Мне на помощь приходят даманы

Однажды я попросил Лангичоре пойти со мной к скалам, где я надеялся сфотографировать горных даманов. Это очень своеобразные, величиной с кролика животные, однако зоологи считают, что по своему анатомическому строению даманы ближе всего стоят к... слонам. По вечерам и в лунные ночи, выходя на кормежку, даманы забирались на самые вершины скал или на торчащие из расщелин деревья и устраивали какием - то фантастические концерты. Сила голоса дамана отнюдь не пропорциональна его небольшим размерам. Их резкий протяжный крик, напоминающий воронье карканье, вдруг резко переходит в фальцет и заканчивается визгливым хохотом. Эхо в узких ущельях подхватывало голоса этих зверьков, и казалось, что сами горы, скалы, каждый их камень поют на разные лады.

Даманы - юлижайшие родственники... слона

Днем же даманы дремлют, греясь на солнце. Однако они совсем не такая уж легкая добыча для фотографа, обвешанного телеобъективами. Мы шли медленно, тихо, часто останавливались, и тем не менее даманы всякий раз обнаруживали нас и не желали подпускать ближе чем на сто метров. Стоило кому-нибудь из зверьков приоткрыть глаз и заметить людей, как раздавался пронзительный визг и вся колония разбегалась кто куда. Природа снабдила подошвы даманов особыми железами, выделяющими клейкий секрет. Это липкое вещество позволяет даманам бегать по вертикальным склонам скал и стволам деревьев. Испуганный даман не задумываясь бежит в любом, самом неожиданном направлении, повсюду находя себе укрытие.

Вскоре мы распугали всех даманов вокруг скал, не сделав ни одного толкового снимка.

- Где еще живут даманы? - спросил я Лангичоре.

- Вон под тем утесом,- показал мне старик.- Но чтобы попасть туда, надо перебраться через теснину.

Чтобы не ходить зря, я достал сильный бинокль и осмотрел утес. Но ничего живого там не было видно.

- Нет там даманов,- сказал я Лангичоре.

- Кто знает - есть или нет,- спокойно ответил он.- Мои глаза еще никогда не подводили, но даже они не могут разглядеть маленьких зверьков на таком расстоянии. Я хоть и немного понимаю во всех твоих трубах, но знаю: нет трубы зорче, чем глаза хорошего охотника.

Я снова посмотрел в бинокль и снова убедился, что ни на утесе, ни под ним никого нет.

- Нет там даманов,- уверенно повторил я.

- Кто знает,- обиженно ответил старик.- А если нет, зачем же ты снимаешь голые камни?

Старик, оказывается, не понимал, в чем разница между биноклем и фотоаппаратом.

Я вновь посмотрел в бинокль на утес, потом скользнул взглядом вниз, на равнину. Далеко - далеко среди зонтиков зеленых акаций куда - то грациозно шествовало стадо жираф и среди них я заметил величайшую редкость - жирафу - альбинос!

- Видел ли ты когда-нибудь белую жирафу, мзее*(*Мзее (суахили) - обращение к уважаемым пожилым людям; наставник, учитель.- Прим. авт.)Лангичоре?

- Видел два раза.

- А хочешь посмотреть третий?

- А почему не посмотреть? Но где найдешь ее?

- Я уже нашел белую жирафу. Она пасется сейчас у источника Галлан, что за лесом Эль - Каисарте.

- Ты знаешь, какая дичь пасется сейчас вокруг источника Галлан? - иронически промолвил старик.

- Конечно, знаю,- сказал я и навел бинокль на вытоптанную животными площадку у источника.- Шесть ориксов, с десяток зебр стоят неподалеку от водопоя. Здесь же бегают друг за другом восемь страусов. А вот к воде направляется грациозная карликовая антилопа с тремя детенышами...

Страусенок открыл рот от изумления при виде нашей машины

- С тремя детенышами,- передразнил меня Лангичоре.- А сколько клещей впилось в спину каждого из них? - издевательским тоном спросил он.

- Клещей могут заметить лишь зоркие глаза охотника. Моя труба видит лишь трех маленьких дик - диков. И ты, если хочешь, можешь посмотреть на них.

