19. Я ОБРЕТАЮ НОВОГО ДРУГА

Утром, после лесного пожара, Станислав, очевидно, встал с левой ноги: весь день его преследуют неудачи. Начинаются они тут же, на стоянке,- Станислав теряет перочинный ножик. Хаос камней и ветвей вокруг костра поглощает ценную якобы вещь и портит моему товарищу настроение. Затем, когда мы проводим лодку через пороги, Станислав спотыкается на скользком камне и с размаху плюхается в воду. Светит солнце, тепло, и эта неожиданная ванна не страшна, но настроения не улучшает.

За порогами река расширяется - и тотчас же впереди показывается голубая поверхность огромного озера. Возле устья реки стоит хижина, построенная из толстых бревен. В ней живет рыбак, о котором нам рассказали на станции Оскеланео. К сожалению, хижина заперта, окошко закрыто, и ни одна живая душа не отзывается на наши оклики. Зато из соседних кустов выскакивают огромные собаки. Целая стая псов: шесть. Сбегают к берегу и облаивают нас хриплыми голосами. Но делают это по обязанности, а не по убеждению и скверно изображают злость» - Это Huskies (Huskies (англ.) - лайки)! - объясняет Станислав.

Лайки - это эскимосские собаки. Я смотрю на них с уважением. Это слава севера, символ героизма, самоотверженной преданности, самопожертвования. На Аляске человек поставил им памятник благодарности. Зимней порой лайка - единственный союзник человека, обеспечивающий его победу над природой.

Сурова и смертоносна зима в этих лесах. Человеческая жизнь зависит тогда от саней. Верные лайки тащат эти сани без устали и облегчают людям жизнь в пустыне.

Лайки - герои многих повестей, их увековечил в своих новеллах Джек Лондон, а все беседы у костров прославляют их подвиги. Среди них, как и среди людей, встречаются добрые и злые, строптивые и покладистые, смирные и свирепые, но все отважные, выносливые и сильные. В северных лесах собаки стали тем же, чем некогда были лошади в прериях. Свое значение они так скоро не потеряют. Сколько раз они спасали - и еще будут спасать - человека от неминуемой смерти! Им знакомо все коварство хрупкого ледяного покрова на реках, а в самую злую вьюгу инстинкт никогда не подведет их, не даст им сбиться с пути. Сколько бы десятков миль ни отделяло их от дома, они никогда не свернут с прямой дороги. Те, которых я сейчас вижу, напоминают немного сенбернаров, только с удлиненными мордами и более развитыми грудными клетками. Это атлеты среди собак. У них густая черно-белая шерсть; только у одного пса - палевая; несомненно метис.

При виде лаек меня охватывает волнение. Я встречаюсь с ними впервые. Это верный признак, что мы вступили в зону лесов Северной Канады. Я хочу выйти на берег и разглядеть собак вблизи. «Нельзя! - говорит Станислав.- Эти лайки могут быть опасными! Надо сначала проверить их доброжелательность».

Траппер бросает на берег несколько щук, пойманных нами вчера. Да, собаки настроены доброжелательно: съедают рыбу. Значит, мы можем высаживаться. Станислав возбужден и предупреждает меня, чтобы я крепко стоял на ногах и не давал сбить себя. Лайки уважают только стоящего человека; лежащего считают врагом и тотчас бросаются на него. Так учили Станислава опытные люди.

Высаживаюсь. Собаки подбегают ко мне с радостным лаем, я тоже подхожу к ним запросто. Проявляю шумливую сердечность, простецкую, по-американски, и добродушно приветствую их: «How do you do?» («How do you do?» (англ.) - «Как поживаете?» ) Вежливые собаки следуют моему примеру: вертятся, поднимают веселый шум, кружась с шальными прыжками. Особенно разошелся самый большой пес - черный гигант с белым носом, - которому очень хочется положить свои тяжелые лапы на мои плечи. Этот может опрокинуть меня. Я ускользаю от него как могу. В конце концов восторженный пес отказывается от такого проявления нежности и только ласково трется о мое бедро.

