Царица пустыни

Овеянный легендами Томбукту входил тогда в государство фульбе Масину, бывшую до конца XV века вассалом государства Мали. В 1494 году Масина попала в зависимость от Сонгай и находилась в таком положении до начала XVII века, когда после жестокого подавления восстаний фульбе стала относительно самостоятельной.

В ходе религиозных движений фульбе, приведших в конце XVIII и начале XIX века к образованию в Судане ряда раннефеодальных государств, марабут Секу Хамаду, фульбе родом, создал свое теократическое государство, куда включил и торговый центр Томбукту. С помощью хорошо функционировавшей системы управления он сумел создать благоприятные условия для ремесленников и торговцев и оживить таким образом хозяйственную жизнь Масины. После его смерти эту тенденцию продолжал и его сын Ахмаду II. Провинциями страны управляли эмиры и духовные судьи - кади, назначавшиеся и смещавшиеся Ахмаду.

У Томбукту - не только торгового, но и духовного центра в Западном Судане - была весьма изменчивая история, в исследование которой Барт благодаря найденным им в Агадесе рукописям внес существенный вклад.

Еще в конце XI века племена туарегов основали у излучины Нигера поселение, из которого к 1087 году вырос Томбукту. В 1330 году манса Муса, во время правления которого государство Мали достигло внутренней стабильности и наибольших размеров, завоевал город, развившийся в значительный торговый и ремесленный центр и ставший средоточием культуры и учености. В 1434 году город был завоеван туарегами, однако уже через три десятилетия они вынуждены были уступить его Сонни Али - правителю Сонгай. При нем и особенно при его преемниках экономическая и духовная жизнь достигла нового расцвета.

Арабский путешественник Лев Африканский писал о Томбукту, который он посетил дважды: "Название этого королевства современное. Оно дано по названию города, построенного королем по имени Манса Сулейман в 610 году хиджры примерно в 12 милях от одного рукава Нигера. Дома в Томбутто - это хижины, сделанные из столбов, обмазанных глиной, с соломенными крышами. В городе есть храм, построенный из камня и извести одним превосходным мастером из Гранады, а также большой дворец, построенный тем же художником, в котором живет король. В этом городе множество ремесленных и купеческих лавок, особенно лавок ткачей, изготовляющих хлопчатобумажные ткани. Поступают в Томбутто также ткани из Европы. Их привозят берберийские купцы. Женщины города все еще соблюдают обычай закрывать лицо, за исключением рабынь, которые занимаются продажей всего, что идет в пищу. Жители города очень богаты, особенно живущие там чужеземцы, так что нынешний король отдал двух из своих дочерей замуж за двух братьев-купцов по причине их богатства. В этом городе есть также много колодцев с пресной водой. Кроме того, когда разливается Нигер, его воды по каналам доходят до города. Зерно и скот есть там в большом изобилии, так что молока и мяса едят много. Однако очень не хватает соли, потому что ее привозят из Тегаззы, которая удалена от Томбутто на расстояние примерно 500 миль. Я оказался в Томбутто один раз, когда вьюк соли стоил там 80 дукатов. Король владеет многими сокровищами - как в пиастрах, так и в золотых слитках. Один из этих слитков весит 1300 либбр. Королевский двор хорошо устроен и великолепен. Когда король со своими придворными переезжает из одного города в другой, он всадится на верблюда, а лошадей ведут стремянные. Если же нужно сражаться, то стремянные спутывают верблюдов, а все солдаты едут верхом на лошадях. Каждый раз, когда кто-либо хочет говорить с королем, он становится перед ним на колени, берет немного земли и посыпает ею голову и плечи; таков способ выражения почтения к нему. Но он требуется только от тех, кто прежде никогда не разговаривал с королем, или от каких-либо послов. Король держит около 3 тысяч всадников и бесконечное число пеших воинов, вооруженных луками, сделанными из дерева дикого укропа. Они стреляют обычно отравленными стрелами. Король часто ведет войну со своими соседями-врагами и с теми, кто не хочет платить ему подать. Когда он одерживает победу, он продает в Томбутто всех взятых в плен во время сражения, вплоть до детей.

В этой стране не водятся лошади, кроме маленьких иноходцев, на которых обычно ездят купцы во время своих путешествий, а также некоторые придворные для перемещения по городу. Но хороших лошадей доставляют из Берберии. Как только они прибывают с караваном из Берберии, король посылает человека записать их число, и, если оно достигает двенадцати, он сразу же выбирает ту лошадь, которая ему понравилась, и очень прилично за нее платит. Этот король - ярый враг евреев. Он не желает, чтобы хоть один из них жил в его городе. Если же он услышит, что какой-либо купец из Берберии навещает их или ведет с ними торговлю, он конфискует его имущество. В Томбутто много судей, Ученых, священнослужителей. Все они хорошо оплачиваются королем. Он очень почитает образованных людей. Продают также много рукописных книг, которые доставляют из Берберии. От этой продажи извлекают большие прибыли, чем от всех остальных товаров. Вместо чеканенной монеты употребляют куски чистого, без примеси золота, а для небольших покупок - каури, или, скажем, раковины, привезенные из Персии, 400 штук которых стоят дукат. Шесть дукатов и две трети входят в одну римскую золотую унцию.

Жители Томбутто по природе любезны. У них в обычае прогуливаться по всему городу ночью, после двадцати двух часов до часу ночи, играя на музыкальных инструментах и танцуя. Горожане держат для своих нужд много рабынь и рабов.

Этот город очень подвержен опасности пожаров. Во время моего второго путешествия, когда я оказался там, половина города сгорела в течение пяти часов.

Вокруг Томбутто нет ни садов с цветами, ни плодовых садов"¹.

¹ (Лев Африканский. Африка - третья часть света. Описание Африки и достопримечательностей, которые в ней есть. Л., 1983, с. 305 - 306.)

Допустим, что та или иная деталь в порыве восторга могла быть преувеличена, но богатство и слава Томбукту все же сильно притягивали к себе завистников.

