С караваном габбра через Дида Галгалу

Мне во что бы то ни стало хотелось проникнуть на земли габбра и боран. Поэтому я попросил всех своих марсабитских знакомых подыскать попутный караван, с которым можно было бы дойти до пограничных с Эфиопией бома - Сололо или Мояле. Перспектива пройти через пустыни с кочевниками казалась мне куда более привлекательной, чем надоевшие мытарства езды по бездорожью на машине.

Габбра всегда носят белые одежды

Помог мне местный предприниматель Барава Леба, который отправлял на верблюдах в Сололо груз провианта для тамошних лавок. Лёба обещал, что полторы сотни километров, отделяющие Марсабит от эфиопской границы, караван преодолеет за пять дней. За два доллара в день он предложил мне арендовать у него верблюда с седлом, за три доллара - шатер и слугу Дабассо, смышленого паренька из племени боран.

Верблюд еще долго будет хозяином пустыни

Скажу сразу, что, попробовав взгромоздиться на верблюда, я вскоре слез с него и больше ни разу на него не залезал. Гарцевать на верблюде по заваленному огромными обломками лавы плоскогорью оказалось для меня делом слишком сложным. К тому же, остерегаясь свалиться с его высокого горба на острые камни, я воздерживался смотреть по сторонам, а это было обидно. Поэтому я двигался за караваном, прыгая с камня на камень. Так же, кстати, поступило и большинство погонщиков верблюдов. Их было шесть человек и все они принадлежали к племени габбра, по суровым землям которых пролегал наш путь. Среди «лунного ландшафта» пустынь мужчин габбра сразу можно узнать по их одежде, бросающей вызов черным краскам местной природы. На голове у них всегда белоснежные тюрбаны, на стройных красноватых телах - белые накидки через одно плечо и такие же идеально белые юбки.

И черты лица, и язык габбра выдают в них кушитов. Легенды, которые, развьючив верблюдов, ежевечерне рассказывали мне у костра погонщики-габбра, говорят о том, что в незапамятные времена это племя переселилось на вулканические плато с востока, из Сомали. Тогда габбра были мусульманами. Однако позднее, смешавшись с рендилле и боран, они вновь сделались язычниками. Основная масса габбра обитает сейчас в Эфиопии; в Кении живут лишь около шестнадцати тысяч представителей этого племени. Их лучшие пастбища находятся на зеленых холмах Хури, с запада подступающих к плоскогорью Дида Галгалу. Там женщины пасут скот и растят детей, в то время как мужчины подрабатывают извозным промыслом, транспортируя товары через свои черные плато.

Этот промысел возник давно, когда из районов Северной Эфиопии к побережью Красного моря и Индийского океана двигались большие караваны, груженные слоновой костью, кофе и шкурами. Воинственные габбра, считая никем не заселенное плоскогорье Дида Галгалу «своим», решили извлечь хоть какую-то пользу из этих бесплодных земель. Они запретили эфиопским купцам пересекать Дида Галгалу на своих верблюдах. Каждый торговец, вступивший на их земли, должен был оставить у границ Дида Галгалу своих верблюдов и купить у габбра новых животных. Кроме того, купцы должны были платить габбра пошлину за транзитные перевозки через их земли и нанимать среди них проводников караванов и погонщиков. Так габбра сделались монополистами в организации верблюжьих караванов. За ними установилась добрая слава честных и смелых людей, лучших знатоков каменных пустынь. Поэтому габбра и сейчас ведут из Кении в Эфиопию и обратно почти все торговые караваны.

На огромной территории страны габбра в Северной Кении нет ни одного поселения, ни одной деревни, ни одного административного пункта. Мы шли уже три дня и ни разу не видели даже временных стойбищ.

