В кафетерии "Магеллан" из каждых десяти столиков восемь занимают японцы. Те же "пропорции" сохраняются и в общем количестве туристов на острове. В заведении, принадлежащем отелю "Гуам Континенталь", цены невысокие, и оно открыто круглые сутки. Неудивительно, что по утрам здесь можно встретить военных, которые лечат похмелье после вчерашних возлияний, а по вечерам - солдат в гражданском платье, начинающих деятельность, приводящую к той же болезни. Однако преобладающая масса посетителей - любимцы местных властей, туристы, которые примерно с 1973 г. приносят самым разнообразным учреждениям острова ежегодно доход на сумму около 100 миллионов долларов.
Покончив со своим легким завтраком, я (с разрешения кельнера) взял со стола меню для своего приятеля-коллекционера. Как позднее оказалось, он оценил мой подарок с далекого Гуама и подарил мне бутыль рома, которую мы с ним распили. Из кафетерия я направился на разведку в холл гостиницы. Откровенно говоря, я хотел присоединиться к какой-нибудь группе экскурсантов, которая выезжает за пределы города, поскольку индивидуальная поездка по острову на такси (единственная возможность) была мне явно не по карману. Туристский автобус должен был отойти с минуты на минуту. В самый последний момент я поспешно ретировался, так как сообразил, что все объяснения будут даваться на прекрасном, но абсолютно непонятном мне японском языке.
Однако отправиться на маленьком острове на автобусную экскурсию от здания отеля оказалось несложно. Я пропустил еще две японские группы и в конце концов присоединился к филиппинским спортсменам, остановившимся на Гуаме по пути на Гавайи. Это были веселые ребята и девушки, и путешествовать с ними оказалось одним удовольствием.
Наш гид Джим хорошо знал свое дело и густо приправлял дельную информацию анекдотами и шутками. Главное, что я запомнил, - это то, что Гуам - самый крупный из Марианских островов (бывших островов Воров) и имеет площадь более 500 квадратных километров. Его длина около 50 километров, ширина в самом узком месте - 6, а в самом широком - 14 километров.
- Не хватает еще высоты и глубины! - пустил кто-то ядовитую стрелу в симпатичного экскурсовода. Но тот нимало не смутился.
- Леди и джентльмены, самая высокая вершина острова называется Ламлам и возвышается на 1328 футов над уровнем моря, что, как известно, составляет, - блеснул он эрудицией, - 405 метров. Гуам - вершина подводной горы, основание которой находится глубоко под поверхностью океана. Впрочем, совсем недалеко от нас знаменитая Марианская впадина - самое глубокое место на планете, где мог бы скрыться полностью Эверест, и, для того чтобы он поднялся над поверхностью моря настолько же, насколько Гуам, не хватило бы мили. До сих пор только два человека достигли дна океана на такой глубине - месье Жак Пиккар и поручик американского флота Дон Уолш.
Филиппинцы наградили Джима аплодисментами, а я освежил в памяти эпопею "Триеста", которой был в свое время очень увлечен. Двадцать пять лет назад (точнее, 23 января 19.60 г.) в 25 милях юго-западнее Гуама океанский буксир американского флота "Уондэнк" доставил батискаф Пиккара к назначенному пункту. Были сделаны последние приготовления, и началась так называемая операция "Нэктон". Батискаф "Триест" впервые в истории человечества опустился на дно океана на такую глубину; приборы показали в этом месте 10 916 метров ниже уровня моря. В это царство темноты - тоже впервые - человек принес свет.
За время спуска заметили лишь одну прозрачную рыбу, двух креветок, и наконец перед глазами экипажа - дно, которого никто до сих пор на такой глубине не видел. "Дно представляет собой легкие и светлые отложения, настоящую пустыню цвета слоновой кости. Скорее всего это диатомен", - таково было первое сообщение из морских глубин. Позднее Жак Пиккар заявил:
- То обстоятельство, что мы нашли на такой глубине живые организмы, способные к существованию в этих условиях, является важнейшим результатом нашего подводного путешествия. Мы наблюдали глубинный форпост неисчерпаемой жизненной силы.
Автобус резко затормозил. Мы прибыли в морской порт острова - Апра-Харбор.