Однако пора экономического и культурного расцвета миновала. Войны и всякие бедствия привели город в упадок. Число жителей снизилось с 60 тысяч до 13 тысяч человек. И тем не менее за овладение городом фульбе и туареги затевали кровавые схватки. Таково было положение, когда в Томбукту прибыл Генрих Барт.

Легендарный город, как магнит, притягивал к себе европейских коммерсантов и исследователей¹. Одни рассчитывали на большие прибыли от торговли с ним, другие надеялись раскрыть тайны этого великого города. Согласно источникам того времени, первым европейцем, остановившимся ненадолго в Томбукту, был посланный флорентийским торговым домом Портинуари купец Бенедетто Деи, который открыл здесь филиалы фирмы по продаже тканей.

¹ (Речь здесь идет о недостаточно пока подтвержденных сколько-нибудь серьезными документами сообщениях о якобы имевшем место пребывании в Томбукту в XV в. итальянского купца Бенедетто Деи, в XVII в французского моряка Поля Эмбера и в начале XIX в. американского моряка Роберта Адамса. Первым европейцем, достоверно побывавшим в этом суданском городе в 1826 г., был Александр Лэнг, а двумя годами позже, в апреле - мае 1828 г., здесь провел две недели Рене Кайе.)

В 1483 году король Португалии послал туда делегацию, чтобы разведать возможности установления торговых отношений. Французский моряк Поль Эмбер стал в 1630 году, правда отнюдь не добровольно, "гостем" города. После того как корабль, на котором он служил, потерпел крушение, он доплыл до берегов Атлантики, но был здесь взят в плен арабами и продан в Томбукту. В этом его судьба очень сходна с судьбой американского моряка Роберта Адамса. Однако эти контакты надолго были преданы забвению. А в конце XVIII века между европейскими путешественниками началось своего рода состязание, кто первым прибудет в Томбукту.

Во время двух путешествий (1795 и 1805 годов) Мунго Парка с целью исследования реки Нигер ему не суждено было дойти до города. Первым европейским ученым, достигшим цели, был шотландец Александр Гордон Лэнг (1793 - 1826), прибывший сюда в 1826 году по поручению британского правительства. В то время как Мунго Парк пытался продвинуться в Томбукту от Атлантического океана, идя на восток, Лэнг направился из Триполи через Гадамес по пустыне к югу. Однако его заподозрили в шпионаже и убили, а записи его пропали.

Первые описания быта древнего торгового центра дошли до нас от Рене Кайе (1799 - 1838). Сына пекаря из Вандеи манили неизведанные дали, а также обещанная французским географическим обществом награда в 10 тысяч франков. Без всяких средств, без должной подготовки он отправился к заманчивой цели один. В качестве мусульманского паломника, якобы похищенного французами, Кайе с западного побережья через Фута-Джаллон и верховья Нигера прибыл в 1828 году в Томбукту, где сумел сделать многочисленные записи. Однако из-за отсутствия исторического и географического образования он ограничивался описанием чисто внешних данных, не вдаваясь в суть явлений. Но его заметки разрушили миф о сказочном богатстве города. В составе марокканского каравана он пересек пустыню, а затем через Танжер вернулся во Францию, где, к большому своему разочарованию, узнал, что к его сообщению о городе отнеслись весьма недоверчиво. Лишь Барту было дано подтвердить рассказы своего мужественного предшественника: "Мне было очень интересно здесь, на Нигере, очутиться в том месте, куда дошел заслуженный французский путешественник Рене Кайе во время своей славной и опасной поездки через всю западную часть Северной Африки, от Сьерра-Леоне до Марокко, и я считаю своим приятным долгом подтвердить абсолютную достоверность его описаний".

Упреки, выдвинутые против Барта Феликсом Дюбуа в егo книге "Таинственный Томбукту"¹, в том, что он не удостоил вниманием Рене Кайе, являются в такой же мере беспредметными, как и, впрочем, вся его критика научного труда, посвященного путешествию в целом.

¹ (Dubois F. Tombouctou la Mysterieuse. P., 1897.)

Тяжелые условия перехода сказались на здоровье Барта. Ему необходим был отдых, но уже в первые дни пребывания в Томбукту он понял, что отдохнуть и подлечиться не придется. Вот что он записал об этом в дневнике: "Было решено, что, пока не прибыл шейх Эль-Баккаи, чьим личным гостем я себя рассматривал, мое жилье будет закрытым для всех, никому не будет позволено навещать меня. Тем не менее уже в тот момент, когда мою поклажу заносили в дом, а я сидел на ковре в коридоре, который вел к внешнему дворику, где находилось мое жилище, множество людей вошло в дом. Они пришли приветствовать меня. Так случилось, что, когда они рассматривали мои вещи, среди которых были для них непривычные, кое-кто начал сомневаться в моем (публично объявленном) происхождении. Однако дело обстояло так: сам я не имел ни малейшего желания убеждать этих людей в том, что я мусульманин, ведь на протяжении всего путешествия я не скрывал, что являюсь христианином... и был известен как таковой, поэтому истинное положение вещей могло в скором будущем обнаружиться; нам и так повезло, что, несмотря на наше весьма медленное продвижение и в связи с тем, что мы вынуждены были избрать во время похода извилистый путь, эта весть не опередила нас".

Хаммади, противник его любезного хозяина, известил ортодоксально настроенных фульбе, что в городе находится христианин, который выдает себя за мусульманина. Жизнь Барта оказалась в опасности. Однако Барт не испугался и начал действовать в соответствии с обстоятельствами. 10 сентября ему сообщили, что фульбе готовятся напасть на его дом. С тем большим облегчением он воспринял письмо шейха Эль-Баккаи, в котором тот заверил Барта, что он может рассчитывать на его личную защиту.