Иногда мне начинало казаться, что мы никогда не выйдем из этого безжизненного места. Наш длинный караван выглядел издалека каким-то огромным единым чудовищем, извивающимся среди черных камней. К двум часам дня лава раскалялась до того, что подошвы ног не спасал даже толстый каучук на моих ботинках. Трудно было понять, откуда больше пышет жаром: сверху, от солнца, или снизу, от черных камней. Ели мы дважды: ранним утром и ложась спать. Ежедневно мы отшагивали по этой отнюдь не приспособленной для пеших прогулок местности по тридцать - тридцать пять километров. Весь день погонщики упрямо шли вперед, не останавливаясь для привала даже в самые жаркие полуденные часы. Это был какой-то варварский темп, противоречащий всем африканским порядкам. В любой стране, у любого племени здесь существует неписаный закон: в наиболее жаркие солнечные часы люди спят.

Не могу сказать, чтобы я особенно страдал от жары. В условиях необычайно сухого воздуха высокая температура - не менее сорока градусов - переносилась не так уж тяжело. Более невыносимым было само солнце, этот огромный огненный шар, источник яркого света, от которого буквально некуда было деться. Его раздражающая, выводящая из равновесия яркость еще больше подчеркивалась темными красками земли. резкая граница угольно - черной земной поверхности и ослепительно голубого небосвода, повсюду бросавшаяся в глаза на горизонте, казалась неестественной, даже фантастической. Очевидно, от яркого света страдали и габбра, которые в полуденные часы закрывали глаза своими белыми накидками, двигаясь за верблюдами подобно белым привидениям. Никогда и нигде я так не наслаждался ночной темнотой. Быть может, этот свет, спрятаться от которого на лишенной деревьев равнине не было никакой возможности, и гнал габбра вперед.

Лишь один раз погонщики были вынуждены остановить караван, а вернее, подчиниться воле верблюдов, отказавшихся идти. Неожиданно нам начали попадаться бабочки. Это были репейницы, так часто встречающиеся в наших степях. Завидев караван, они резко поворачивали в нашу сторону и садились на верблюдов или на нас.

Для репейниц встреча с нашим караваном была столь же спасительной, как для птиц, летящих над океаном,- встреча с кораблем. Большинство перелетных птиц не могут сесть отдохнуть на воду, здесь же бабочки не могут приземлиться на раскаленные до шестидесяти - семидесяти градусов камни. Те же из них, которые неосторожно садились на них или падали в изнеможении, тут же изжаривались заживо.

Бабочек становилось все больше и больше, и вскоре облепленные ими верблюды превратились в каких-то сказочных существ, заросших пестрой махровой шерстью. Репейницы проникали даже в ноздри животных. Верблюды начали нервничать, мотать головами и лягаться, пытаясь освободиться от бабочек. А репейницы все летели и летели. Вскоре нас накрыло целое облако этих бабочек, слегка затемнившее даже солнечный свет. Это было какое - то феерическое зрелище.

Верблюды окончательно взбунтовались и начали скидывать навьюченный на них груз. Караван пришлось остановить, верблюдов стреножить, а нам самим спасаться от бабочек под шкурами. Закутавшись в них, обливаясь потом, мы сидели под палящими лучами солнца.

Часа полтора летели репейницы. Куда направлялись мириады этих насекомых? Скорее всего в Марсабит, на зеленый островок среди пустынь, неспроста названный самбуру «Горами бабочек». О перелетах репейниц, которые подобно птицам улетают зимовать из Европы в Африку, известно давно. Однако закономерности этих миграций почти не изучены.

Потом туча бабочек пролетела мимо, и мы отправились дальше. Но до самого вечера среди обломков лавы нам попадались пестрые крылышки репейниц-путешественниц, словно цветы, выросшие среди камней.