- Торговый порт, как вы можете видеть, соединяется с военным, в котором дислоцируются корабли военно-морского флота США и береговой охраны. Из торговых судов чаще всего сюда заходят "Микронэзиэн Интэроушн Лайн", "Даива Нэвигэйшн Компани", а также несколько раз в год в порт прибывают фрахтовые суда "Америкэн Президент Лайн". Этот порт (правда, не в таком виде, как сейчас) существовал еще во времена испанского владычества. В наши дни Апра- Харбор считается своего рода базовой гаванью 7-го американского флота. Мы смотрели на выкрашенные в серый цвет корабли, пришвартованные борт к борту. Их было много, а филиппинцы, у которых неподалеку от Манилы имеется подобная база Сабик-Бэй, блистали знаниями типов, скорости и вооружения отдельных кораблей.
- Что экспортируют с острова? - спросил я экскурсовода.
- Немногое. До второй мировой войны некоторое количество копры, однако в результате военных действий были уничтожены практически все плантации. Позднее наш основной экспорт составлял металлолом. Сейчас в погрузках преобладают импортные товары, а если в статистике упоминается "экспорт", то имеются в виду транзитные грузы с континента для соседних островов, которые не могут принимать крупные суда... Ну, и конечно, на экспорт у нас есть немного истории, - рассмеялся Джим.
- Леди и джентльмены, - обратился гид к группе туристов. - Японцы осуществили удар по Гуаму через два дня после нападения на Пёрл-Харбор, то есть девятого декабря тысяча девятьсот сорок первого года. Занять наш остров не составляло для них никакого труда, поскольку в соответствии с Вашингтонским соглашением он не был укреплен. Патрульное судно "Пингвин" - единственную защиту гавани - вскоре потопили японские бомбардировщики, атаковавшие остров перед высадкой небольшого десанта.
Так выглядела ныне несуществующая древняя колоннада
Джим вздохнул, ослепительно улыбнулся, довольный нашим вниманием, и продолжал:
- Кстати, "Пингвин" - не первое судно, которое затонуло в этих водах во время военных действий. Его предшественником был знаменитый немецкий "Корморан", вспомогательный крейсер, который представлял в водах Океании морские силы имперской Германии до и после первой мировой войны. Это судно - почтовый пароход "Рязань" - было украдено у русских, переоборудовано и использовано в водах Океании как военное судно. В декабре тысяча девятьсот пятнадцатого года оно зашло в наш порт и было интернировано. Нейтральные в то время американцы довольно приветливо приняли экипаж этого судна. Полтора года продолжались рауты, пикники и балы как на острове, так и на борту "Корморана". Эта идиллия прервалась внезапно, седьмого апреля тысяча девятьсот семнадцатого года, то есть по вступлении Соединенных Штатов Америки в войну. На борт "Корморана" послали вооруженный отряд, предложивший немецким морякам сдаться в плен. Однако немцы обманули американцев и посадили корабль на мель неподалеку от берега. По воле случая в январе тысяча девятьсот сорок третьего года на том же месте, в центре порта, затонуло и легло на остов "Корморана" японское фрахтовое судно "Тоаки Мару", торпедированное одной из американских подводных лодок. Сейчас оба затонувших судна - популярнейшая достопримечательность для туристов, любителей подводного плавания. Однако в последнее время мы запретили им разорять остовы судов. Все это происходило там. - Гид показал рукой в сторону того места в порту, где когда-то разыгрались описанные события.
Мы снова заняли свои места в автобусе.
- А теперь, леди и джентльмены, за несколько минут мы промчимся на "нашей машине времени" и преодолеем три года, так как именно столько продолжалась японская оккупация, в течение которой остров носил название Олия Джима. Американцы начали операцию по захвату острова в июне тысяча девятьсот сорок четвертого года. Они тщательно подготовили военные силы, корабли, командос, обеспечили поддержку с воздуха и даже специально дрессировали собак для выслеживания врага в пещерах и для предупреждения об опасности. Преобладание в силах было подавляющим, и, несмотря на это, успех обошелся американцам в тысячу пятьсот убитых и в два месяца ожесточенных боев.
Все боевые действия замыкались в рамках трех "А". Первое "А" - мы там только что проезжали - это пляж Асан, где проходила высадка десантных войск; второе "А" - порт Апра; и наконец, третье "А" - пляж Агат, который японцы в свое время, в тысяча девятьсот сорок первом году, также использовали как плацдарм для десанта. Кстати говоря, эти два пляжа - единственно пригодные для высадки пункты на всем острове, так как берега Гуама преимущественно обрывистые, особенно с юго-востока. Эти пляжи по обе стороны порта и составляли плацдарм вторжении американских маринес.