Целых полчаса ушло у меня на то, чтобы отфокусировать сильнейший бинокль по глазам не умеющего смотреть в него старика и затем поймать в него кусочек оазиса. Сначала в поле зрения Лангичоре попали зонтики акаций и жирафы. Затем антилопа дик - дик с детенышами и страусы. Старик щелкал языком, восхищенно вскрикивал и даже приплясывал. После каждого па, однако, он терял из виду оазис и злился. Потом Лангичоре начал осматривать окрестные равнины, считать зебр и прикидывать, как далеко, «ох, ох, как далеко-далеко» они от нас находились. Долго не хотел старик расставаться с биноклем. Потом как-то сразу сник, расстроился и заторопился домой. Очевидно, он вспомнил наш разговор и понял, что, споря со мной о возможностях моей «трубы» и своих глаз, выглядел не совсем хорошо.

Ближе к вечеру к Лангичоре вновь пожаловали в гости два величественных старца в желтых тогах. Они начали обсуждать какие-то дела, очевидно связанные с предстоящей церемонией. Потом Лангичоре пришел ко мне и попросил показать бинокль старейшинам. Никаких далеких перспектив с плоского берега озера не было видно, и поэтому я решил поразить высокопоставленных самбуру созерцанием в бинокль... мух. Я навел бинокль на связку рыбы, сушившейся у самой дальней хижины, отрегулировал фокус и дал «трубу» в руки одному из старейшин. Тот сидел как зачарованный, потом начал хохотать и рассказывать, что делают облепившие рыбу мухи, которых без трубы «совсем-совсем не видно». Потом хохотал и чмокал языком другой старейшина.

И тут мне в голову пришла блестящая идея.

- Мзее Лангичоре, ты говорил уважаемым старейшинам, что я прошу разрешения присутствовать на церемонии в Олдоиньо - Ленкийо?

- Да, говорил, но старики и слышать об этом не хотят.

- А почему же?

- Они говорят, что никто из посторонних не должен видеть, как дети самбуру становятся моранами, и тем более брать себе их изображения.

- Но ведь вамзее* (* Вамзее (суахили) - форма множественного числа от мзее.- Прим. авт.) могли уже убедиться в том, что у меня есть трубы, которые и без того позволят видеть мне все, что происходит в Олдоиньо-Ленкийо, и «забрать с собой» изображения моранов. Ведь моран не муха. К тому же у меня есть еще более сильные трубы,- и я кивнул в сторону огромного телеобъектива,- которые помогут мне увидеть эмурата татенье.

Пока Лангичоре, путаясь от волнения, переводил мои слова, а старейшины по мере перевода что-то оживленно обсуждали, я судорожно разрабатывал дальнейшую стратегию.

- Я прошу вашего разрешения присутствовать в Олдоиньо - Ленкийо, не потому, что боюсь не увидеть, что там будет происходить. Я все равно все увижу,- перебил я наконец стариков.- Дело в том, что мне просто удобнее сидеть рядом с вами и смотреть на вас своими глазами, чем, пристроившись, подобно даману на скале, наблюдать за вами в эти трубы. К тому же я хотел подарить отцам новых моранов два ящика пива. Но если они не оказывают мне гостеприимства, разве могу я делать им подарки? - спокойно произнес я и скрылся в своем бунгало.

Больше часа говорили старики. По тону их разговора я чувствовал, что Лангичоре определенно занимает мою сторону: он отлично понимал, что я хорошо отблагодарю его за помощь. Старейшины, которые по традиции должны были угощать отцов новоиспеченных моранов пивом из своих собственных запасов, также были заинтересованы в моем подарке. Однако опасение того, как отнесутся мораны к моему появлению на церемонии, явно останавливало их сказать «да».

Наконец спор стих, и величественная фигура в желтой тоге выросла у входа в мое бунгало.

- Мы решили, что глупо запрещать идти к нам человеку, имеющему такие зоркие трубы. Все равно ты сможешь увидеть, что делается в Олдоиньо - Ленкийо, и без нашего разрешения. Поэтому мы не против, чтобы ты был среди нас в день праздника. Но наше решение - это еще не голос моранов. Если они скажут «нет», тебе придется уйти.

- Но можете ли вы заверить меня, что если мораны не захотят видеть меня, то они сначала скажут «нет», а потом уже поднимут копья? - спросил я.

- Мораны сначала скажут «нет»,- уверенно ответил старец.- Только тогда уж не задерживайся.

Старики скрылись в темноте, и почти тут же даманы начали свой ночной концерт. И тогда мне вдруг пришла в голову мысль, что, не будь даманов, мне, быть может, и не удалось бы посмотреть, как нилотские мальчишки делаются моранами.