На четвертый день, проведя сутки в стойбище габбра на холмах Хури, где погонщики оставили часть продовольствия и загрузили верблюдов шкурами, мы резко повернули на восток. Склоны этих холмов, расчлененные десятками иногда заполняющихся водой лагов,- наиболее оживленная часть страны габбра. Не проходило часа, чтобы навстречу нам не попался здесь караван или стадо коз, перегоняемых женщинами. Как и все местные племена габбра имеют собственные, специфические детали национальной одежды или украшений, позволяющие соседям без лишних вопросов выяснить их племенную принадлежность. У женщин - габбра такое «отличительное» племенное украшение - надетые на лоб две-три нитки металлических бус, которые напоминают не то венок, не то корону. Каждая бусинка - квадратной формы. В былые времена, когда габбра посредничали в торговле между Эфиопией и Сомали, эти бусы делали из серебра местные кузнецы. Сырьем для них служили талеры Марии - Терезии, которыми купцы расплачивались с погонщиками верблюдов. Сейчас габбра довольствуются бусами из дешевых металлов - алюминия или олова. Золото и другие желтые металлы здесь не в почете. В тон к белоснежным одеяниям своих мужей женщины предпочитают носить украшения из белых металлов. Нередко такие квадратные, реже многогранные, бусы сплошь, как стоячий воротник, закрывают шею женщин - габбра и ниспадают на открытую грудь. Однако и «воротник», и бусы из белого металла - это уже не племенные украшения габбра, их носят женщины и других родственных племен - боран, мериллё, ормо.

Чтобы получить воду в оазисе, надо ждать своей очереди целые сутки

У колодцев и водопоев, куда со своими стадами собираются женщины, нередко можно увидеть целые развалы этих дешевых украшений. Их делают и продают мужчины, принадлежащие к касте отверженных - тумал. Кочевники верят, что если тумал долго смотрит на животных, то может сглазить их, даже не желая того. Поэтому даже у колодцев они сидят в стороне, спиной к верблюдам и козам. Оставив своих животных под присмотром подруг, женщины сами по очереди бегают к кузнецам выбирать себе украшения.

О, какое шумное и красочное зрелище представляют собой водопои в этом районе! На землях габбра, где нет ни селений, ни базаров, площадка вокруг колодца или застоявшейся лужи на дне пересохшего лага превращается в своего рода центр социальной и экономической жизни всего племени. Это единственное место, где могут встретиться представители различных родов, обычно кочующих на расстоянии десятков километров друг от друга, куда стекаются любые новости и откуда расходится вся информация о жизни племени и его соседей.

Порой непосвященные люди недоумевают: как поддерживается и функционирует общественная жизнь в племени, кочующем по пустыне? Откуда мораны, живущие в сотне километров друг от друга, узнают, что в такой-то день, в таком-то месте верховные ритуальные лидеры решили провести элмугет? Или откуда всем старейшинам становится известно, что очередная бараза, на которой будет обсуждаться распределение пастбищ, состоится на второй день новолуния? Да очень просто. Верховные лидеры и вожди посылают к редким здесь водопоям своих представителей. Посидит такой «посол» недели две под пальмой дум у колодца, передаст всем погонщикам караванов решение вождей, и они, вернувшись в родное стойбище, сообщат там новость. Две недели - это обычно максимальный срок. Не реже чем раз в две недели появляются у водопоев караваны даже из самого далекого стойбища, потому что дольше этого срока верблюды здесь прожить без воды не могут.

Самый оживленный водопой в этих местах - Гарибабор. Это большой бассейн, окруженный красными скалами, создание которого, как и других колодцев на севере- востоке Кении, габбра считают делом рук великанов. В их мифологии эти великаны, якобы жившие здесь около двух тысяч лет назад, называются «махаданле» или «малало».

С махаданле, которые со временем якобы переселились в благодатные районы Межозерья, легенды жителей Руанды и Бурунди связывают появление современного народа тутси - самых больших людей земли, средний рост которых -182 сантиметра.