26 сентября шейх прибыл в Томбукту и уже на следующий день пригласил гостя на аудиенцию, во время которой сказал Барту, что волнения фульбе по поводу вероисповедания ученого его совершенно не трогают. Будучи главой арабского племени кунта и одновременно высокопоставленным духовным лицом, шейх Эль-Баккаи был весьма влиятельной личностью, однако его врагов нельзя было недооценивать. В споре, возникшем вокруг Барта, на первом месте была не столько оценка личности чужестранца, сколько противоборство сторон. К подстрекаемым султаном фанатикам-фульбе присоединились богатые торговцы из Гадамеса и Марокко, ловко прикрывавшие свои корыстолюбивые интересы религиозными мотивами. Шейх Эль-Баккаи с его гуманными принципами представлял интересы исконных оседлых сонгаев, угнетаемых верхней прослойкой фульбе. На его стороне выступали такие туареги, которые, хотя и были приверженцами ислама, в противоположность фульбе не отличались религиозным фанатизмом.

Оказавшись между двумя группировками, Барт был особенно подавлен тем, что сам он ничего не мог предпринять, чтобы изменить свою участь,- его будущее полностью зависело от шейха, который при всей его искренности и любезности не был человеком решительных действий. Если в сентябре благодаря здравомыслию авторитетных граждан нарастающая напряженность не кончилась открытыми столкновениями, то в октябре дело приняло опасный поворот. Султан настаивал на том, чтобы его приказ об изгнании чужестранца был выполнен, и послал в город группу вооруженных всадников. Противник Эль-Баккаи - Хаммади обратился к жителям Томбукту с призывом выполнить приказ султана. Обстановка обострилась настолько, что Эль-Баккаи вынужден был вместе со своим подзащитным в целях его безопасности покинуть город и 11 октября разбил лагерь на территории своих друзей-туарегов. Здесь в открытой полупустыне им было легче противостоять нападению.

Переход на лагерную жизнь для Барта, находившегося уже довольно длительное время (правда, в целях его же защиты) на положении арестованного, был приятной переменой. Однако уже 13 октября они вернулись в город. В то время как некоторые члены семьи шейха высказывали сомнение, стоит ли из-за чужестранца продолжать распри, Эль-Баккаи остался при своем мнении и даже предложил Барту показаться перед противникам во всеоружии, чтобы продемонстрировать ему свою готовность дать отпор.

Враждебность фульбе заставила шейха в октябре еще не раз разбивать лагерь. В такой обстановке об отъезде Барта не могло быть и речи. Ноябрь не принес никакого улучшения, а в конце месяца положение стало критическим, так как из столицы прибыл вооруженный отряд, который грозил расправиться со всеми, кто не послушается приказа задержать чужестранца "живым или мертвым".

Утром 1 декабря прискакавший из города гонец сообщил, что там готовятся к нападению на лагерь. Вскоре вдали показались всадники. Приблизившись, они передали шейху приказ султана выдать Барта, а заодно и его имущество. Напряжение в Томбукту нарастало с каждым часом, многие из друзей шейха советовали сдаться, но шейх решил обратиться за помощью к туарегам, и те прислали 100 вооруженных всадников, которые расположились вблизи жилья шейха и его резиденции для приема гостей. Соотношение сил вновь изменилось, обстановка разрядилась, и открытого нападения не произошло.

Барт понял, что тесный контакт с туарегами - залог его безопасности. Уходить из Томбукту можно было по трем дорогам: через область, населенную фульбе,- к западному побережью; вернуться к дороге вдоль Нигера, то есть так же, как он прибыл в Томбукту, и, наконец, на север, через районы, населенные туарегами,- к Средиземному морю. Несмотря на то что Барт мечтал завершить исследование Нигера, в данной ситуации он избрал третий путь, сочтя его наименее опасным.

После нескольких безуспешных воинственных выступлений противники шейха решили испробовать другую тактику: они пригрозили блокировать Томбукту и взять под контроль верховье Нигера, откуда по воде поступало зерно для города, что привело бы к голоду и наверняка к смутам. Таким образом, свой четвертый год в Африке Барт вынужден был встретить в состоянии полной неопределенности.

Первые недели 1854 года прошли относительно спокойно. Барт, как и прежде, ограничивался обществом шейха и его ближайшего окружения. Он все более настойчиво говорил своему радушному хозяину о своем желании как можно скорее отправиться в обратный путь, однако Эль-Баккаи не хотел рисковать - и Барт вынужден был запастись терпением. С конца февраля агрессивность фульбе усилилась. Вооруженное столкновение вновь казалось неизбежным, хотя сам Барт, из- за которого разгорелись распри, ничего так страстно не желал, как покинуть наконец Томбукту. Он умолял шейха сделать все возможное, чтобы мирно уладить конфликт. Мысль, что из-за него погибнут люди, была для Барта невыносимой. К счастью, удалось избежать военного столкновения и все обошлось мирным путем: фульбе обязались оттянуть свои вооруженные силы от Томбукту, а шейх обещал, что Барт больше не появиться в городе, а впредь будет жить только в лагере.

Однако время выхода экспедиции все откладывалось из-за нерешительности шейха. Чтобы не сидеть без дела, Барт занялся систематизацией и описанием полученных в Томбукту научных материалов. Так, он отмечал в своих записях, что в Томбукту по сравнению с хаусанской столицей Кано почти отсутствовало местное производство и город представлял собой почти исключительно торговый центр, где товары севера обменивались на товары юга. Главными предметами торговли были золото, соль, орехи туро и кола.

