На кого же похожи ндоробо?

Ндоробо оказались пещерными жителями. Селение представляло собой скопление глубоких естественных ниш в красноватых скалах. А поскольку для всех пещер не хватило, ндоробо натаскали сверху камней и кое - где у плоских скальных стен соорудили нечто вроде гротов, также служивших им жилищами. У входа в каждую каменную обитель еще теплился костер, оставшийся, очевидно, с ночи. Из крайней пещеры вышел крепкий худощавый старик в накидке из шкуры и протянул мне руку.

Как мало негроидных черт у старого Сенгида

- Я очень сожалею, что мои самострелы вчера убили твоего ишака,- начал он.- Но везде свои порядки. Ведь когда я впервые попал в город, то тоже не знал, что надо останавливаться перед потоком машин. Шел и все смотрел, смотрел на машины, пока не попал под колеса. Но, как видишь, отделался я легче, чем вчерашний осел. Мы уже почти съели его и, если хочешь, можем заплатить тебе за его мясо медом.

Старик говорил быстро, но в то же время с чувством собственного достоинства. Тивас едва успевал переводить.

- Нет, бвана мкубва* (* Бвана мкубва (суахили) - большой начальник.- Прим. авт.) , спасибо, пусть это мясо ишака тоже будет подарком твоему племени за те хлопоты, что я доставил всем и еще доставлю за то время, что буду находиться среди вас. Я много видел твоих соплеменников вокруг Накуру, от озера Эльментейна до лесов May. Но сам Лембуга Олелебуе сказал мне, что настоящих ндоробо и их обычаи можно увидеть только здесь.

- Лембуга слишком молод сам, чтобы судить о том, что такое настоящие ндоробо,- грустно покачав головой, говорит старец, хотя повторенные мною слова вождя явно польстили ему.- Он появился на свет тогда, когда последние настоящие ндоробо уже исчезли. Но нам в этих горах удалось сохранить кое-что из того, чем раньше отличалось наше племя. Что ты хочешь посмотреть?

- Ты сам говорил, бвана мкубва, что в городе только и делал, что смотрел на машины. Это потому, что машины - самое интересное в городе. Ндоробо же слывут лучшими во всей Кении охотниками, и поэтому на их земле, наверное, интереснее всего смотреть, как они охотятся.

- Ты прав, мхашимиува. Никто не знает столько способов охоты, как мы. Но ты, наверное, слышал, что вазунгу, люди твоего племени, запретили нам охотиться. Чтобы убить какую - нибудь антилопу, надо купить у вазунгу бумагу, которая дает право убивать. Есть у тебя такая бумага?

- Есть, бвана мкубва, есть. У меня есть бумага, разрешающая убить целых двух зебр и одного орикса. Только я хочу, чтобы вы их убили сами, показав мне, как охотятся ндоробо. А мясо животных я отдам вам.

- Ты хороший гость, мхашимиува, и мне еще обиднее, что мы убили твоего большого осла. Он бы нам сегодня очень пригодился. Но ничего, справимся и с этим. Я не обещаю, что мы убьем орикса: эти антилопы ушли сейчас далеко на восток, но зебр мы тебе достанем. Посиди, отдохни, пока я узнаю у мужчин, можно ли будет организовать охоту сегодня.

Старик - его звали оле Сенгида - ушел куда-то вниз, очевидно, искать на деревьях сборщиков меда, которым сверху было видно, где сейчас пасутся зебры, а я начал осматриваться вокруг.

Всего перед площадкой, над которой возвышалась обжитая ндоробо скала, я насчитал четырнадцать жилищ - восемь пещер и шесть гротов. Мужчин не было видно. Наверное, они были заняты сбором меда или другими делами в лесу. Женщины же виднелись в полутьме почти всех пещер: они возились у очага, переходили из одного жилища в другое, переговаривались друг с другом. Но больше всего удивило меня то, что никто из них не проявлял ко мне навязчивого интереса. Даже дети оставались на своих местах. Будь это в деревне любого другого племени, все бы ее жители, забыв о делах насущных, уже давным - давно сгрудились бы вокруг меня и обсуждали любое мое движение. Здесь же никто не прерывал заведенного веками ритма работы.