Действительно, у тутси и кушитов есть кое-что общее. Помимо высокого роста, а также стройных поджарых фигур, и тутси и сомалийцы - долихоцефалы. Можно найти схожие черты и в их обычаях, и в их одежде. Так, например, очень похожи женские наряды тутси и восточных сомалиек, состоящие из длинного куска легкой яркой материи, которую они особым образом оборачивают вокруг своих стройных тел. Такие наряды, слегка напоминающие индийские сари, больше в Африке никто не носит. Удивительно схожи также используемые этими народами методы приготовления молочных продуктов; другим же племенам, населяющим территории, разделяющие тутси и кушитов, они не известны.

Большинство западных ученых причисляет тутси к хамитам, представляя их расой «аристократов», поработивших негроидные племена Межозерья. Однако, быть может, загадку махаданле (малало) легче всего будет решить, допустив, что это тоже были африканские кушитские племена, жившие сначала на Красноморском побережье и находившиеся на более высоком уровне развития, чем жители внутриматериковых районов. Какие-то причины - скорее всего войны, в древности не раз охватывавшие побережье Красного моря,- заставили махаданле (малало) переселиться в пустынные районы на стыке границ современных Эфиопии, Сомали и Кении, где они вырыли свои колодцы. Оттуда часть их мигрировала на Центральные нагорья Кении, приняв участие в создании азанийской цивилизации, другие же переселились дальше на запад, в Межозерье. В легендах габбра, в частности, говорится, что люди, населявшие раньше их земли и построившие колодцы, «ушли вслед за солнцем», то есть на запад...

Гарибобор - это, скорее всего, творение природы, «облицованный» базальтами провал между скалами, в который попадают дождевые и, возможно, минеральные воды. Его сооружение приписывается местными кочевниками великанам махаданле по инерции. Что же касается других глубоких и узких колодцев, то они сооружены, бесспорно, искусной рукой человека. Остается лишь удивляться, какими орудиями пользовались их древние строители, умудрившиеся прорубить в лаве узкий (в диаметре не шире вытянутой руки человека) ствол, отвесно уходящий вглубь на восемь - десять метров. У одного из таких колодцев на равнине Нгасо я задержался, наблюдая, как габбра извлекают воду из этой глубокой скважины. Шесть мужчин опустили в колодец сплетенную из пальмового волокна лестницу, прикрепив ее к лежавшему неподалеку огромному куску лавы. Пять мужчин, едва протискиваясь в каменное отверстие колодца, один за одним исчезли в преисподней. Первый из них взял с собой под землю ведро, вырезанное из пальмового ствола. Где - то там внизу, вися на лестнице, он черпал воду и передавал ведро находившемуся над ним товарищу. Примерно через каждую четверть часа ведро появлялось на поверхности, и поджидавший его мужчина переливал воду в огромный глиняный кувшин, оплетенный ветками (габбра не прекратили окончательно связи с Эфиопией и оттуда в больших количествах получают керамические изделия, незнакомые большинству других племен Севера). Затем ведро вновь исчезало в колодце. Пять мужчин, висящих на лестнице, вдруг затянули протяжную песню. Песня вырывалась из-под земли и неслась над черными равнинами...

Наш караван не останавливался у колодцев, потому что ждать своей очереди, чтобы получить воду, надо было не меньше суток. Мои же спутники - габбра спешили. Вопреки обещаниям Леба преодолеть расстояние до Сололо за пять суток, мы шли уже шестой день и, как считали погонщики, должны были попасть туда не раньше, как через неделю.

На восьмой день нашего перехода погонщики, к моему удивлению, избрали очень странное направление нашего маршрута. С утра мы должны были идти на восток, но вдруг повернули спиной к солнцу и пошли совершенно в противоположном направлении, а потом часов через пять резко повернули на север. Я несколько раз спрашивал проводников, куда мы идем, но ни разу не получал вразумительного ответа. Лишь ближе к вечеру, вновь обернувшись лицом к востоку, я понял причину, вынудившую нас сделать огромный крюк. Справа от нас равнину пересекала узкая, метров в шесть - семь трещина с совершенно отвесными стенами. Она тянулась на многие километры. Если над ней построить мост, путь из Марсабита в Сололо сократится на целый день.

