Но старому Кен Тунгу эти сеансы киносъемок и звукозаписи вовсе не нравились. "Молодежь куда больше интересуется "коробкой с изображениями" и "говорящим капканом", - говорил он, - чем охотой". Поэтому в один прекрасный день он обратился к нам с вежливой, но настоятельной просьбой вернуться в Лонг-Кемюат и предоставить пунан их естественному образу жизни, вдали от соблазнов современности.
В день отправления мы все нагрузились как ослы: кроме походного снаряжения, доверенного нашим носильщикам, у нас имелись еще киноаппаратура, аппараты звукозаписи, а также мои коллекции.
Конечно, одним из первых выразил желание сопровождать нас Лабунг Кулинг. Впрочем, он отличился тем, что всю дорогу громко разговаривал, обратив тем самым в бегство валявшегося в луже великолепного кабана. Свою вину Лабунг Кулинг искупил, взобравшись, словно обезьяна, на верхушку какого-то дерева, чтобы нарвать рамбутанов, этих восхитительных плодов, скорлупа которых напоминает индийские каштаны.
У вечернего костра
Затем Лабунг Кулинг остановился под другим деревом, верхние ветви которого были отягощены гроздьями небольших оранжевых шаров, - слишком высоким, чтобы он мог влезть на него. Тогда он преспокойно принялся подрубать ствол дерева своим мандоу; другой пунан делал то же с противоположной стороны. Меньше чем за десять минут дерево, вышиной по меньшей мере двадцать пять метров, рухнуло, с шумом ломая ветви. Все набросились на смехотворные плоды, оказавшиеся здесь, на земле, еще меньшими, чем они выглядели снизу; единственной их лакомой частью был тонкий слой кисловатой мякоти вокруг большого ядра.
Днем мы остановились, чтобы выкупаться в ледяной воде небольшого потока, пунаны же продолжали идти. Мы думали, что они подождут нас немного дальше, но оказалось, что они направились прямиком в Лонг-Кемюат, подгоняемые, очевидно, перспективой одурманить себя табаком. Мы были неприятно удивлены, очутившись одни в лесу, тем более что как раз в это время с обычной для экватора силой и внезапностью разразилась гроза. К счастью, мы знали, в каком направлении находился Бахау, а достигнув реки, нам оставалось только следовать вверх по течению до деревни.
Три часа мы шли под проливным дождем по обрывистому склону, рискуя быть раздавленными каменными глыбами: увлекаемые потоками воды, они катились, подпрыгивая, словно футбольные мячи.
Лес уже окутали сумерки, когда мы увидели свайные постройки Лонг-Кемюата. Но нас отделяли от них сто метров разлившейся реки, а на другом берегу не было ни одной живой души.
Мне пришлось выстрелить в воздух, и тогда наконец появился человек, направившийся к нам в крохотной пироге. Когда он подъехал, его лодка была на три четверти полна воды, непрерывно просачивавшейся сквозь дыру в днище. Повинуясь врожденному практицизму первобытного человека, он не считал нужным заделывать отверстие, которое все же позволяло ему переправляться через реку. Чтобы вернуться назад, достаточно было вылить воду из лодки, а пока она опять набиралась, человек уже достигал противоположного берега. У этой системы, не уступавшей в точности песочным часам, имелись даже свои преимущества: у соседей пропадала охота брать взаймы лодку для более дальних переездов.
Во всяком случае, так как пирога была слишком мала, было решено, что она сделает два рейса и заберет сначала Ги и Жоржа, а потом меня. Но едва она удалилась, как тут же вернулась обратно, направляемая сильными ударами весла. С тремя пассажирами на борту она решительно тонула! Только после трех рейсов в оба конца - как в классической задаче с волком, козой и капустой - мы оказались, целые и невредимые, на другом берегу. И то лишь благодаря лихорадочным усилиям пассажиров, вычерпывавших во время переезда воду - как падавшую с неба, так и проникавшую сквозь дно лодки!