Пораженный этим, я окликнул оле Сенгида, поднимавшегося снизу, и высказал ему через Тиваса свои мысли. По тону, каким старик отвечал, мне показалось, что он удивлен моим словам не меньше, чем я сдержанному отношению ко мне ндоробо.

- Разве мхашимиува считает себя не человеком, а каким - то сверхъестественным созданием, на которое только и надо, что глазеть? Ндоробо уже давно знают, что бывают люди с белой кожей. Это люди внизу, на равнине, привыкшие все время смотреть на свой скот, заодно готовы целый день пялить глаза и на белого человека. Охотник же не может целыми днями сидеть и смотреть,- скороговоркой докончил он и вновь отправился вниз.

- На каком языке вы разговариваете? - поинтересовался я у Тиваса.

- На маа, языке масаев, скорее даже на его диалекте, на котором говорят самбуру. Но ндоробо очень часто вставляют в разговор слова, которых нет ни в одном знакомом мне языке - нанди, туркана, кикуйю, луо, суахили.

- К категориям каких предметов обычно относятся эти

слова?

- Вот, например, почти всех животных ндоробо в этих горах называют по-своему. Слова, относящиеся к сбору меда и названия оружия, у них тоже свои. Есть, например, у ндоробо около тридцати названий стрел. Маленькая стрела, большая стрела, стрела с металлическим или роговым концом, стрела с опушкой из перьев или просто гладкая - для каждой у ндоробо свои названия.

В общем получалось, что все термины, связанные с хозяйственной деятельностью, типичной именно для ндоробо, но не присущей другим племенам этого района (сбором меда и охотой), не были заимствованы ими из чужого языка и, очевидно, сохранились от языка собственного. Пигмеи, которых многие антропологи считают родственниками ндоробо, совсем утратили свой язык и пользуются исключительно языками окружающих их высокорослых племен. Но койсанские племена! Ах, как пожалел я, что, находясь в Ботсване, среди бушменов, а потом не раз путешествуя по землям сандаве и хадзапи в Танзании, я не записал названий хотя бы наиболее распространенных животных на их языках. А вдруг в них бы обнаружились древние корни, свидетельствующие о связях почти исчезнувшего языка ндоробо с живыми языками койсанских народов.

С высоты камня, на котором я просидел добрую половину первого дня в селении пещерных жителей Ндото, я не берусь делать никаких серьезных выводов относительно расовой принадлежности ндоробо. Однако я все же шесть лет пробыл в Кении и за это время почти безошибочно научился различать представителя одного кенийского племени от другого. Я не один день прожил среди пигмеев и побывал на землях всех еще сохранившихся койсанских племен - бушменов, готтентотов, хадзапи и сандаве.

Древние загадочные лесные охотники ндоробо меньше всего похожи на других древних лесных охотников - пигмеев. Во-первых, они намного переросли этих низкорослых обитателей дождевых лесов и, во-вторых, для их лиц не характерны черты, свойственные негриллям,- широкий нос с низкой переносицей, толстые губы, прогнатизм и вьющиеся мелкой спиралью волосы. У Сенгида, например, волосы крупно вьющиеся, нос - прямой, чуть с горбинкой, губы европейца. Больше всего он похож на сомалийца. Другие обитатели пещерного селения больше походили на нилотов - со свойственными тем правильными чертами лица и стройными высокими худощавыми фигурами. Но нилоты отличаются от ндоробо очень темным, почти черным цветом кожи, а все ндоробо светло-шоколадного цвета.