Жившие в Томбукту купцы были, как правило, агентами крупных коммерсантов Марокко и Гадамеса. Разменной монетой служили раковины каури; как показали курганные погребения, это древнейшее платежное средство. Во времена Барта 3 тысячи каури приравнивались к 1 испанскому талеру. Главным поставщиком этих раковин были Мальдивские острова. В качестве платежного средства они получили распространение от озера Чад на востоке до государств мандинго на западе, от Томбукту на севере до устья Нигера на юге. О возможностях торговых связей этих территорий с европейскими государствами Генрих Барт писал: "Трудности свободной торговли с европейцами таких мест, как Томбукту, несомненно, весьма велики. Расположение города на краю пустыни, а также на границе ареалов разных рас делает энергичное управление при нынешнем вырождении местных царств очень затруднительным, почти даже невозможным, к тому же отдаленность как от западного побережья, так и от устья Нигера весьма значительна. Однако большое значение имеет расположение этого города на северной излучине величественной реки, охватывающей огромной дугой всю южную половину Северной и Центральной Африки, включая густонаселенные, а также в высшей степени производительные страны, что делает весьма желательным открытие здесь европейской торговли, и эту задачу значительно облегчит сама река".

Барт понимал, что ревнивое соперничество колониальных держав - Англии и Франции - в Африке чрезвычайно осложняет развитие торгово-политических отношений. Коренное население, отмечал Барт, не нуждается "ни в каких иностранных протекциях для расширения торговых связей", и, более того, независимые африканские государства могли бы обеспечить себе такое хозяйственное развитие, при котором на началах равноправия европейские государства и для себя могли бы извлечь пользу. "Если бы городу Томбукту,- продолжал он,- было обеспечено либеральное правление путем учреждения здесь... Независимой власти, я открыл бы для европейской торговли и сношений широчайшее поле деятельности, и тогда весь этот район вновь мог бы быть включен в сферу влияния здорового, более крепкого объединения. Все правители и народности глубинных районов приветствуют мирные взаимоотношения с другими народами. Это распространится и на европейцев, как только они убедятся в их справедливости и надежности".

"...Однако,- требовал Барт,- торговые отношения между Европой и Африкой должны быть установлены на основе полного равноправия". Для этого он считал необходимым, чтобы родственников шейха пригласили в Европу. "Подобное посещение пробудившихся к активной деятельности коренных жителей могло бы привести к величайшим результатам, если по-настоящему, серьезно стремиться к установлению дружественных связей с этими странами, Но о таких далеко идущих планах правительства, способные пожертвовать лишь несколько сот талеров для научных экспедиций, цель которых только в том и состоит, чтобы козырнуть несколькими удачными результатами, обычно не думают".

Он также не скрывал своих мыслей по поводу "благодеяний" европейских культуртрегеров в Африке. "Со времен открытий,- замечал он,- сделанных португальцами на побережье Африканского континента, европейцы только и делали, что ускоряли распад этих стран, так что в настоящее время подъем невозможен; это относится даже к чисто утилитарным торговым отношениям".

Для той эпохи, когда поборники колониализма видели в африканцах только варваров, предложения Барта и его суждения были чрезвычайно гуманными и дальновидными.

К выдающимся заслугам Барта периода его пребывания в Томбукту следует отнести сделанные им выписки из "Тарих ас-Судан", хроники, полной интереснейших сведений и рисующей красочную картину богатой традициями истории страны.

Шейх Эль-Баккаи назначил день отъезда на 19 апреля 1854 года, и, к большой радости Барта, маленький караван во главе с самим шейхом около полудня действительно тронулся с места. Он направился к Нигеру, чтобы затем продолжить свой путь вдоль его северного берега. Барту казалось, что караван шейха еле ползет по болотам, с трудом пробиваясь сквозь заросли. Он привык к другому темпу и намеревался за два месяца дойти до Сокото, чтобы оттуда по уже знакомому маршруту достичь Кано. Ему хотелось также перед отъездом домой посетить свою "африканскую родину" - столицу Кукава на Чаде. Он надеялся найти там столь необходимые ему деньги, которые должны были туда прибыть, пока он находился в Томбукту. А затем, обзаведясь хорошей экипировкой, он мечтал с караваном отправиться на север.

30 апреля все его мечты рассыпались в прах: прискакал гонец и принес весть, что старший брат шейха Сиди Мухаммед, которого он оставил вместо себя в Томбукту, находится в опасности. Прежние союзники - туареги - якобы объединились с фульбе. В такой обстановке Эль-Баккаи счел себя обязанным незамедлительно вернуться в Томбукту. Барт же при изменившемся положении дел никак не мог присоединиться к нему, поэтому попросил шейха, чтобы он позволил ему продолжить путешествие без него.

Однако в пути его могли поджидать опасности. Французы во время своего завоевательного похода в южные области Алжира вероломно напали на мужественное арабское племя шаамба, а затем, 4 декабря 1852 года, взяли штурмом оазис Лагуат, устроив там резню. Известие об этом зверстве распространилось по всему Судану. Мирные, свободолюбивые народы пустыни поднялись против захватчиков. Поэтому Барт, конечно, не решился пока идти в Триполи.

Эль-Баккаи, возмущенный агрессией французских колонизаторов, решил было дать им отпор, объединившись с туарегами среднего течения Нигера, но, к сожалению, из-за вражды между племенами он не смог осуществить свои замыслы. Поскольку вооруженное наступление исключалось, шейх счел своим долгом хотя бы осудить нашествие и направил ноту протеста французскому правительству. Поразмыслив, Барт поставил свою подпись под этим документом.

До возвращения шейха из Томбукту Барт должен был с племянником Эль-Баккаи Мухаммедом бен Хоттаром стать лагерем близ Эрнессе, где они и простояли до середины мая, когда прискакавший из Томбукту гонец привез им разрешение шейха двигаться дальше и пакет с письмами, который находился в пути целых 15 месяцев. Среди них было сообщение из министерства иностранных дел от 19 февраля 1853 года о том, что в помощь Барту в Судан прибудет ассистент - молодой ученый Эдуард Фогель (1829 - 1856) - с деньгами и оборудованием, необходимым для дальнейшей научной работы, которую Барта уполномочивали довести до такого уровня, до какого он сам считает нужным, исходя из его знакомства с местными условиями. Британское правительство считало, что экспедиция продолжала двигаться от озера Чад в Занзибар. Из этого следовало, что министерство иностранных дел к 19 февраля 1853 года еще не получило извещения Барта о смерти Овервега и ничего не знало о походе экспедиции в Томбукту. Но когда в Лондоне получили письмо Барта, ему ответили следующим посланием министерства иностранных дел от 24 февраля за подписью Кларендона: "Сэр, с той же оказией, с какой Вы получите эту депешу, до Вас дойдет депеша моего предшественника, в которой правительство Ее величества выражает свое удовлетворение успехами, достигнутыми Вами и Вашим скончавшимся и оплакиваемым нами другом д-р Овервегом в раскрытии тайн Африканского континента. Едва эта депеша была отправлена из Лондона, как пришло Ваше сообщение из Куки от 10 октября, в котором Вы извещаете нас о смерти д-ра Овервега. что налагает на меня печальную обязанность выразить Вам глубокую скорбь правительства Ее величества.