Мы подъехали к пляжу Агат. При всем старании Джима пробудить наше воображение через 34 года после описанных событий пляж нам показался обычным, лишь далеко от берега кое-где из воды все еще торчали обломки ржавого металла. Однако Джим продолжал свой рассказ о страшных атаках бомбардировщиков, о шквальном урагане огня, который обрушила на берег корабельная артиллерия, о решимости и храбрости японцев и, наконец, об адресованных островитянам листовках, которые вместе с бомбами сбрасывали американские летчики. Они рекомендовали местному населению скрыться в лесах и спокойно ожидать окончания военных действий.
Рассказ Джима об операции "Фуражир" приближался к концу, когда кто-то из филиппинских спортсменов спросил о количестве японских солдат, скрывавшихся в глубине острова.
- Точно этого никто не знает, - прозвучало в ответ, - известно только, что четвертого сентября тысяча девятьсот сорок пятого года, то есть год спустя после окончания операции "Фуражир" и после приказа императора Японии о капитуляции, на нашем острове сдался в плен последний отряд полковника Такеды численностью в сто тридцать солдат. Полковник полагал, что на острове укрывается еще несколько сот его подчиненных.
Мы с удивлением переглянулись: как такое могло быть на столь крошечной территории?
- Разумеется, эти мародеры не представляли никакой опасности, - поспешил заверить Джим. - Ведь начиная с августа тысяча девятьсот сорок четвертого года Гуам интенсивно укреплялся, превращаясь в главную базу для удара по Филиппинским островам, все еще находящимся в руках японцев, и для воздушных налетов непосредственно на Японию. В то время остров был буквально забит людьми: свыше двухсот двадцати тысяч человек, из них лишь около 21 тысячи постоянных жителей, остальные - сухопутная армия, командос и другие подразделения. Одних моряков здесь находилось семьдесят восемь тысяч, - с непонятной гордостью сообщил наш словоохотливый гид. - Никогда, ни до того, ни позже, у нас не отмечалась такая высокая плотность населения. Стоит также напомнить, - закончил Джим,- что когда в тысяча девятьсот первом году провели первую перепись населения, оказалось, что на Гуаме проживает около девяти тысяч жителей.
- А сейчас?
- Около ста тысяч, но по меньшей мере треть составляют военные. Кроме того, в общее число входят сезонные рабочие, занятые на военном строительстве.
Автобус мчался под палящими лучами солнца по прекрасной асфальтированной дороге. Мы направлялись к южной оконечности острова. Справа до самого горизонта простиралась сверкающая гладь океана. Слева тянулась холмистая местность, покрытая травой танган-танган. Там росли деревья - несколько разновидностей пальм, панданусов, гибискусов.
Проехав еще несколько километров, пассажиры автобуса оживились: мы приблизились к бухте Умтак, где некогда высадился Магеллан. Для филиппинцев это весьма важный пункт экскурсии, ведь именно этот знаменитый мореплаватель открыл их архипелаг. Правда, он вскоре погиб на маленьком острове Мактан от руки вождя Лапулапу.
Мы с удовольствием вышли из автобуса. С океана веял легкий прохладный бриз. В центре живописной деревеньки стоял обелиск, увековечивший память о высадке здесь португальского морехода. Он не представлял собой творения хорошего вкуса и не вызывал никаких эстетических чувств. Однако, если верить историческим свидетельствам, на этом месте для испанцев завершилось тяжелейшее плавание через просторы Тихого океана и, таким образом, осуществилось его покорение.
Судьба распорядилась так, что Гуам - этот крошечный кусочек суши - стал главным свидетелем свершения одного из самых великих деяний в истории человечества до наступления эры проникновения человека в космос, так как покорение Тихого океана "скорлупками" Магеллана не идет ни в какое сравнение с плаванием X. Колумба. Судьба уготовила Магеллану куда более суровые испытания, чем его великому предшественнику. Ведь X. Колумб на его заново оснащенных и прекрасно снабженных всем необходимым судах шел через океан всего 33 дня, причем за неделю до высадки в Новом Свете плавающие в море водоросли, куски деревьев и птицы утвердили его во мнении, что он приближается к суше. Экипаж Колумба был полон сил, здоровья и прекрасно снабжен провиантом. Неизвестные страны ждали их впереди, позади Колумб оставил знакомые родные берега и возможность туда вернуться.
