"Первый репортер Микронезии"

Ян Станислав Кубари прожил неполных 50 лет и половину этого срока провел в Океании. Ни один из известных в этнографии ученых, исследователей, путешественников не посвятил столько времени исследованию какого-то одного региона. Только на Каролинском архипелаге Кубари прожил 17 лет. После смерти поляка прошло почти 100 лет, а результаты его исследований для мировой науки до сих пор представляют собой бесценное сокровище уже потому, что мира, который наблюдал Кубари, не существует. Цивилизация белых, а позднее военное безумие полностью смели специфику, а заодно и жителей этого островного микрокосма. В настоящее время ни одна серьезная работа о Микронезии не может выйти без замечаний типа "как считал Кубари", "что открыл Кубари" и т. п. Ученые, современники Кубари, такие, как А. Кремер, А. Бастиан, Ф. В. Христиан и другие, были о нём столь высокого мнения, которое явилось бы честью для любого ученого в любое время: "В исследовании Каролинских островов Кубари принадлежит бессмертная заслуга"; "Для исследования Микронезии Кубари сделал больше, чем кто-либо до и после него"; "Работы Кубари являются фундаментом, на который должны опираться все дальнейшие исследования об этих островах".

Кем же он был, этот муж науки, какие обстоятельства способствовали созданию того наследства, которое он оставил науке, и что подняло его над всеми исследователями Океании?

Ян Станислав Кубари родился 13 ноября 1846 г. в Варшаве. Отец Станислава был лакеем, мать Тэкла, немка по происхождению, - домохозяйкой. Когда мальчику было 6 лет, отец умер, и мать снова вышла замуж за варшавского сапожника Томаша Марцинкевича. На Даниловичовской улице 8, т. е. в известном доме "Под крулями", отчим имел мастерскую, в которой и прошла юность будущего исследователя далеких островов.

Пан Марцинкевич был патриотом, истинным поляком, который не мог смириться с подневольным положением родины. Поэтому нет ничего удивительного в том, что с самого начала восстания 1863 г. Ян Станислав Кубари, еще совсем молодой человек, ученик 6-го класса гимназии, принял активное участие в повстанческой деятельности и выполнял ответственные задания, несмотря на свой юный возраст.

После поражения восстания Кубари вместе с беженцами оказался в Дрездене. Там при не выясненных до сих пор обстоятельствах он становится... осведомителем русского посольства. Это удивительное превращение патриота в жалкого доносчика до сих пор вызывает недоумение историков. Существует мнение, будто на этот шаг молодого человека (Кубари в то время было всего 17 лет) вынудили тоска по матери и желание поскорее вернуться в Варшаву, а возможно, и нажим родственников, проживавших в Германии. Однако независимо от истинных причин, которыми руководствовался Кубари и о которых мы, вероятно, никогда так и не узнаем, его сотрудничество с царской полицией продолжалось и в Варшаве. Будучи в руках опытных агентов, видимо принуждаемый и шантажируемый, уже в качестве студента медицинского факультета он выслеживал своих товарищей по учебе и получал за это деньги.

Эта жалкая деятельность дорого обходилась Кубари, который, по-видимому, недостаточно хорошо справлялся со своими обязанностями, коль скоро был арестован и приговорен к ссылке в отдаленные районы России. Может быть, Обещание дальнейшего сотрудничества избавило его от наказания. В конце концов, не вынеся такой сложной двойной жизни, молодой человек выбрал радикальное решение - бегство. Отослав матери прощальное письмо, Кубари в марте 1868 г. пешком (!) добрался до Берлина, где в то время проживали родственники матери. Замкнулся первый круг нелегкой жизни будущего исследователя Океании. Вот отрывок из его письма к матери, свидетельствующий о настроениях молодого человека:

Микронезийская красавица

"... Сердце мое обливается кровью при мысли, что я должен был бежать тайно, как вор, без твоего благословения и объятия. Я жалкий человек, который всегда жил погрузившись в себя, презираемый всеми, - я привык к горестям, потому что вся моя жизнь, начиная с 1863 г., была сплошным страданием".