Одновременно мне приятно было узнать, что мой предшественник в какой-то мере предупредил пожелания и нужды экспедиции, решив направить к Вам помощника, а также предоставить дополнительные средства. Я, со своей стороны, уполномочен довести до Вашего сведения, что правительство Ее величества одобряет Ваши намерения попытаться достичь Томбукту, и я надеюсь, что наградой за Ваше бесстрашие будет удача. Правительство Ее величества не преминет принять во внимание Ваше предложение о создании консульского агентства в Куке, однако этот вопрос связан с особыми трудностями и требует серьезных размышлений".

После волнующих и в некоторой степени обескураживающих событий в Томбукту восстановление контакта с Европой придало Барту новые силы, тем более что к этому времени вернулся его друг и покровитель шейх Эль-Баккаи. Однако последний, к великому сожалению Барта, не пожелал ускорить темп похода. Караван двигался черепашьим шагом, в обход множества рек и болот, теряя драгоценное время.

25 мая они наконец достигли Бамбы - самой северной точки на Нигере. Отсюда пестрое сборище двинулось в восточном направлении, к излучине реки около Бурема. Барт по-прежнему много работал днем, а вечерние часы досуга нередко проводил в дружеской беседе со своим покровителем и с местными туарегами. В этом ему очень пригодилось знание языков, которое он рассматривал как непременную предпосылку успешной исследовательской деятельности. Как и прежде, сильное впечатление на Барта производили туареги, их гордый нрав. При более близком знакомстве, однако, они были очень гостеприимными и обходительными людьми. Правда, поначалу требовалось войти к ним в доверие и устранить повышенную подозрительность, ибо туареги из племени тингеререф имели печальный опыт с Мунго Парком, который не задумываясь пускал в ход оружие. "Но когда они заметили,- писал Барт,- что я с некоторыми начинал оживленно беседовать, остальные убеждались, что я не принадлежу к категории диких зверей, ибо именно такое представление, кажется, сложилось у них обо всех европейцах после приема, устроенного им Мунго Парком".

Большие надежды Генрих Барт возлагал на Гао - древнюю столицу сонгаев. Если Томбукту получил известность как торговый и культурный центр, то Гао прославился как очаг крупных миграций и родина победоносных правителей.

Правда, от его былого величия мало что сохранилось. Дворцы лежали в руинах. Лишь остатки главной мечети и могила правителя и завоевателя аскии Мухаммеда еще напоминали о прежнем значении города. В период расцвета Гао достигал таких размеров, что пешеходу требовалось не менее трех часов, чтобы обойти его. Теперь в нем оставалось, самое большее, 400 жилищ. Три недели Барт посвятил изучению тех каменных свидетельств славного прошлого, которые ему посчастливилось здесь увидеть. В то же время он старался как можно больше общаться с жителями, расширяя словарь сонгайского языка и совершенствуя свои познания в области этнографии и истории.

День прощания с Эль-Баккаи, проводившим Барта до Гао, настал. Далее он намеревался переправиться через Нигер, чтобы оттуда добраться до Сая.

9 июля Барт записал в своем дневнике: "Это был день, когда я должен был расстаться с человеком, которого я... ставил вышe всех и, несмотря на его нерешительность и флегматичную индифферентность, ценил как прекрасного, надежного человека. Я долго общался с ним, был рядом в самые беспокойные дни, делил с ним все трудности и невзгоды, так что расставаться было очень тяжело. Он напутствовал тех, кто должен был меня сопровождать дальше, никогда не перечить, а слушаться меня во всем, и особенно в том, что касается темпа нашего передвижения, так как ему было хорошо известно, с каким нетерпением я стремлюсь домой. Затем он благословил меня и заверил, что теперь я могу рассчитывать на благополучное возвращение. Это было поистине проявлением искренней дружбы между двумя весьма отдаленными ветвями рода человеческого!" Прощаясь, они обещали друг другу обмениваться письмами. Эль-Баккаи согласился даже отправить некоторых членов своей семьи в Европу с целью дальнейшего развития и укрепления культурных и экономических связей.

Расстояние до Сая - примерно 450 километров. Трехнедельное напряженное странствие закончилось 30 июля у того самого места, которое Барт покинул год назад, 24 июня 1853 года, чтобы отправиться в Томбукту. Если экспедиция по дороге туда, избрав кратчайший путь, пересекла большую излучину Нигера, то на обратном пути она шла по течению реки и тщательно обследовала ее на протяжении 800 километров. При этом впервые было установлено, что Нигер, начиная от Кабары, сперва течет больше чем на 2 градуса долготы в восточном направлении и лишь от Бурема отклоняемся на юго-восток.

Таким образом, общее течение реки было положено на карту¹, за исключением отрезка длиной примерно 350 километров между Саем и устьем реки Сокото, которое в 1826 году безуспешно пытался обследовать Ричард Лендер. Этот район окончательно открыл Э. Урст в 90-х годах XIX века.

¹ (Утверждение, будто Барт нанес на карту "общее течение реки" Нигер, довольно далеко от истины: он не поднимался по течению выше Томбукту и не спускался ниже устья Бенуэ. Что же касается верховий Нигера, то их вообще впервые достиг почти четвертью века позже, в 1878 г., француз Пьер Солейе.)