Самый большой пес - черный гигант с белым носом

Но другие собаки завидуют получаемому им удовольствию, их настроение вдруг портится. Завистники подскакивают к гиганту, оскаливают клыки и рычат воинственно. Возглавляет их палевый метис. Я пользуюсь суматохой и украдкой отступаю к лодке, зорко следя за тем, чтобы ни одна лайка не забежала с тыла и не повалила меня. Хорошо помню предостережение Станислава.

Мое отступление знаменует конец собачьих раздоров. Лайки сразу успокаиваются и уже равнодушно относятся к нашему присутствию; у них нет больше желания проявлять свои чувства. Расходятся в разные стороны, каждая по своему делу.

Мы убеждаемся, что рыбака нет дома. Он уехал, оставив своих собак.

Неподалеку от хижины Станислав находит множество черной брусники величиной почти с вишню: ее здесь столько и растет она такими обильными гроздьями, что мы собираем ягоды горстями. Они сладкие и очень нравятся нам. В то время когда я нагибаюсь за ягодами, из ближайших кустов выскакивает собака и мчится ко мне. Я не успеваю выпрямиться. Пес застигает меня врасплох и, навалившись всем телом с разбегу, опрокидывает меня. Это тот порывистый черный великан с белым носом. Однако, несмотря на то что я лежу на земле, пес не проявляет никаких враждебных намерений - наоборот, он хочет играть: фамильярно тычет в меня носом и дружески виляет хвостом. Глажу ею, а он повизгивает от радости. Я смеюсь в душе: как бы мне хотелось показать эту сцену Станиславу, собирающему где-то в чаще ягоды. Но я не хочу огорчать его: траппер, кажется, неправильно оценил характер лаек.

У меня в кармане кусок колбасы, оставленный на обед. Я посвящаю его нашей дружбе - отдаю псу. Должно быть, впервые в жизни он получает такое лакомство, столько удовольствия и благодарности светится в его честных глазах.

Трогаемся в путь. Озеро, расстилающееся перед нами, такое огромное, что деревья на противоположном берегу сливаются в одну узкую полоску. Царит полная тишина, не чувствуется даже легчайшего ветра. Станиславу нынче всюду мерещатся страхи: он говорит, что такая погода обманчива и поэтому безопаснее плыть вдоль берега, а не напрямик через озеро. Мне это кажется излишней осторожностью. Глубоко в берега врезается много заливчиков и бухт; если плыть по всем этим зигзагам, то мы затратим целый день на то, чтобы обогнуть озеро.

- Плывем напрямик, через середину озера! - со всей решительностью говорю я.- Предпочитаю немного рискнуть, чем давать такой крюк.

- Не нравится мне это затишье! - вертит носом Станислав. Тишина стоит идеальная. Осеннее солнце пригревает как следует, на лазурном небе - ни облачка. Дивный канадский пейзаж.

- Плывем напрямик! - настаиваю я на своем и хватаюсь за весло. Станислав кивает головой и, что-то пробурчав, тоже садится в каноэ. Отчаливаем.

Часто, разглядывая фотографии тихих калифорнийских озер, я удивлялся: они настолько неподвижны, что горы отражаются в воде с невероятной четкостью. Теперь я убеждаюсь, что такая тишь бывает и на канадских озерах. Вот гористый берег со скалами и елями над водой, и тот же берег со скалами и елями, но на самой воде. В ней с необычайной четкостью отражены мельчайшие детали деревьев, самые маленькие веточки. Очень странное это зеркало, и вызывает оно очень странные иллюзии: если вглядеться, то отраженный в воде мир покажется более подлинным, более настоящим, чем мир на берегу. На это колдовство природы человек глядит с немым изумлением, но одновременно рассекает прекрасную картину носом своего каноэ, грубо разрушая ее. Остается только волнистая полоса и разрушенный мир, лишенный чар...

На сей раз Станислав оказался прав. Едва мы одолеваем три четверти нашего пути (до нашего берега еще добрая миля), погода неожиданно портится, срывается встречный ветер, дующий с неудержимой силой. Просто поразительно, как внезапно, за несколько секунд, поднимается здесь буря, сразу же взгромождая огромные волны.