В 1869 г. после множества мытарств Кубари в поисках работы прибыл в Гамбург и при посредничестве новых друзей попал в крупный торговый дом "Дж. К. Годефруа и сын". Это был особый экономический организм. В то время, когда Кубари искал работу в Гамбурге, филиалы Годефруа действовали в Америке, Чили, на Кубе и в Океании; независимо от этого предприятие имело долю в банках и промышленности. "Дом Годефруа", возглавляемый, как обычно, очередным "Иоганном Цезарем", стал в тот период не только мощной торговой организацией, но и покровителем науки и искусства. Благодаря Годефруа VII возник известный впоследствии Музей естественной истории, стали выходить научные журналы, а также были привлечены ученые и собиратели коллекций в области природоведения и этнографии Южных морей. В те времена в Европе неслыханно возрос интерес к экспонатам такого рода, и наряду с костюмами, реликвиями, оружием и обычаями островитян они будили неизменное любопытство. "Король Океании" - так называли Годефруа - делал в этом регионе свои "кокосовые дела" в прямом и переносном смысле слова¹⁰. Он мог себе позволить такую роскошь, как занятия этнографией. Правда, благодаря этому капризу был сделан большой вклад в науку. Владелец этой фирмы сумел по заслугам оценить Кубари и с 1 апреля 1869 г. зачислил его на работу в качестве собирателя экспонатов на Тихом океане для музея Годефруа. Кроме того, Кубари было предписано сотрудничество с журналами, которые издавал Годефруа.

¹⁰ (Здесь игра слов: в польском языке выражение "делать кокосовые дела" - имеет значение "заниматься бизнесом, наживаться".)

Через месяц с контрактом, заключенным на 5 лет, Кубари отправился на борту судна "Вандрам" на Самоа, острова, которые в то время назывались островами Мореплавателей. Начинается очередной, важный этап в жизни 22-летнего человека, который юноша открывает довольно неуклюжими стихами, адресованными матери; отрывок из них мы здесь приводим:

 Увы мне, я бедный изгнанник ничтожный! 
 Кто со мной простился? Германия, мой боже! 
 Меня проводил орел черный на стяге, 
 С корвета немецкого выстрела пламя... 
 Ах, если б увидел я белое знамя, 
 В душе цвело бы столько отваги!11

¹¹ (Отрывок из стихотворения Кубари взят из кн.: Слабчиньски В. На островах Океании. Варшава, 1956. Слово "знамя" употреблено из-за цензуры, следует, конечно, читать "орел".)

Переезд Кубари на Самоа продолжался 130 дней. Поляк высадился в Апии и явился в местную факторию Годефруа, где его тепло приняли. В общей сложности молодой человек провел на островах Мореплавателей 8 месяцев. В какой-то мере он готовился к выполнению своей основной задачи - изучению Каролинских островов, где, как мы уже знаем, он должен был заняться сбором экспонатов. Однако уже в Полинезии поляк обратил на себя внимание своими способностями к языкам, так как за короткое время научился говорить на языке самоа. На Самоа Кубари написал также свой первый научно-популярный репортаж, опубликованный в 1873 г. в варшавском "Тыгоднике иллюстрованом": "Зарисовки с Матросских островов (островов Мореплавателей) на Великом океане, собранные в 1870 г. Яном Кубари, с гравюрами по фотографиям, сделанным автором на месте".

На острове Савайи Кубари сделал свое первое научное открытие: обнаружил неизвестный науке вид птиц, который впоследствии был назван зоологами Pereudiastes pacificus. Это была камышница - разновидность водной курочки.

Путешествия Кубари по Океании чаще всего зависели от рейсов торговых судов, принадлежавших "Дому Годефруа". Этот флот насчитывал 27 кораблей. Одним из них была "София". На ее борту Кубари отправился в Микронезию, т. е. в тот район мира, с которым оказалась связана вся его последующая жизнь. В противоположность Полинезии, уже значительно разрушенной цивилизацией белых, Микронезия с ее первобытной культурой была в то время почти нетронута.

"София" доставила Кубари к Маршалловым островам, туда, где в южной части архипелага расположены острова Эбон. Они представляют собой атолл, округлый контур которого складывается из 21 едва выступающего над поверхностью воды кусочка суши. Следует добавить, что поверхность всех этих крошек, вместе взятых, не насчитывает и 6 квадратных километров. Эбон был открыт лишь в 1824 г. американским китобоем капитаном Джорджем Джоем, т. е. менее чем за 50 лет до прибытия туда Кубари. На этой "земле" путешественник провел 4 месяца.