Нельзя не сказать об уважении к Барту и о его популярности у жителей этих мест; десятилетия спустя его хорошо помнили в долине Нигера. Так что, когда пронесся слух, что Урст - племянник всеми любимого Абд эль-Керима, это сослужило французу хорошую службу. Урст в своих путевых заметках писал, что стоило ему упомянуть в разговоре о его родстве с Абд эль-Керимом, как немедленно появлялись продовольствие и проводники. Ему также разрешили направить гонцов к Мадиду с просьбой сделать для его племянника то же самое, что его отец сделал для Абд эль-Керима. Урсту при этом благоприятствовало предсказание шейха Эль-Баккаи, сделанное вскоре после отъезда Барта: кто-нибудь из его родственников в один прекрасный день вернется сюда с тремя судами, а так как у француза было как раз три судна, то не подлежало сомнению, что именно он и есть потомок Абд эль-Керима.

Первые разъяснения относительно течения реки Нигер дал в 1795 году шотландский врач и путешественник Мунго Парк. После многомесячной, труднейшей поездки верхом он первым из европейцев достиг Нигера около Сегу и, вопреки всем существовавшим до того времени представлениям, установил, что река течет на восток. Данные географических карт, на которых Нигер был показан текущим на запад, необходимо было исправить. Незадолго до этого открытия Британское африканское общество, основанное в 1790 году, усомнилось в том, является ли Нигер вообще самостоятельной рекой. Доказательством того, что Нигер течет на восток, одновременно опровергалась точка зрения о слиянии его с реками Сенегал или Гамбия, так как те впадают в Атлантический океан. Фридрих Конрад Хорнеман и Иоган Людвиг Буркхардт¹ пытались в начале XIX века также решить загадку Нигера, поплатившись при этом жизнью во имя науки.

¹ (Фридрих Хорнеман в 1798 - 1801 гг., отправившись из Египта, достиг нижнего течения Нигера в районе г. Рабба, где и умер. Швейцарец Йоганн Людвиг Буркхардт по поручению Британского африканского общества совершил в 1813 - 1814 гг. путешествие от Асуана через Нубийскую пустыню к порту Суакин на Красном море. См.: Зотова Ю., Куббель Л. В поисках Нигера, с. 59 - 74; Горнунг М. Б., Липец Ю. Г., Олейников И. Н. История открытия и исследования Африки. М., 1973, с. 168.)

К новым научным выводам пришла экспедиция, возглавлявшаяся Хью Клаппертоном. Он установил, что эта "величественная река течет не прямо на восток, а в юго-восточном направлении и в конце концов переходит в южное. В 1825 году ученый предпринял вторую поездку в Африку, передвигаясь на этот раз от устья Нигера вверх по течению, и совместно с Ричардом Лендером доказал достоверность своих прежних утверждений. Тем самым было окончательно определено направление течения Нигера.

Ричард Лендер во время плавания по нижнему Нигеру переправился через него в месте слияния его с рекой Бенуэ. Предположив, что это проток, впадающий в озеро Чад, он назвал его Чаддой. Эту ошибку Барт сумел исправить в 1852 году. Установив, что между Чаддой и озером Чад имеется водораздел, он опроверг тем самым предположение о слиянии Нигера с этим озером.

Пока Барт находился в Томбукту, британское правительство пыталось использовать его данные о Бенуэ в своих торговых и политических интересах. 24 мая 1854 года британская экспедиция под руководством капитана Бикрофта и Уильяма Бальфура Бейки отправилась вверх по Нигеру, чтобы выяснить будущие возможности установления судоходных связей с внутренними районами континента. О плане речной экспедиции Барту писали 10 июня 1853 года, однако Эдуард Фогель, которому поручили передать это сообщение, встретился с ним значительно позже. Согласно этой информации, британское правительство, находясь под впечатлением открытий Барта и Овервега, решило в дальнейшем внимательно следить за делами экспедиции. Оно намеревалось отправить специально оборудованное паровое судно, которое должно было подняться вверх по Нигеру до его слияния с Чаддой. Глава этой экспедиции получит указание проплыть дальше по Чадде, чтобы убедиться, является ли она, а также описанная Бартом на юге озера Чад река, текущая на восток, одним и тем же, и, если это так, выяснить, до какого места можно будет установить судоходное сообщение с внутренними районами.

Об открытии Барта ко времени подготовки речной экспедиции в июне 1853 года в Лондоне еще ничего не знали, так что Бенуэ по-прежнему принимали за Чадду, и поэтому было отдано распоряжение начать пароходную кампанию. Барта информировали, что намеченная экспедиция направится из Англии лишь в следующем году, когда можно будет использовать паводки африканских рек, чтобы определить "их судоходность для прохождения пароходов наиболее легким способом и с наименьшими опасностями для здоровья их экипажей". Как только дальнейшие подготовительные работы экспедиции будут завершены, Барта поставят в известность, однако он тем временем должен принять меры, которые могли бы эффективно способствовать ее успеху. Барта просили послать навстречу экспедиции знакомого с местностью жителя и позаботиться о том, чтобы в различных опорных точках на берегу реки было подготовлено топливо для парового судна.

В Сае Барт с удовлетворением отметил, что многое здесь изменилось к лучшему. Он покинул его во время страшной засухи. Теперь же город окружала пышная тропическая растительность. Немного отдохнув, 2 августа маленький караван продолжил свой путь в направлении Сокото. Недалеко от Сая Барт измерил ширину Нигера (самого узкого его участка) - она составила чуть больше километра.

