов.

Снова спускается вечер, и на горизонте появляется остров Баилала. И опять суда направляются к берегу и становятся на якорь, чтобы переждать ночь. На следующий день корабли прибывают к месту назначения - деревне Каимаре. Все с нетерпением вглядываются в даль берегов; зоркие глаза моряков уже заметили и жителей деревни, которые взволнованно бегают вдоль берега. Как их встретят? Этот вопрос волнует всех участников рейса, и они высказывают друг другу свои предположения. Корабли, словно ведомые невидимой рукой, подходят к берегу. Капитаны велят спустить паруса. Медленно скользят корабли между рифами. Уже нетрудно различить людей в толпе, собравшейся на берегу. Они что-то выкрикивают и размахивают руками. Но вот сначала слегка, а затем все сильней и сильней раздается скрип, и путешественники ощущают резкий толчок. Это их корабли врезались в морской берег. Капитаны довольны - ведь с этого момента снимаются все табу, которые им приходилось соблюдать во время рейса.

В то время как матросы закрепляют лодки, к гостям приближается торжественное шествие жителей Каимаре во главе с вождем племени. Дружелюбные лица этих людей сияют радостью. Капитаны со своими экипажами степенно шагают навстречу местным жителям. После традиционного обмена приветствиями каждый прибывший житель Эльвары выбирает себе среди жителей Каимаре друга, о чем оповещает всех присутствующих тем, что снимает с себя какое-нибудь украшение и дарит его своему избраннику. Это символ дружественного визита. После непродолжительной беседы с прибывшими жители Каимаре устраивают в честь высоких гостей торжественное пиршество. Каимарцы закалывают свиней и собак и тушат их в земляной печи. На камнях очага стоят огромные глиняные чаны, в которых бурлит саговая каша. Тут знают, чем можно отблагодарить друзей. Собираются все участники рейса, и начинается пиршество, длящееся до глубокой ночи.

На рассвете матросы принимаются за дело. Они выгружают горшки на берег и распаковывают их. Каждый ставит сделанные им горшки на определенное место и кладет в горшок по две деревянные палочки. Один за другим подходят покупатели. Они испытующе осматривают товар. Когда какой-нибудь житель Каимаре намеревается купить горшок, он обращается к его владельцу. Тот вынимает из горшка палочки, одну дает покупателю, другую оставляет себе. По числу таких палочек определяется число торговых сделок. Палочки аккуратно связываются и так в связках хранятся до расчета саговой мукой. Все настолько друг другу доверяют, что покупателям разрешается уносить выбранные горшки к себе домой еще до совершения расчета. Ряды расставленных горшков быстро редеют, ибо весть о прибытии кораблей уже облетела все соседние селения и привлекла многочисленных покупателей. К вечеру большая часть привезенного товара уже продана. Оставшиеся горшки раскупаются на следующий день.

Шумно в день торгов в самом селении и у причала кораблей, зато на следующий день там тихо и спокойно. Корабли чуть покачиваются на легких прибрежных волнах. Команды трудятся над канатами и парусами, они готовят суда к обратному рейсу. Деревня Каимаре точно вымерла. Лишь собаки да свиньи бегают около хижин, выискивая остатки пищи. Кое-где подле своей хижины сидит старик или старуха. С грустью глядят они куда-то вдаль. Старики понимают, что никому уже не нужны, ведь каждый, кто еще может работать, отправился в ближайшую рощу за саговой мукой, чтобы оплатить горшки. Проходит еще несколько дней, и на берегу выстраиваются сплетенные из листьев корзины с мукой. Непрерывным потоком поступают все новые и новые корзины. При помощи учетных палочек продавцы и покупатели производят все свои расчеты, и благословенная молочно-белая масса наполняет трюмы. И так все больше и больше саговой муки скопляется во чреве кораблей, и корпуса их оседают все глубже и глубже.

Приближается день отплытия. Торговые партнеры еще раз встречаются на торжественном пиршестве. Установление дружественных отношений знаменуется взаимным преподношением подарков. Как всегда в эти месяцы, ветер в районе залива дует в северном направлении. Раздаются краткие команды капитанов. Подымаются широкие тяжелые паруса, раздуваемые ветром, и словно дрожь, словно стон проходит по судам. Чинно выплывают корабли из гавани. А люди селения Каимаре стоят на берегу и машут и машут, покуда корабли им видны.

С момента отплытия от родных берегов прошло уже пятьдесят суток. Жена капитана, называемого бадитауна, ведет точный счет этим суткам. Каждый день на длинном лубяном шнурке, прикрепленном к кровельной балке хижины, она завязывает маленький узелок. Каждый десятый день она завязывает на шнурке толстый узел. Жена бадитауны в любой момент точно знает, сколько времени прошло со дня отплытия кораблей. Сейчас она знает по опыту прошлых рейсов, что корабли уже скоро вернутся, и с радостью сообщает всем об этом. Женщины Эльвары ежедневно взбираются на холм Хухунамо, откуда можно обозреть море на 40 км от берега. Корабли на обратном пути никуда не заходят, женщины знают это, и все уже приготовились к торжественной встрече с возвращающимися. Их взоры устремлены на горизонт. Не показались ли там корабли?