В биографии будущего исследователя Каролинских островов Эбон замечателен тем, что здесь им была написана первая научная работа, изданная на немецком языке в "Journal des Museum Godeffroy", в первой тетради данного издания за 1873 г. Важнейшей частью исследования поляка был небольшой словарик языка жителей Эбона. Кубари повезло на острове и как естествоиспытателю, так как там ему удалось найти образцы чрезвычайно редкого коралла Pavonia рарегесеа. Описание островов Эбон открыло большую серию научных публикаций Кубари, которые принесли ему заслуженную славу.

В начале сентября 1870 г. Кубари наконец впервые попал на Каролинские острова, на этот раз на борту судна "Сусанна". Он высадился на Понапе, а затем оказался на интереснейшем и в наше время острове Яп, лежащем в западной части архипелага, который в соответствии с указаниями, полученными еще в Гамбурге, должен был стать основным предметом его исследований.

С Япа начинается красочный калейдоскоп островов, на которых целых 17 лет (с небольшими перерывами) жил и работал мой соотечественник: различные острова Палау, так много значивший в жизни Кубари Понапе, Потом Мортлокс, группа Нукуоро, Трук и др.

Первый период напряженной работы исследователя завершается в 1874 г. За плечами Я. Кубари значительные результаты научного, исследования Каролинских островов, архипелага, который до второй половины XIX в. был для Европы белым пятном. К несомненным достижениям поляка принадлежат его исследования на Япе - острове самых удивительных денег в мире. Это ставшие повсеместно известными каменные диски в два метра диаметром. Позади остались исследования Палау, где он достиг особенно значительных успехов в науке. Август Кремер, который посвятил свою жизнь дальнейшим исследованиям Микронезии, писал, что "1871 год был для Палау особенно значительным вследствие прибытия туда Яна Станислава Кубари. Свыше двух лет работал варшавянин на этих островах. Он сумел заслужить такое безграничное доверие местного населения, что его даже выбрали рупаком, что имело решающее значение для проникновения в тайники жизни островитян".

Сайпан. Здание современного аэровокзала

Никто из ученых до и после него не смог собрать столь существенных материалов о жизни островитян на Палау. Кубари пользовался таким их доверием, что не колеблясь принял образ жизни и одежду местных жителей. Он совершенно отказался от чопорности, обязательной в то время у белых людей при контактах с аборигенами. Такая манера держаться наверняка стала источником успехов и ценности научных работ Кубари. В то же время она вызвала неприязнь белых исследователей и чиновников, которые обвиняли Кубари в унижении достоинства посланника немецкого научного учреждения. Один из таких "ученых" (Люшан) писал о Кубари, будто тот "одичал и живет на деревьях". В будущем подобные высказывания оказали решающее влияние на судьбу польского исследователя.

В августе 1874 г. на борту шхуны "Альфред" поляк покидает Понапе, чтобы через Самоа отправиться в Европу. В трюмах Кубари вез с собой десятки ящиков с экспонатами, которые за 5 лет тщательно собрал на Каролинских островах. Особенно ценными среди них были кости, черепа и памятники материальной культуры, изъятые из таинственных гробниц в руинах Нан Мадола на Понапе.

Все эти коллекции безвозвратно погибли, так как "Альфред", которым командовал молодой, неопытный капитан, разбился на рифах Ялуит (Маршалловы острова). С опасностью для жизни Кубари спасает незначительную часть коллекций. Затем он торопливо пытается пополнить их на близлежащих островах, и на Самоа. Однако ничто не может возместить огромную потерю коллекционера. В тяжелом состоянии он направился в Европу кружным путем через Тонга, Новую Зеландию и Австралию. Он оказался одним из первых поляков, который проплыл по только что открытому Суэцкому каналу. В мае 1875 г. Кубари прибыл в Гамбург. Там против всех его опасений работодатели, пришедшие в восторг от остатков коллекции (23 ящика), предложили ему заключить новый контракт и отправиться на работу в Южные моря.

Важным событием в этой поездке стал отказ от польского гражданства и получение... британского подданства. Это произошло в Сиднее 12 февраля 1875 г. "Характерен тот факт, - писал Лех Пашковски, историк польской эмиграции, - что Кубари, у которого мать была немкой, большую часть жизни работал на немцев, но не принял гражданства от своих хозяев, а предпочел натурализоваться в Австралии"¹².

¹² (Policy w Australii i Oceanii. L., 1962, с. 202.)