Следующий отрезок пути шел через граничащую с Сахарой зону Сахеля и был таким же нелегким, как и дорога в Томбукту. К тому же Барт страдал от последствий коварной тропической дизентерии. С большим трудом он дотащился до Сокото, где его старый друг, почтенный фульбе Модибо Али, оказал ему радушный прием. "Таким образом,- вспоминал об этом Барт,- мои чернокожие мусульманские друзья проявили ко мне огромную любовь и дружелюбие и обращались сомной в высшей степени сердечно. Сказать то же о своих друзьях в Европе не могу, их поведение было малоободряющим и ни в коей мере не благоприятствовало поднятию моего упавшего духа".

Его крайне раздражало, в частности, то, что он лишь случайно узнал о готовящейся экспедиции, снаряжаемой якобы ему в помощь. Одна "вольноотпущенница из Константинополя" "между прочим" сообщила Барту о бесконечно важном для него обстоятельстве: "В Куку прибыли пять христиан, сопровождавших обоз из сорока верблюдов". "Лишь с величайшим трудом,- пишет Барт,- я смог связать участников экспедиции, как мне их описала эта женщина в своем, скажем прямо, неофициальном сообщении, с данными, упомянутыми в Депеше лорда Рассела, которую я получил в Томбукту и которая ставила меня в известность, что мне в помощь оснащена новая экспедиция, и привела некоторые подробности о входящих в нее лицах. В то время как меня таким способом известили, что экспедиция уже сравнительно давно благополучно прибыла в Борну, я был в высшей степени удивлен и неприятно задет, так как не получил ни одной строчки от этих господ, которые ведь могли по меньшей мере с такой же легкостью послать сюда письмо, с какой эта женщина нашла возможным пуститься в путь сюда. Исходя из этого, я уже тогда пришел к выводу: что-то не так. Однако до меня еще не дошел слух о моей предполагаемой гибели. Во всяком случае, г-н Фогель поступил не очень обдуманно, когда он не пытался на тот случай, если я все-таки еще жив, невзирая на слух, связаться со мной".

Барта тогда и в самом деле в Европе, а также и в Африке считали погибшим. 29 сентября 1853 года он сообщал о "полном своем истощении вследствие лихорадки", а письмо от 23 марта 1854 года из Томбукту домой, было последним. 18 июля Эдуард Фогель сообщил из Кукавы британскому консулу о смерти Барта, о чем тот 24 октября известил свое правительство. Очевидно, в Европе с передачей информации дело обстояло также не лучшим образом, ибо в Германии о мнимой смерти Барта стало известно лишь к концу года. И опять-таки из письма Эдуарда Фогеля своему отцу в Лейпциг. А тот, в свою очередь, сообщал 12 декабря 1854 года Александру Гумбольдту: "Поскольку мне известно, с каким искренним участием Вы всегда следили и все еще следите за работой английской экспедиции в Центральной Африке, я считаю своим долгом сообщить вам о тяжелой утрате, постигшей, согласно полученному мной сегодня письму от сына из Куки, датированному 18 июля, науку и человечество в связи со смертью достойнейшего д-ра Барта. Он умер, по довольно надежным сведениям, в Мераде, близ Сокото, на обратном пути из Томбукту в Борну".

Независимо от Фогеля о смерти Барта информировал свое министерство один британский солдат, и, наконец, официально известил королеву Викторию об этом султан Борну.

Однако никто не сообщал подробностей его гибели, и проходил месяц за месяцем, а их все не было, поэтому некоторые стали сомневаться в достоверности подобного известия и надеялись, что объявленный умершим Барт еще жив.

Но вот 15 ноября 1854 года Эдуард Фогель сообщил из Мурзука генеральному консулу в Триполи: "К счастью, мои надежды были не напрасны. Слух о смерти д-ра Барта не подтвердился". Но поскольку Барта живым еще никто не видел, в эту информацию поверили не все. Окончательно подтвердилось то, что Барт жив, письмом Фогеля отцу от 7 декабря 1854 года, в котором он описал свою неожиданную встречу с Бартом 1 декабря. 4 апреля 1855 года письмо прибыло в Лейпциг, 26 апреля "Дойче альгемайне цайтунг" и "Шпенерше цайтунг" распространили эту радостную весть, а 30 апреля семья мнимоумершего получила его письма, датированные осенью 1854 года. Однако сообщения о смерти Барта были чреваты для него неприятными последствиями. Так, в Кукаве начали делить его оставленные на хранение вещи, а Эдуард Фогель ничего не предпринял, чтобы в соответствии с инструкцией разыскать экспедицию Барта. "Принятое Фогелем на веру сообщение о моей смерти,- писал Барт,- а также почти полностью прекратившиеся в 1854 году связи со странами, соседствующими с Нигером, побудили восторженных, но малоопытных путешественников отступить от полученной инструкции и оставаться в Борну".

Но мы на несколько месяцев опередили события. Барт, лишившись по описанным выше обстоятельствам помощи, на которую возлагал большие надежды, больной, 29 августа покинул Сокото и на следующий день прибыл в Вурно, где окончательно свалился.

Шесть недель местные врачеватели боролись за жизнь белого человека. Благодаря строжайшей диете (протертый рис и кислое молоко) он постепенно начал поправляться и 22 сентября был уже в состоянии совершить небольшую прогулку верхом, после чего дело пошло на лад. Но Барта удручало не только состояние своего здоровья, но и казна экспедиции, которая за длительное путешествие была в такой же степени истощена, как и его собственные силы, особенно после непредвиденной многонедельной стоянки и в связи с повышением цен на продовольственные товары. Его лошадь, которая верно служила ему в течение 22 месяцев, преодолев вместе с ним все трудности, пала от истощения и перегрузок. Кроме того, он вынужден был заменить нескольких вьючных верблюдов. Все это требовало значительно больших средств, чем те, которые имелись в его распоряжении. Волей-неволей Барт должен был обратиться за помощью к султану, который отнюдь не отличался щедростью.