Тем временем Магеллан, как писал С. Цвейг, "устремляется в неведомое, и не из родной Европы, не с насиженного места плывет он туда, а из чужой, суровой Патагонии. Его люди изнурены многими месяцами жестоких бедствий. Голод и лишения они оставляют позади себя, голод и лишения сопутствуют им, голод и лишения грозят им в будущем. Изношена их одежда, в клочья изодраны паруса, истерты канаты. Месяцами не видели они ни одного нового лица, месяцами не видели женщин, вина, свежего мяса, свежего хлеба, и втайне они, пожалуй, завидуют более решительным товарищам, вовремя дезертировавшим и повернувшим домой, вместо того чтобы скитаться по необъятному океану. Так плывут эти корабли - двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят дней, и все еще не видно земли, все еще никаких признаков ее приближения! Тысячи и тысячи часов плывет флотилия Магеллана среди беспредельной пустыни... Ошибочными оказались все расчеты расстояний, произведенные там, на родине, Руи Фалейро. Магеллан считает, что давно уже миновал Сипанго - Японию, а на деле пройдена только теперь неведомого океана, которому он из-за царящего в нем безветрия навеки нарекает имя il Pacifico - Тихий.
Географическая «карта» из палочек (Маршалловы острова)
Для флота Магеллана это был покой смерти, так как уже давно мореплавателей мучит голод. До последней капли выпито вино, а пресная вода загнила в грязных бочках, бурдюках и издает такое отвратительное зловоние, что несчастные вынуждены затыкать носы, прежде чем смочат себе горло мизерной дневной порцией жидкости. Все глубже западают щеки, глаза теряют блеск. На кораблях уже не моряки: по палубам едва передвигаются тощие человеческие тени.
Сухари - единственная их пища наряду с рыбой, наловленной в пути, - давно уже превратились в кишащую червями, серую, грязную труху, вдобавок загаженную испражнениями крыс, которые, обезумев от голода, набросились на последние жалкие остатки продовольствия. Тем яростнее идет охота за отвратительными животными, и, когда моряки с остервенением преследуют по всем углам и закоулкам пожирающих остатки скудной пищи разбойников, они стремятся не только истребить их, но и продать эту считающуюся изысканным блюдом мертвечину: полдуката золотом уплачивают ловкому охотнику, сумевшему поймать одного из отчаянно пищащих грызунов, и счастливый покупатель с жадностью уписывает омерзительное жаркое"2.
2 (Там же, с. 175-177.)
И далее писал Пигафетта, хронист экспедиции: "На-конец, дабы не умереть с голоду, мы стали есть куски воловьей кожи, которой с целью предохранить канаты от перетирания была обшита большая рея. Под долгим действием дождя, солнца и ветра эта кожа стала твердой как камень, и нам приходилось каждый кусок на четыре-пять дней вывешивать за борт, дабы хоть немного ее размягчить. Лишь после этого мы слегка поджаривали ее на угольях и в таком виде поглощали"3.
3 (Там же, с. 178.)
19 моряков погибло в этом голодном походе, остальные либо с трудом передвигались, опираясь на палки, либо в неподвижности ждали смертного часа. А океан оставался все таким же гладким, а небо неизменно голубым.
"И если бы господь и его святая матерь не послали нам столь благоприятной погоды, - писал Пигафетта, - мы все погибли бы от голода среди этого необъятного моря"4.
4 (Там же.)
Лишь 74 года спустя к тому же берегу прибыл корабль с таким лее оголодавшим, но еще более странным экипажем. Это было судно "Капитанья", принадлежавшее экспедиции Альвара де Менданьи, который, отплыв из Перу, намеревался колонизовать Соломоновы острова, архипелаг легендарного богатства. "Капитанья" была осколком экспедиции, которая распалась уже на острове Санта-Крус. Корабль приплыл на Гуам под командованием жены Менданьи доньи Изабель, 18-летней дамы, которая кроме красоты отличалась своеобразным характером. После драматических событий в новообразованном поселке на Санта-Крусе и смерти мужа донья Изабель постановила выйти в море с намерением достичь Филиппин.
Однако перед выходом в море она вступила в брак с тогдашним плейбоем Франсиско де Кастро, который, впрочем, уже давно был ее любовником, еще при жизни Менданьи. "Капитанья" было слишком маленькое и весьма потрепанное судно с небольшими запасами провианта. Его переполняли толпы поселенцев обоего пола; на судне свирепствовала неизвестная болезнь. В этих условиях людей охватило своего рода безумие: непрекращающиеся оргии, которые возглавляла влюбленная в своего нового мужа донья Изабель. Перед лицом надвигающегося всеобщего голода она прежде всего заботилась о том, чтобы ее Франсиско не потерял кондиции, и лично приносила ему еду из запертых складов. Донья Изабель в течение всего плавания даже для стирки пользовалась пресной водой, в то время как другие молили о нескольких каплях, чтобы смочить пересохшее горло. Воды не было! Поистине на корабле царила удивительная атмосфера, а также полная покорность женщине-адмиралу. Никто и не помышлял о бунте. Люди умирали от голода и жажды; их выбрасывали за борт, но никто не притронулся к нескольким живым свиньям, которые могли бы их спасти от голода: они принадлежали красавице Изабель.