Кубари мечтал повидаться с матерью и побывать на родине. Но это оказалось не так-то просто сделать - для царских властей польский ученый остался политическим эмигрантом. Однако протекция могущественного "Дома Годефруа" сыграла свою роль, и Кубари получил разрешение на въезд в Варшаву. В подарок матери с далеких островов он привез несколько чучел птиц и множество экзотических мелочей. Позднее эти экспонаты приобрел варшавский фотограф Мечниковски.

Во время пребывания Кубари в Польше существенным событием стало его участие во II съезде польских врачей и естественников во Львове в июле 1875 г. Наш путешественник был принят очень сердечно, избран одним из секретарей съезда, ему даже предложили прочитать доклад. Его доклад назывался "Отчет о научных достижениях за несколько лет путешествий в Австралии". Не подлежит сомнению, что это был первый Доклад, сделанный в Польше, содержащий сведения о Микронезии.

1876 год принес Кубари новый пятилетний контракт с музеем Годефруа, и он отправился в Микронезию весной того же года. Постоянной базой Кубари стал остров Понапе, Где он построил просторный дом и заложил, вероятно, первый в этом регионе ботанический сад. Это вовсе не значит, что поляк собрался вести оседлый образ жизни. Кубари начал как бы второй раунд исследовательских экспедиций в районе Каролинских островов и посетил крошечные острова архипелага, о которых не слышали даже капитаны судов, плавающих в этом районе Тихого океана. Кубари путешествовал на утлых лодках островитян, на которых прошел тысячи миль по бурному океану. Его можно упрекнуть лишь в получении неполного университетского образования, но ему нельзя отказать в отваге во время путешествий. Эти научные экспедиции в одиночку представляли собой нагромождение опасностей и неудобств, но зато давали возможность для таких наблюдений и исследований, которые во всей их полноте сумели оценить лишь в наше время.

В период, когда Кубари со всей присущей ему энергией расширял "территорию" своих научных исследований и в нем кипели творческие силы, на него словно камень на голову обрушилась весть об одностороннем разрыве "Домом Годефруа" контракта с ним, причем без компенсации. Это произошло в сентябре 1879 г.

Этим грубым разрывом Кубари обязан Веберу, немецкому консулу на Самоа и представителю интересов Годефруа в Океании в одном лице. Этот имперский чиновник, подготавливавший недалекий уже выход немецкого государства в Тихий океан и аннексию послеиспанской Микронезии, не выказывал сочувствия науке. И когда "Дом Годефруа" в конце 70-х годов начал приходить в упадок, Вебер тотчас уволил Кубари, поскольку господин консул составил себе не самое лучшее мнение о моем земляке на основе всякого рода доносов. Он не мог ему простить сближения с местными жителями, защиту их интересов при контакте с белыми торговцами, а также, возможно, польское происхождение. Консулу, конечно, было известно, что Кубари написал в варшавском "Тыгоднике иллюстрованом" об интересах немецких торговцев на Самоа; принимал участие в съезде польских врачей и естественников; ощущал себя поляком и мечтал, чтобы его похоронили на берегах Вислы.

Разрыв контракта поставил польского исследователя в чрезвычайно трудное положение. Он остался практически без средств к существованию и поэтому не мог вернуться в Европу. Ян Кубари, которого весть об увольнении застала на островах Трук, снова на утлой местной лодчонке отправляется домой, на Понапе. Во время этого перехода очередной тайфун (их силу наш исследователь уже не раз ощущал на себе) едва не разрешил все его заботы. Разбитая лодка была выброшена на одном из атоллов Маршалловых островов, далеко от Понапе. Однако наш путешественник все-таки добрался до Понапе и попытался перестроить свой образ жизни, стараясь приспособиться к новым обстоятельствам.

В тот период Кубари уделял много внимания и времени своей плантации, но все напрасно - урожай кокосов, кофе, ананасов и табака не принес дохода, на который он так рассчитывал. В связи с женитьбой положение Кубари становится еще более Тяжким. Расходы его все возрастают. Женой Кубари стала Анна Джелиотт - дочь американского методиста, который в то же время являлся одним из вождей на Понапе. Этот союз еще больше сблизил поляка с островитянами. Вскоре появился на свет сын Бертрам, который, к несчастью, вскоре умер. Материальное положение Кубари все ухудшалось, однако он не оставлял своей научной деятельности. В то время, когда Кубари не мог пользоваться бесплатными переездами на судах Годефруа, он занимался систематизацией материалов и подготовкой их к печати. За этот период исследователь отправил большое количество статей как в польские, так и в европейские журналы (главным образом в немецкие). Таким образом, 1882 год становится для Кубари особенно значительным - это год, когда выходит из печати целый ряд его работ. Приходит окончательное признание заслуг ученого, приходит известность.