Бывалые люди рассказывают ужасные истории о дикости подобных вспышек. Чем меньше озеро, тем оно яростнее. Тогда как большим водным пространствам требуется обычно много времени, чтобы разбушеваться, малые озера начинают бушевать сразу и с большой свирепостью. Люди, находящиеся всего в нескольких десятках метров от любого из берегов, часто не могут достичь цели и гибнут.

Такой вот внезапный вихрь - совершенно непредвиденный, так как дело происходит на большом озере! - застигает нас далеко от берега. Тут не до шуток. Счастье еще, что ветер дует прямо в лоб, а не сбоку. Гребем под дождем как одержимые, но продвигаемся как черепаха. Спустя какое-то время Станислав оборачивается ко мне. Лицо его искажено яростью, он что-то гневно выкрикивает. Я не понимаю его, буря поглощает слова. Гребу еще сильнее, чем прежде.

Наконец ценой нечеловеческих усилий приближаемся к берегу. Здесь уже нет таких волн и легче грести. Причаливаем.

Но за первым озером сразу же следует второе.

- Может быть, остановимся тут на ночь? - несмело подсказываю Станиславу. - До утра буря пройдет...

- Нет! - ворчливо отвечает траппер, не глядя в мою сторону.- Не будем останавливаться!

- Здесь нам было бы неплохо...

- Еще рано ночевать! - возмущается он. - Поплывем дальше! Здесь мало топлива.

Нас окружают ели, в сотне шагов от нас торчит несколько сухих стволов. Топлива, пожалуй, достаточно. Но Станислав зол на меня, умника, который настоял на нелепом плавании через середину озера.

Теперь он в свою очередь говорит повелительным тоном и приказывает:

- Плывем дальше!

Переправа через озеро вконец измучила нас, но я не спорю, тем более, что ливень прекращается.

Расстояние между озерами невелико, меньше ста пятидесяти шагов. Через портаж (Портаж (английское portage) - волок), как здесь называют такие места, мы переносим каноэ и наш - багаж и плывем дальше. На этот раз держимся вблизи берега. Путь удлиняется, зато грести легче - лес защищает от ветра.

Снова большое озеро. Часа через два, длинной и тонкой линией преграждая путь, перед нами возникает полуостров. Он доходит почти до середины озера. В центре его светлеет желтый песчаный пляж. Место очень привлекательное. Мы измучены. Время идет к вечеру. Добираемся до косы и раскидываем на ночь лагерь. За весь день не прошли и десяти миль; маловато!

Станислав разводит на песке костер и готовит ужин, я ставлю палатку. Полоса леса, покрывающего среднюю часть полуострова, защищает нас от ветра. У меня быстро восстанавливаются силы и хорошее настроение. Зато Станислав что-то переживает; он зол и молчалив.

После ужина взрывается. Говорит, что он опытнее меня в лесу и на воде, что знает канадскую природу лучше, чем я, что еще немного и благодаря моему безрассудному упрямству мы бы сейчас лежали на дне озера. Он просит вежливо, но решительно, чтобы впредь я считался с его опытом и лучшим знанием лесных обычаев. Это горькая, но заслуженная мной пилюля: посредине озера действительно бушевали опасные волны. Я осознаю свою вину.

Тут мне на помощь приходит неожиданное происшествие. Из леска вдруг доносятся треск ломающихся ветвей и тяжелое дыхание бегущего к нам крупного зверя. Вскакиваем оба и напрягаем зрение. Из леса на песок выбегает - можно ли верить глазам? - мой четвероногий утренний друг, огромный пес с белым носом! Успокоенный, я снова сажусь.

- Ради бога! - кричит перепуганный Станислав.- Немедленно вставайте!

Но я весело смеюсь ему в глаза. Станислав подскакивает ко мне с ужасом во взгляде и пытается силой поднять меня. Тем временем пес уже подбежал ко мне и, повизгивая, исполняет дикий танец радости. Потом ложится у моих ног и на собачий манер выражает свою дружбу. Станислав смотрит на все это, удивленный, сбитый с толку.

Теперь я рассказываю ему об утреннем приключении. Оба весело смеемся. У собаки тоже радостно на душе. Пробежала за нами больше десяти миль по лесам и явилась в самое время, чтобы стащить почтенного Станислава с опасных высот зазнайства и морализма.

Я чувствую, что обрел нового друга.