Особенно светлокожи женщины. Наблюдая за ними, я все время ловил себя на мысли о том, что они удивительно напоминают мне бушменок. У них такой же загадочный желтоватый оттенок кожи, который заставляет некоторых исследователей искать родство между бушменами - обитателями Калахари и жителями Центральной Азии. Своим монгольским разрезом глаз, широкими скулами и слегка припухшими веками они также напоминают облик жительниц центральноазиатских степей. В облике ндоробо и бушменок мне явно мерещилось что - то «неафриканское». Только бушменки, питающиеся саранчой и кореньями диких растений, были низкорослы и морщинисты, а ндоробо, откормленные на меде и зебровых бифштексах, пышели здоровьем и силой.

Женщины ндоробо горды и независимы

Мои размышления прервал пронзительный женский крик. Полногрудая красавица, стоя у порога своей пещеры, кричала кому - то, кто был в лесу. Потом из соседних хижин вышли другие, отнюдь не менее привлекательные женщины и тоже начали кричать. Я было собрался справиться у Тиваса, что же случилось, но не обнаружил его рядом. Женщины же, покричав еще, начали чего - то ждать.

Примерно через четверть часа из леса вышел смущенно улыбающийся Тивас и начал объясняться с женщинами. Потом появился оле Сенгида и еще трое мужчин и все тоже начали что-то оживленно говорить моему проводнику.

- Что случилось? - крикнул я Тивасу.

- Я сидел, сидел и захотел есть. У местных женщин ничего путного я не увидел и полез на дерево за медом. Тут-то и поднялся этот крик...

Я уже представил себе, как к вечеру у камня, на котором я сижу, соберутся честнейшие старейшины, как великий мганга начнет резать проголодавшемуся по моей вине Тивасу сухожилия, и хотел было прийти на помощь своему проводнику, как вдруг общий гомон смолк. От толпы отделился мужчина и полез на дерево, под которым я сидел. Второй мужчина подошел к костру, вынул оттуда дымящуюся головешку и подал взбиравшемуся по дереву. Тот же долез до улья, болтавшегося у меня почти над головой, и поднес к нему головешку.

- Тивас, они хотят наказать тебя пчелиными укусами? - жалостливо спросил я у проводника, наблюдая, как пчелиный рой начал вылетать из мзинга.

- Хуже, они хотят уморить нас голодом. Когда я полез в улей, женщины развопились, что это опасно, потому что в улье якобы может сидеть змея, которая ужалит меня и я умру. Я же сказал им, что змеи не живут в ульях, а что им просто жалко мне меда. Они слопали всего нашего осла, а теперь жалеют дать мне меда.

- А зачем же этот парень выгоняет пчел из улья? - Это было мне особенно интересно, так как кое-какие из выкуренных им пчел уселись на меня.

- Этот парень, наверное, съел вчера ослиную голову и сделался упрям, как то несчастное животное! - закричал оскорбленный Тивас. - Этот пожиратель ослиных голов залез на дерево для того, чтобы показать, что в улье живет змея. Но пока что мы видим одних пчел и они сейчас искусают его больше всякой змеи.

Тем временем парень залез к улью повыше и опять выкурил оттуда пчел. Потом по толстой ветке он перебрался на соседнее дерево и принялся обрабатывать дымом новое мзинга. Три роя пчел были уже растревожены и носились над продолжавшими кричать ндоробо, которые, впрочем, не обращали на насекомых никакого внимания.

Парень на дереве успел тем временем изгнать пчел еще из одного улья и, крикнув, что это дело ему наскучило, начал спускаться вниз. И тут женщины подняли настоящую бучу. Делом их чести было доказать гостям, что в улье все же живет змея. Было похоже на то, что они не разрешали парню спуститься на землю. В него полетели камешки, кости, ветки.

Бедняга вновь полез вверх. И тут не успел он поднести дымящуюся головешку к улью, как из противоположного конца цилиндра появилась голова мамбы, а затем и вся змея. Парень молниеносно выхватил из - под тоги нечто вроде аркана и ловко накинул его на приподнятую над веткой змеиную голову.