Я так и не понял, когда наши верблюды спали. Весь день, с утра до вечера вышагивали они по тридцать - тридцать пять километров по пустыне, а ночью бродили вокруг наших биваков, по лагам и между скал отыскивая себе сухие травинки. Надо было ходить всю ночь, чтобы в этом почти лишенном растительности крае насобирать такое количество травинок и колючек, которые бы смогли насытить огромное животное.

На привалах подолгу пили все, кроме дромадеров, причем питье для себя габбра получали главным образом от верблюдов. Мы почти не употребляли воды, но по утрам и на ночь выпивали по полтора-два литра молока: для того чтобы поить людей, в караван специально были взяты две дойные верблюдицы. Испив два литра парного верблюжьего молока, уже не очень хотелось думать не только о воде, но и о еде. Оно на редкость питательно: содержит больше шести процентов жира и азотистых веществ и до пяти процентов молочного сахара. Наши кормилицы были единственными животными в караване, которым каждый вечер погонщики выдавали воду. Ее везли для верблюдиц три дромадера в огромных кожаных бурдюках. Лишь совсем недавно науке, наконец, удалось установить причины удивительной способности верблюдов по десять - четырнадцать дней жить без воды. Во-первых, оказалось, что у верблюда удивительные свойства крови. Теряя влагу в целом, верблюд умудряется удержать ее в крови в несоизмеримо больших количествах, чем остальные животные. Очевидно, разгадку этого свойства принесет изучение эритроцитов верблюжьей крови. У всех млекопитающих они дисковидные и только у верблюдов и других мозоленогих - ламы, гуанако, альпаки и викуньи - овальные.

Второе необыкновенное свойство верблюдов - редкостная для теплокровного животного способность изменять температуру своего тела в довольно широком диапазоне: от тридцати четырех градусов ночью до сорока двух в полдень. Такие «вариации» температуры тела верблюда позволяют ему резко снижать утечку влаги из организма.

Этой же цели служит и крайне замедленный ритм дыхания верблюда. За минуту он делает всего лишь семь - восемь вдохов и выдохов. А каждый сэкономленный выдох - это оставленная организму капля воды, которая обязательно бы терялась верблюдом, если бы он дышал чаще.

Наконец, видел ли кто-нибудь, чтобы верблюд открывал рот, подобно разморенной жарой овчарке? Нет, верблюд всегда держит рот закрытым, препятствуя тем самым испарению влаги. Собака, пробежавшая в зной с полкилометра, покрывается испариной. Верблюд же несет по жаре груз целый день, но никогда не потеет.

Всем известно, что верблюжья шерсть и сделанные из нее знаменитые верблюжьи одеяла - чуть ли не самые теплые. Зачем такая шерсть в пекле пустыни? Быть может, для того чтобы уберечь верблюда от ночной прохлады? Совсем наоборот: она защищает его тело от перегрева, а следовательно, опять-таки снижает испарение.

Все эти приспособления, которыми природа наделила верблюда, и позволяют ему медленно расходовать драгоценную воду из своего организма.

Только благодаря верблюду, его выносливости и неприхотливости, человеку удалось узнать, а затем и освоить огромные пустыни, занимающие более двух пятых территории Африканского континента. Даже сегодня, в век автомобилей и самолетов, современные транспортные средства используются главным образом в богатых плодородных районах, вокруг крупных городов и приморских центров. Кое - где в связи с разработкой нефтяных месторождений машины и самолеты появились и в глубине Сахары, но здесь, в обделенных природными богатствами пустынях Кении, верблюд по-прежнему остается главным средством передвижения людей, а зачастую и главным источником их существования. Пищу и питье, одежду и шкуры для жилья - все это кенийским кочевникам дает величественный дромадер. Он словно понимает свою роль, свое значение, свою незаменимость и потому так уверенно шествует по земле, надменно взирая вокруг.