Когда корабль приблизился к Гуаму, над ним висело устрашающее зловоние, исходившее от больных и умирающих. Здесь судно получило мизерную помощь. Пассажирам едва тащившегося судна не хватило жалких запасов провианта и воды до Манилы. Поэтому путь корабля продолжали отмечать трупы, выброшенные за борт. Через 96 дней после выхода из Санта-Круса корабль смерти появился в манильской бухте. Его ввели в порт местные матросы, так как на "Капитанье" ни у кого уже не было сил обслуживать паруса, тянуть канаты. Прибывшие на борт, затыкая носы, с удивлением взирали на истерзанные цингой и лихорадкой человеческие скелеты - экипаж и пассажиров корабля-призрака. Однако вид стоящей на баке молодой женщины с кожей оливкового цвета, выглядевшей так, словно она два дня назад покинула Лиму, буквально парализовал их.
Повсюду, в каждом закутке едва держащегося на воде судна можно было найти признаки устрашающего голода. В то же время у ног женщины с каменным сердцем резвились две упитанные свинки. Они были немедленно заколоты для угощения... сытых родственников доньи Изабель, которые пришли на берег, чтобы приветствовать кузину.
Эниветок — ракетный полигон Маршалловых островов
Джим снова попросил нас занять свои места в автобусе. Я отрицательно покачал головой. Экскурсанты должны были поехать в Меризо, на знаменитый курорт, расположенный всего в нескольких километрах. Там можно поплавать, съесть мороженого, покататься на водных лыжах и т. д. Мне это показалось неинтересным. Я решил остаться здесь.
- Подхватишь меня на обратном пути, - сказал я гиду.
Джим согласился. Полчаса бродил я среди развалин испанской церкви, разрушенной во время землетрясения, и еще полчаса - по остаткам форта Соледад. Именно здесь солдаты короля Испании охраняли вход в бухту и не спускали глаз с моря, высматривая галионы из Акапулько. Сюда заходили Лоаяса, Гаэтано и Легаспи, на этот берег высаживались сонмы миссионеров: иезуиты, августинцы, капуцины и снова иезуиты. Испанские губернаторы функционировали прежде всего как защитники веры. 230 лет церковь была здесь единственной действительной властью. Местное население - чаморро - повально обращали в истинную веру, принуждали к несвойственному этим детям природы образу жизни. Чаморро принимали веру и". с невероятной быстротой вымирали. Прежде ритм жизни этих людей определялся праздником урожая (чаморро единственные среди островитян Океании возделывали рис, вероятно благодаря близкому соседству с Азией), выходами в море на рыбную ловлю и другими обрядами, завещанными предками. Испанцы установили для них календарь католических праздников, ежедневные молитвы и принудительный труд.
В доиспанское время каждая семья жила со своего земельного участка, но захватчики отобрали у чаморро удобные земли, заставляя работать на отдаленных наделах. В далекие времена социальной основой общества являлась большесемейная община (допускался конкубинат). Официально главой семьи являлся мужчина, но жена осуществляла истинную власть (у нас тоже такое бывает: мужчина управляет, а жена решает). Добродетель дочерей тяготила родителей, поэтому незамужние девушки часто обслуживали так называемые "клубы холостых мужчин", где получали необходимый сексуальный опыт. Разумеется, во время испанского владычества всех их насильно объединили в местные общества Дщерей Марии. К концу XVII в. на Гуаме проживало лишь несколько сот чистокровных чаморро. Эти люди уже не имели ничего, кроме силы своих мышц на продажу, так как половина земель острова принадлежала государству и церкви, а остальные земли находились во владении богатых, лояльных властям метисов.
Из отрывочных исторических сведений следует, что обществу чаморро некогда была свойственна кастовая система. Примерно четвертую часть народа составляли "благородные", остальные - простолюдины. Привилегированная часть оставила за собой право на рыболовство и торговлю с другими островами. Народ платил им дань в виде продуктов и отработок. Общественные уклады подобного рода по прибытии белых подверглись радикальным изменениям, и никто не позаботился в свое время записать историю и легенды этого таинственного народа. В настоящее время чаморро считаются вымершим народом.