Боже, как был посрамлен бедный Тивас! Женщины кричали, хохотали, били в ладоши и всячески подшучивали и злословили по поводу новоявленного Фомы неверующего.

Тивас решил ретироваться куда-нибудь в лес, но не тут-то было. Разошедшиеся женщины окружили его плотным кольцом и, прыгая вокруг, заставляли его повторять вслед за ними:

«В ульях живут змеи, в ульях живут змеи». Только когда он пропел несколько раз эту фразу, признав свое полное поражение, женщины отпустили его. Та самая красотка, которая первой обнаружила его на дереве, вынесла ему даже пару кусков полуобугленного мяса.

- На, коли голоден. А если хочешь меда, можешь лезть на дерево. Теперь уже никто не будет кричать тебе, что это опасно.

Весело улыбаясь, подошел и присел рядом оле Сенгида.

- Змеи хорошо стерегут наш мед, не правда ли?

- Во всяком случае, мне бы его у вас воровать не хотелось,- ответил я.- Но как сами ндоробо лазят в мзинга, не боясь быть укушенными змеей?

- У нас есть опытные люди, которые только и заняты тем, что выкуривают змей и ящериц. Это делают рано-рано утром, когда пчелам холодно и они еще не обращают внимания на дым. Змея же более чувствительная. Стоит поднести головешку к улью, как она вылезает наружу. Потом днем к этим ульям приходят мальчишки и забирают мед.

- Когда мы шли сегодня утром вверх, то видели человека с кожаным мешком за спиной. Так, наверное, он собирал змей, а не мед?

- Да, это был оле Лебре, старый и опытный ловец змей.

- А что потом вы делаете со змеями?

- Раньше мы часто продавали их знахарям самбуру и туркана. Они приготавливают из них какие-то лекарства. Остальных же змей убивали. Теперь же почти всех змей покупает у нас сомалиец, который, как он рассказывает, сам потом продает их какому - то белому чудаку. У него есть целый дом, набитый змеями.

- А, я, наверное, знаю этого чудака. Он живет на озере Баринго?

- Да, кажется там.

- Это Джонстон Лики. Он разводит змей для того, чтобы получать из них вещество, обезвреживающее змеиные укусы. А разве ваши лекари не употребляют змеиный яд для исцеления больных?

- Это только плохие мганга возятся со змеями. Наши лекари вспоминают о них лишь тогда, когда хотят напустить страху на не в меру раскричавшихся женщин. Когда же надо лечить людей, наши мганга просят о помощи у пчел.

- Как же мганга лечат пчелами? - заинтересовался я. Меня поразило, что эти трудолюбивые насекомые имеют среди знахарей древнего охотничьего племени не меньший «авторитет», чем в цивилизованном мире.

- Не так давно у меня стало болеть вот тут,- и оле Сен-гида хлопнул себя по пояснице.- И что же вы думаете сделал наш мганга? Он каждый день заставлял меня ложиться на солнцепеке и на глазах у всей деревни напускал на меня пчел. Мне было еще больнее, чем до того, как я пришел к мганге. Он сказал, чтобы я приходил к нему каждый день и каждый день пчелы кусали меня. И вот наступил такой день, когда боль прошла. Я подарил за это мганге целую зебру.

- Да, к слову. Похоже на то, что из - за пчел мы совсем забыли о нашей зебре. Что с охотой?

- Сегодня, мхашимиува, охоты не получится. Зебры пасутся там, где ветер обязательно донесет до них наш запах. Но к утру он изменится, и мы устроим настоящую охоту. Куда торопиться? Большинство мужчин уже вернулось в селение, а на кострах у женщин уже готовится еда. Пора подумать и о том, чтобы поесть, мхашимиува,- сказал он и жестом пригласил меня с Тивасом к своей пещере.