Почему-то многие считают, что верблюд - азиатское животное, выходец из Аравии или пустынь Центральной Монголии и Китая. В действительности же Азия была для верблюда лишь мостом, пользуясь которым, он заселил Старый Свет. Еще один парадокс: верблюд впервые появился на земле там, где давным-давно вымер и где сейчас местные жители больше всего уверены, что верблюд азиатское или африканское животное. Родина верблюдов - Северная Америка. Пользуясь существовавшим в геологически совсем недавние времена перешейком между Аляской и Чукоткой, верблюды попали в Северную Азию и затем, гонимые наступившими там холодами и оледенениями, мигрировали в Китай и Индию, а оттуда - в Переднюю Азию, Аравию и Ближний Восток. Но это был двугорбый верблюд - бактриан, названный греками по имени существовавшей в первом тысячелетии до н. э. в среднем и верхнем течении Амударьи области Бактрия - одного из древнейших центров земледельческой культуры Средней Азии.

Верблюд в Африке впервые упоминается в египетских источниках, датируемых четвертым тысячелетием до н. э. Полулегендарная Шеба, царица Савская во время своего знаменитого путешествия к царю Соломону пользовалась вьючными верблюдами. Основоположница эфиопского государства навещала мудрейшего из правителей древности в десятом веке до нашей эры. Значит, уже тогда в Африке знали домашних верблюдов.

Никто не знает, сколько горбов было у верблюдов, путешествовавших в свите Шебы, однако большинство ученых склонны думать, что одногорбый верблюд, прозванный греками дромайес - быстро бегающий, - был выведен в Африке.

Сегодня в Африке живет около трех четвертей восьмимиллионного верблюжьего стада всего мира. Причем основная масса дромадеров сосредоточена не в Сахаре, как это принято думать, а здесь, в Северо - Восточной Африке, на землях кушитов. Около трех миллионов верблюдов бороздят пустыни Сомали, два с половиной миллиона дромадеров живет в Судане, восемьсот тысяч - в Эфиопии. Кения, обладающая стадом более чем в полмиллиона голов, занимает четвертое место среди «верблюжьих» держав мира.

Человек еще долго будет зависеть на кенийском Севере от верблюда, потому что одна - две дороги, открывающие доступ в эти районы редким автомашинам, вовсе не конкуренты для дромадеров, бороздящих труднодоступные каменистые равнины, которые разделяют эти дороги и на которые до сих пор еще не проникал белый человек.

Я смотрю на подробнейшую, десятитысячного масштаба карту района, который мы пересекаем, на лист под названием Сололо, куда мы уже приближаемся. Вдоль лага надпись: «Направление течения ориентировочно». Надпись на геологических породах: «Простирание не установлено». Около отметок высот холмов написано: «Цифры приблизительные».

Что же здесь точнее верблюжьих троп, петляющих среди камней и лагов, но обязательно выводящих к стойбищам, оазисам и колодцам?

На одиннадцатый день наши верблюды вошли в Сололо. И тут, когда некуда было спешить, погонщики наконец позаботились о дромадерах. Грязные, голодные и усталые после трудной дороги, габбра, забыв о себе, пошли поить разгруженных верблюдов. Высохшие, с обвислой кожей и поникшими горбами животные наконец дорвались до воды. Вытянув свои длинные шеи, они припали к влаге и долго не отрываясь пили.

Они пили, и на глазах делалась упругой их кожа на раздувающихся животах, снова поднимались горбы. Влив в себя за каких-нибудь четверть часа ведер десять воды, раздавшиеся вдвое верблюды медленной величественной походкой отправились на пастбище. Завтра они должны были выступить в обратный путь...