К тому же периоду относится бурная переписка, которую Кубари ведет с адресатами из Польши. Из нее видно, как тяжко жилось исследователю без контактов с родным краем, как он тосковал без живого польского слова. В одном из писем, адресованных в варшавский журнал "Пширода и Пшемысл", он писал:"Прежде всего я хотел бы получать какое-нибудь издание о повседневной жизни вечно дорогой мне Варшавы (что-нибудь вроде "Курьера" или какой-нибудь другой газеты), а затем весьма желательны журналы, знакомящие с обеими проблемами научной жизни в нашей стране ("Тыгодник иллюстровань")".

Тиниан. Древние сооружения островитян, разрушенные артиллерией во время второй мировой войны

Кубари писал, отвечал на письма, получал авторские экземпляры своих работ, доброжелательно принятых научной средой.

И снова удар: ураган уничтожил плантацию Кубари! Наш энергичный исследователь решился на смелый шаг - он отправился в Японию искать работу в Этнографическом музее в Токио, но там нашел лишь краткий приют. Печально было его возвращение на Понапе через Гонконг и Гуам.

На Понапе его ожидал сюрприз - письмо с предложением приступить к работе для музея в голландском городе Лейдене. Это письмо - дань уважения, каким Кубари пользовался среди людей науки, многолетнюю дружбу которых он снискал, несмотря на огромное расстояние, разделяющее их. На этот раз места для него добился доктор Шмельтц, высоко ценивший способности и деятельность Кубари. Обрадованный тем, что снова серьезно сможет заняться научной работой, Кубари влез в долги и по желанию будущего работодателя отправился на Палау. Он работал там с энтузиазмом, собирал коллекции, писал. Но его подстерегал еще один удар: в следующем письме доктор Шмельтц сообщал, что музей отказался подписать контракт под влиянием мнения немецких путешественников, которые обвиняют Кубари в расточительстве и излишнем сближении с местными жителями. Стрелка судьбы Кубари падает до нуля. На этот раз его положение становится еще более тяжелым. Поляк уже не один: у него на руках жена и только что родившаяся дочь Изабелла. Хорошо, что белый рупак снова жил на Палау, где жители неизменно выказывали ему доброжелательство и уважение. Поэтому Кубари не умер с голоду и по привычке продолжал собирать научный материал. Его угнетало отсутствие денег на книги, одежду и другие потребности европейца. Кубари с головой погрузился в работу. На Палау он написал несколько ценных трудов.

Его упорство получает вознаграждение. Дают себя знать старые научные и дружеские связи - Этнографический музей в Берлине предлагал ему подписать договор. Период нужды остался позади, будущее представляется многообещающим. Кубари написал свою первую книгу "К вопросу об этнографии Каролинского архипелага" (эта работа вышла в 1895 г. на немецком языке). Получив некоторую материальную независимость, Кубари стал методично вести дальнейшие полевые исследования. Он посетил мелкие острова архипелага, на Япе продолжил изучение "денежной системы" острова, собрал для Берлина огромное количество экспонатов, много работал. Ничто не предвещало катастрофы, но она все же вскоре разразилась: Берлинский музей безоговорочно разорвал контракт, ссылаясь на якобы неподходящий стиль работы исследователя, унижающий достоинство представителя немецкой науки, руководство музея также было недовольно сближением ученого с местным населением и т. п. С мая 1885 г. Кубари остался без работы и без денег. Эти долгие месяцы стали для него настоящим кошмаром. Он решил, что теперь ему уже никогда не удастся заняться научной деятельностью.

Отстраненный от любимой работы, Кубари волей случая становится свидетелем значительного по тем временам события. В августе 1885 г. король Испании, обеспокоенный проникновением в этот район европейских держав, в частности Германии, издал приказ об официальной аннексии Каролинских островов. Была назначена точная дата, и, наверное, все прошло бы в соответствии с планами, если бы днем раньше не пришло немецкое судно, которое осуществило акт присоединения острова Яп к Германии. Разыгрался такой мощный дипломатический скандал, что папе Льву XIII пришлось мирить враждующие стороны. В результате переговоров Германии были предоставлены в этом районе широкие торговые права, а Каролинские острова формально приписаны Испании.