5 октября 1854 года можно было продолжить путешествие, и в середине месяца они достигли оживленной торговой столицы Судана. Надежда застать здесь, в Кано, наконец деньги или товары, чтобы расплатиться с долгами и оплатить дальнейшие путевые издержки, не оправдалась. "Я не обнаружил ни одного письма,- отметил Барт в дневнике,- и на ожидаемое дополнительное подспорье также не было и намека. К тому же материально я оказался на нуле, а у меня в этом городе было много долгов; особенно я задолжал жалованье своим слугам: в течение всего путешествия из Куки в Томбукту и обратно я им еще ничего не заплатил. Я не мог найти этому объяснения, поскольку был уверен, что меня ожидает здесь все необходимое, и в первую очередь хорошие вести о предприятиях д-ра Фогеля и его спутников". Близкий к отчаянию, он решил использовать последний шанс, послав своего верного слугу Мухаммеда в Зиндер, чтобы тот привез немногие остававшиеся там вещи, а также товары или деньги, которые, как он рассчитывал, поступили на его имя.

В Кано от очевидца он впервые узнал о британской пароходной экспедиции к реке Бенуэ. В Кукаве - его "африканской родине", ближайшей цели экспедиции - обострились отношения между шейхом Омаром и его сводным братом Абд ар-Рахманом из-за растущего влияния вазири Хадж Бешира. Это привело, как сообщили Барту, к тому, что его друг шейх Омар лишился власти, а вазири был казнен. B такой ситуации о посещении города не могло быть и речи, поэтому Барт решил направиться с экспедицией через Аир к побережью. Но события разворачивались вспять: летом 1854 года шейх Омар сверг своего брата и вновь стал властелином страны. И тогда Барт опять возвратился к первоначальному замыслу, но все еще медлил с выступлением, так как слухи пока что были самые противоречивые. Лишь 9 ноября в Кано прибыли личные посланцы Омара и подтвердили радостную весть. Дорога на Кукаву была открыта. Теперь все упиралось в средства, ибо посланный в Зиндер слуга вернулся с пустыми руками. Ящик с товарами был похищен, а оставленные на хранение вещи увез слуга Фогеля, сказав: "Ведь доктор Барт умер". Барт совсем растерялся. Оказалось, у него было меньше чем ничего, так как его подчиненные рассчитывали получить в конце концов причитавшееся им за много месяцев жалованье.

Ему пришлось замять денег под ростовщический процент, да еще с условием, что долг будет полностью погашен в течение четырех месяцев в Триполи.

23 ноября 1854 года путешественники, оснащенные только самым необходимым, смогли наконец отправиться дальше по Судану. В Борну они сразу же обнаружили следы опустошительной гражданской войны. Множество поселений было уничтожено, а их жители истреблены. На протяжении приблизительно 50 километров нельзя было найти ни одного человека. Тем неожиданнее было, когда маленький караван 1 декабря 1854 года недалеко от Бунди встретил д-ра Фогеля. "Что касается меня,- вспоминает об этом Барт, то я и не предполагал, что могу с ним встретиться. Он же лишь незадолго до этой встречи узнал, что я жив и благополучно вернулся с запада. Я написал ему из Кано письмо, которое ему вручили в пути, но его смутил адрес. Он решил, что письмо от араба, и спрятал его, намереваясь распечатать, когда встретит кого-нибудь, кто сумеет его прочитать.

Это неожиданное событие было бесконечно радостным. Мы спешились в угрюмом лесу. Вскоре подошли верблюды. Мои спутники были очень удивлены, увидев моего соотечественника. Я достал мешочек с провиантом, попросил сварить нам кофе, и мы почувствовали себя как дома. Более двух лет я не слышал ни одного немецкого и вообще европейского слова, так что для меня было великим наслаждением говорить на родном языке. Однако в нашей беседе были затронуты темы, которые не назовешь приятными. Так, я ужаснулся, когда услышал от д-ра Фогеля, что в Куке нет никаких поступлений, а то, что он сам привез, уже израсходовано. "Узурпатор Абд ар-Рахман,-сказал мне Фогель,- очень плохо со мной обошелся и присвоил себе оставленную мной в Зиндере собственность"".

Их беседа длилась не более двух часов. Далее Фогель направился в Зиндер, а Барт со своим караваном - в Кукаву, пересекая места, уже пройденные им в 1851 году.

11 декабря караван приближался к столице Борну. Навстречу был выслан отряд из 30 всадников, чтобы сопровождать Барта до его "африканской родины". Так он во главе представительного, торжественного шествия вновь оказался в том месте, откуда более двух лет назад предпринял опасный путь на запад. "...Теперь,- писал Барт,- я мог быть уверен, что если мне удалось благополучно вернуться в Куку, то все препятствия, которые вставали на пути, мешая достижению полного успеха в моих предприятиях, преодолены и я могу, к большому моему удовольствию, задержаться еще на некоторое время в городе, откуда начал свои путешествия по Судану, прежде чем окончательно отправлюсь в обратный путь домой. Однако... мне было суждено провести в Куке целых четыре месяца при весьма неприятных обстоятельствах. Я ожидал, что найду здесь достаточную сумму денег, и договорился вернуть долг в 200 талеров, которые в Кано дал мне взаймы феццанский купец Хуэльди. Но, к великому ужасу, мой новый коллега сообщил мне уже в лесу около Бунди, что от его запасов и денег, которые он взял с собой, осталось лишь несколько талеров".

В конце декабря в Кукаву вернулся также д-р Фогель, так что Новый год они встретили вместе. Оба возлагали на наступающий, 1855 год большие надежды. 20 января Фогель отправился к среднему течению Бенуэ. Барт сопровождал его два дня, затем настал час прощания... и, как оказалось, навсегда.

По возвращении Барт записал в дневнике: "Нетрудно себе представить, что, вернувшись из похода после того, как я простился с моим жизнерадостным соотечественником, я почувствовал себя в Куке очень одиноким и покинутым. К этому еще следует добавить, что я ночью простудился и меня скрутил ревматизм, приковавший надолго к постели, а поскольку вследствие этого я начал страдать и бессонницей, ослабившей меня, то смог подняться лишь к концу месяца".