Ндоробо едят только два раза в день - утром, отправляясь в лес, и ближе к вечеру, возвращаясь домой после трудового дня. Не знаю, как назвать эту вторую трапезу - обедом или ужином, но она была плотной и сытной. Ели нечто вроде кукурузной каши, обильно залитой медом, а потом изжаренное на вертеле мясо канны. Кашу каждая хозяйка варила самостоятельно, и ели ее, усевшись своей семьей у своей пещеры. Антилопа же была общей. Кто хотел, отрезал себе хороший ломоть мяса, но уже не тащил его к пещере, а садился тут же, у костра, к которому постепенно за мясом и теплом подтягивались все жители. Я подумал, что это был очень мудрый обычай: проводить первую часть обеда в узком кругу семьи, а вторую - всем родственникам вместе.

Когда все насытились мясом, две женщины принесли кожаные бурдюки, в которых была вода, смешанная с медом и каким-то кислым соком. Тивас говорит, что ндоробо делают из меда и хмельной напиток, но сегодня его, очевидно, не полагалось. Закончив трапезу, все занялись своими делами.

Это очень интересно: сидеть где-нибудь в укромном месте африканского селения, не лезть никому на глаза и смотреть, что делают люди. Делают сегодня то же, что и вчера, и сотню, а может быть, и тысячу лет назад.

Мальчишки в кожаных набедренных повязках прицепили к ветке старого дерева дохлую цесарку и, достав из пещер свои детские маленькие луки, стали тренироваться в стрельбе. Начали с простого - старались просто попасть в цесарку, а кончили очень сложным - стреляли в глаз цесарки, раскачивающейся на веревке и в плоскости, и вокруг собственной оси. Удавалось это не всем. Те, кто промахивались чаще других, продолжали тренироваться и после того, как более ловкие сверстники разошлись. Они надеялись, что подобно своим отцам будут охотниками, хотя вряд ли еще одно поколение ндоробо сможет прожить в Кении этим древним занятием.

На поляне юноши натыкали сухих веток на расстоянии восьми - десяти сантиметров одна от другой. Они тренировались в прохождении через лабиринт этих едва закрепленных прутиков, не сбив ни одного. Это тоже важно для охотника: подкрадываясь к дичи, не наступить ни на одну ветку, которая своим хрустом могла бы выдать человека. Игры у ндоробо, как и у всех остальных африканцев, учат молодежь жизни.

Детские игры...

Девочки, на которых тоже были лишь кожаные набедренные повязки, толкли какое - то зерно в огромной, выдолбленной из цельного бревна ступе или помогали своим матерям наводить порядок в пещерах. В общем ни мальчишки, ни девчонки не делали ничего особенного, что отличало бы их от сверстников среди скотоводов. А вот занятия женщин и мужчин у ндоробо резко отличаются от обязанностей тех и других на равнине. Там, внизу, женщины таскают за тридевять земель хворост и воду, доят коров, моют скот, готовят еду, строят хижину, ухаживают за только что появившимся на свет теленком, загоняют во двор ишаков, следят за детьми и делают еще уйму всяких мелких дел. Мужчины же разговаривают или занимаются игрой в камешки - бао. «Кто будет защищать наших коров и женщин, если враг нападет на енкангу, а руки наши будут заняты посторонней работой?» - всякий раз говорят они, сжимая в обеих руках игральные камешки.

Здесь же, в горах у ндоробо, женщина делала только обычную, привычную в нашем понимании женскую работу: возилась с детьми, варила, убирала жилище. О том, что женщины занимают у этих горных охотников совершенно особое положение, я понял еще во время веселого происшествия с Тивасом. Нигде в скотоводческом племени женщина не разрешила бы себе так откровенно подшучивать над мужчиной, да еще над чужим. Я понял, что женщины здесь - хозяйки положения. Одна из жен крикнула что-то - и муж принес ей воды, другая позвала мужа из соседней пещеры - и он принялся перекладывать камни в жилище-гроте. Сразу четверо охотников вышли из леса, волоча за собой связки хвороста.