Месяцем позже в жизни Кубари внезапно произошел решительный поворот. Со специальной миссией к острову подошел немецкий военный корабль "Альбатрос" под командованием капитана М. Плюддеманна. Этот офицер нанял Кубари в качестве переводчика и забрал на корабль всю его семью. "Альбатрос" посетил один за другим ряд Центральных и Восточных Каролинских островов (в том числе Понапе) и в каждом случае совершил аннексию острова с поднятием немецкого флага и артиллерийским салютом. Эта колонизаторская деятельность Плюддеманна и его корабля, разумеется, не делает чести Кубари, который всегда сходил на берег как переводчик и представлял империалистические интересы Германии. Однако причину такого поступка талантливого ученого следует искать в его 0тчаянном материальном положении.

После завершения миссии "Альбатроса" Кубари с семьей добрался на борту этого корабля до Меланезии, точнее говоря, до Новой Британии, расположенной поблизости от Рабаулу. Здесь поляк получил на два года место надсмотрщика на кокосовой плантации немецкого консула Гернсхайма. Это был последний творческий период в жизни Яна Станислава Кубари. Именно здесь увидели свет его последние работы.

В 1887 г. Кубари и его семья переехали на Новую Гвинею в окрестности Константингафена, на побережье залива Астролябия. По контракту с немецкой Компанией Новой Гвинеи он работал там в качестве начальника торговой станции, т. е. по роду деятельности стал скорее лавочником, чем ученым. Больше для собственного удовольствия, чем в целях научного исследования, Кубари стал собирать коллекции в области орнитологии, природоведения и этнографии. Такое положение сохранялось до конца 1891 г. Несмотря на хорошее состояние дел на станции, возглавляемой поляком, Компания Новой Гвинеи контракта с ним не возобновила. Неблагоприятный климат в районе бухты Астролябия сильно подорвал здоровье Кубари: у него участились приступы малярии.

- Возвращение в Европу или могила на Новой Гвинее, - к такому мнению приходят его врачи.

В 1892 г. поляк вместе с женой и дочерью отправился на родину. В Гамбурге его сердечно приветствовали ученые, ведь Кубари имел уже заслуги, известные в научных кругах. Он сделал несколько докладов, навестил друзей, в том числе неизменно расположенных к нему Шмельтца и Бастиана. Но он заторопился в Польшу. Там, так же как годы назад, как раз собирался уже VI съезд польских врачей и естественников. Кубари питал некоторые надежды на встречу с представителями польской науки. Вероятно, он мечтал о какой-нибудь должности на родине, где мог бы употребить свои уникальные познания. В докладе, сделанном на съезде, Кубари недвусмысленно заявил, что хотя он работал в Океании для иностранных учреждений, но свою деятельность посвятил польской науке и именно ей мечтает посвятить остаток жизни. В ответ - молчание. Не нашлось для него работы и в Германии.

В конце 1894 г. мы снова видим Кубари на Новой Гвинее, климат которой был для него убийственным Здесь он опять потерял работу, но эти события не произвели на него сильного впечатления, ведь подобное повторялось с ним постоянно, словно в кошмарном сне. За бесценок он продал коллекцию бабочек, птиц и отправился на Понапе, единственное место на свете, где ему всегда было хорошо. Он оставил дочь Изабеллу учиться в сингапурской женской школе, которая находилась в ведении французских монахинь¹³.

¹³ (Закончив школу, дочь Кубари ушла в монастырь и долгие годы работала учительницей под именем сестры Гумбелины; умерла в 50-х годах; из польских историков вел с ней переписку об ее тде лишь В. Слабчиньски.)

