Одна из главных обязанностей женщин-австралиек - собирать растительную пищу: коренья, орехи и плоды, составляющие важный элемент рациона аборигенов. В этом женщины достигли совершенства. Отношение мужа к жене в известной мере зависит от ее умения добывать для него растительную пищу в достаточном количестве.
Поиски этой пищи - каждодневное занятие женщин. Тут требуется зоркость, умениее и не знающие устали ноги. Собранная женщинами пища называется "растительная еда", но нередко мужчины с известной долей пренебрежения называют ее "женской пищей".
Женщинам Милингимби приходилось проходить изрядное расстояние, чтобы добраться до мест, изобилующих съедобными кореньями и растениями. Однажды миссис Эллемор договорилась, чтобы женщин подвез грузовик, и таким образом я мог поехать вместе с ними. В кузове грузовика, скрестив ноги, сидели женщины и дети. Всего было восемь женщин, пятеро младенцев и семь девочек.
Зная, что мои карманы набиты леденцами, старшие девочки сели поближе ко мне. Со временем они тоже станут собирать пищу для своих мужей. Как только девочки немного подрастают, матери, отправляясь на поиски "женской пищи", начинают брать их с собой.
Рядом с каждой женщиной лежала заостренная палка-копалка. Сумки, сплетенные из листьев пандануса, висели за плечами на веревке, обвязанной вокруг головы.
Женщины были возбуждены поездкой на грузовике. Они переговаривались, указывая на местные ориентиры, до которых сегодня добрались так быстро. Когда мы обгоняли идущих пешком аборигенов, женщины весело окликали их.
Мы остановились у заболоченного лесистого участка. Высокая трава, голубые лилии, растения с широкими листьями и стелющиеся побеги сливались в зеленый ковер, прикрывавший стоячие воды в низинах и углублениях почвы.
Мы вышли из грузовика. Малыши, оседлав матерей, крепко держались за их густые волосы. Как только младенец начинает садиться, его приучают сидеть на плечах у матери, обхватив ногами ее шею. Вначале мать придерживает малыша за ножку или поддерживает рукой его спинку, чтобы он чувствовал себя уверенней, но вскоре ребенок начинает обходиться без ее помощи.
Женщины быстро переходили с места на место, потом останавливались и, прежде чем вытащить корень, разрыхляли почву своими копалками. Они складывали коренья в висевшие за спиной сумки. Те из них, у которых на плечах сидели дети, вешали сумки так, чтобы веревка, проходившая вокруг лба, обхватывала и малыша. По возвращении в лагерь клубни и коренья моют и пекут на углях.
Я шел позади, стараясь угадать, какие коренья выкопают женщины. Стебли ямса распознать было легко, так как они вились по стволам деревьев. Тем не менее, когда я обратил внимание одной из женщин на хороший, как мне показалось, стебель, она, глянув на него, продолжала копать в другом месте. "Это негодный ямс", - сказала она, давая мне понять, что клубень несъедобен.
Бродя по зарослям, дети жевали стебли травы. Когда под их зубами сочный стебель превращался в волокнистую полоску, они бросали его и срывали другой. Дети быстро шли вперед, останавливаясь возле вьющихся растений, на которых висели черные ягоды, напоминающие мелкий виноград. У этих ягод сладкий вкус. Стоило детям наткнуться на такое растение, и они не отходили от него, пока не обрывали всех ягод.
Деги аборигенов в значительной степени сами обеспечивают себя необходимой им растительной пищей бродя по зарослям. Они гуляют не ради удовольствия в поисках пищи. Каждой поворот головы, взгляд, радостный возглас вызваны не красотами природы, а находкой съедобных плодов. Они обращают внимание только на то, что можно съесть.
Я шел позади одной женщины, на плечах у которой сидел ребенок. Мать все время нагибалась, выкапывая клубни ямса. Ребенок цепко держался за волосы матери. Он отлично приноровился к ее движениям и держал голову прямо даже тогда, когда мать наклонялась до самой земли. Иногда женщина находила место, где было много ямса и съедобных кореньев. Тут ей приходилось подолгу стоять нагнувшись, и она пересаживала ребенка на землю, чтобы было удобнее копать.
Мне казалось, что в таких случаях мать должна тщательно выбрать место для ребенка, откинуть ветки и камни, на которых ему будет больно лежать. Но женщина опускала ребенка на землю механическим движением, чтобы избавить себя на время от обузы. Иногда попадалось неудачное место, и малышу было неудобно. Он удивленно глядел на прутья и камни, среди которых очутился, но не жаловался. Ведь на земле вокруг него были рассыпаны такие сокровища! От столь богатого выбора в первый момент он терялся. Глаза у него разбегались.
Иногда малыш сразу хватал и засовывал в рот камушек, иногда веточку или листок. Но выбранные, им предметы подвергались тщательной проверке. Малыш быстро выталкивал язычком изо рта то, что ему не нравилось, и тут же находил что-нибудь другое. Если ему попадался лакомый кусочек - ягода, жук, муравей или гусеница, - он приходил в страшное возбуждение и хлопал руками по ноге согнувшейся рядом матери, желая привлечь ее внимание. Но мать была слишком занята, и ему приходилось наслаждаться своими открытиями в одиночку.
Удовольствие, с каким малыш поглощал гусениц, муравьев и жуков, натолкнуло меня на мысль поставить опыт. Я бросил малышу крыло мотылька. Он покосился на это крыло, потом посмотрел мне прямо в глаза. Меня удивил его испытующий взгляд, поскольку до этого мы обменивались дружескими улыбками и возгласами одобрения. Мне показалось, что малыш подозревает меня в неблаговидном поступке. Я протянул руку, чтобы убрать крыло мотылька, но ребенок живо схватил его, продолжая внимательно наблюдать за мной. Не сводя с меня глаз, он съел крылышко. Через несколько мгновений, словно получив некое внутреннее одобрение, малыш улыбнулся мне, Я почувствовал облегчение и сказал матери, сидевшей на корточках рядом со мной:
- Какой у тебя славный малыш!
Она повернула голову и молча улыбнулась ребенку, постом дотронулась до него рукой.
- Не повредит ли малышу крыло мотылька? - спросил я. Но мать не поняла моих слов. Мы оба любовались малышом, а он, пожевав комочек красной глины, открыл рот и выплюнул его.