Да, это была наглядная иллюстрация энгельсовского положения о том, как скотоводство создает специфические условия для разделения труда и собственности, особо благоприятствующие развитию патриархата. «Дикий», воин и охотник, довольствовался в доме вторым местом после женщины, «более кроткий» пастух, кичась своим богатством, выдвинулся на первое место, а женщину оттеснил на второе» * (*К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21).

Я не буду описывать наряды ндоробо, потому что в них нет ничего специфического. Лесные охотники полностью переняли моду, захлестнувшую кенийские равнины, заселенные маса-ями и самбуру. У мужчин это красная тога через плечо, у женщин - красные длинные накидки, которых зачастую почти не видно за бесчисленными ожерельями из бус и широкими латунными поясами. В пору утренней и вечерней прохлады и мужчины, и женщины накидывают поверх дневного платья нечто вроде плаща из шкур. Только у скотоводов такой плащ кроят из коровьих шкур, а у охотников ндоробо - из обезьяньих или леопардовых. Подумать только, как условны человеческие понятия! Ндоробо, глядя на мою не первой свежести рубашку, залитые медом брюки и видавшие виды фотоаппараты, считали меня, конечно, богатеем. Я же, наблюдая их в вечерних нарядах у костра, думал о том, что даже не все сильные мира сего могут позволить себе щеголять в одежде из леопардового меха.

- Завтра рано вставать, мхашимиува,- прервал мои размышления оле Сенгида.- Раньше встанешь - лучше поохотишься. Я устрою тебя в свою пещеру, а сам буду рядом, у брата.

В пещере, освещенной разложенным у входа костром, было чисто. На засыпанном мелкими камешками полу лежали шкуры, вдоль стен стояли высокие деревянные топчаны, тоже застланные множеством шкур. Под лежаками на камнях тлели уголья. Их оставляют на всю ночь, чтобы жители пещер не окоченели от горного холода.

- Спи, мхашимиува, завтра будет настоящая охота,- пообещал мне старик и скрылся за костром.

Я устроился на лежаке, стоявшем как раз напротив входа в пещеру. Огонь весело плясал в базальтовой раме входа в жилище. Прямо за костром на черном небе висели звезды.

Дым от углей, тлевших под лежаком, проникал сквозь шкуры, и вся пещера наполнялась каким-то особым, неповторимым запахом. Ароматом древней Африки...

Почему-то не спалось. Я лежал и вспоминал другие поездки, другие встречи с «загадочными племенами». Чем они отличались от ндоробо? Бушмены вызывали уважение к себе тем, что сумели выжить в тех невероятно тяжелых условиях, которые им уготовила судьба. Но эта тяжесть бытия невольно вызывала к ним жалость. Пигмеи, хотя и выглядели подлинными хозяевами природы, свободными и веселыми, но вся их жизнь, все их поведение были подчинены какому-то мистическому религиозному почитанию леса, в котором они жили. И это принижение себя во имя возвышения природы, склонность видеть мистическое начало всюду и везде во многом вредили им. Ндоробо же, крошечный осколок некогда многочисленного племени, укрывшегося в никому не известных горах Ндото, поражали своей внутренней собранностью, какой-то современной деловитостью. За весь день, что я провел в их окружении, я ни разу не слышал никаких ссылок на богов, колдунов или духов предков. В рамках понятий и категорий, доступных этим первобытным охотникам, они смотрели на все окружающее с вполне жизненных, а не потусторонних позиций, без примеси мистики. Они отвоевали, защитили последний кусочек своей земли и теперь стоят на нем обеими ногами. Может быть, такими деловыми и уверенными в себе примитивными материалистами и были прежние, настоящие хозяева древней Африки?