После разлуки с дочерью в пути у Кубари случился тяжелый сердечный приступ, и он вынужден был прервать поездку в Маниле. Здесь он пролежал несколько месяцев в больнице, что поглотило его последние сбережения, и на Понапе прибыл неимущим человеком. На месте оказалось, что он стал нищим. Оказывается, его плантация уже не существовала, она была уничтожена боями, которые островитяне вели с испанцами. Дело в том, что под конец существования империи испанцы в страхе перед германским империализмом стали размещать на Каролинских островах военные гарнизоны. Островитяне, решительно не желавшие этого, схватились за оружие. Эти военные столкновения происходили, в частности, непосредственно на участке Кубари. Более того, испанская администрация вообще поставила под сомнение право собственности Кубари на этот клочок земли и была намерена поселить на нем какого-то чиновника. Таким образом, оказалось, что после 30 лет труда в Океании у Яна Кубари не было буквально ничего, кроме самоотверженной жены и слабого здоровья. Несколько месяцев спустя, 9 октября 1896 г., Яна Станислава Кубари нашли мертвым на могиле сына. Неутомимый исследователь Океании, вероятно, покончил с собой.

Смерть Кубари была с грустью принята как в Германии, так и в Польше. Редактор его работ Й. Д. Е. Шмельтц, питавший к поляку дружеские чувства, прощаясь в некрологе с "известным всей этнографии прославленным исследователем", писал, что ученый "обладал даром души, позволившим сблизиться с островитянами, завоевать их доверие и проникнуть в сокровеннейшие тайны их жизни..."

В Польше о нем написал Людвик Кшивицки: "Скончался исследователь, о котором, возможно, кое-что известно в нашей стране, но я сомневаюсь в Фом, Что у нас понимают всю ценность его изысканий. Этот этнограф имеет в научном мире громкое имя, хотя и не такое, какое заслужил..."

Около двух десятилетий спустя профессор К. Столыхва как бы продолжил эту мысль: "Со стыдом следует признать, что в нашей стране почти ничего не известно о знаменитом земляке, который хотя и писал главным образом на иностранном языке, но мыслил по-польски (о чем свидетельствует его манера писать по-немецки), считал себя поляком и мечтал о возвращении на родину. Кубари долгие годы ждал справедливой, по праву ему принадлежащей оценки его деятельности в Германии; в конце концов после смерти его оценили и даже начали собирать деньги на памятник знаменитому "немецкому14 ученому. Германия лишает нас не только земель, но и наших научных заслуг, присваивая ценнейшие явления нашей культуры, творцов нашей науки. Именно к таким творцам принадлежал Кубари. И случилось непоправимое - он был вынужден работать и творить среди чужих, потому-то его имя присваивает чужая культура"¹⁴.

¹⁴ (Цит. по кн.: Wypych К. W cieniu fe, Wroclaw, 1969, с. 171-173.)

В настоящее время значение работ Я. Кубари по этнографии Микронезии бесспорно. Серьезным считается также, вклад поляка в картографию этих островов и добытые им сведения об их фауне. Никто не подвергает сомнению и тот факт, что большей частью существующих в Европе этнографических собраний с Каролинских островов музеи обязаны именно польскому исследователю. Велики его заслуги в области изучения языков и диалектов Океании. Деятельность ученого увековечена скромным памятником, поставленным ему на Понапе, а также присвоением его имени горе на Новой Гвинее - Кубари-Берг. Его имя также сохранилось во множестве латинских названий в области орнитологии (Corous Kubari- птица), энтомологии (Phibalasoma Kubari - насекомое), конхологии (Papuina Kubari - раковина).

Последняя дошедшая до наших дней древняя загадочная колоннада па Тиниане

Имя Кубари, поляка трагической судьбы на службе немецкой науки, своеобразно увековечено в истории острова Понапе, который он так полюбил. В 1899 г., не в силах удержать свои заморские владения, испанцы продали Микронезию Германии. Простодушные местные жители очень скоро почувствовали тяжелую руку пруссаков. В 1910 г. на Понапе началось восстание против немцев. Его глава, островитянин и старый друг поляка, взял псевдоним "Кубари". Борьба продолжалась много недель. Повстанцы оборонялись от немцев на высоком скалистом острове Сокес. Положение в корне изменилось по прибытии немецких военных кораблей, в том числе "Корморана" (того самого, что позднее затонул на Гуаме). Восстание было подавлено, а 17 его руководителей во главе с "Кубари" предстали перед взводом, выполняющим смертный приговор. Так человек, который обладал "даром души, сблизившим его с островитянами", умер еще раз после своей смерти. Недоброжелатели Кубари постоянно осуждали его гуманное отношение к местным жителям, которое якобы наносило ущерб немецкой науке. События 1910 г. на Понапе выявили истинное лицо этой "великой" нации.