20. ЧЕТЫРЕ ВЫСТРЕЛА ПО ВОЛКАМ

Нас беспокоят и раздражают таинственные волны на озере. Что вызывает их? Неизвестно.

Перед заходом солнца бурный ветер утих и волны улеглись. К ночи восстановилось такое же нерушимое спокойствие, какое было перед бурей. Станислав отправляется в лес. В воздухе царит глубокая тишина: я слышу на расстоянии ста шагов каждое покашливание товарища и треск каждой ветки.

Теперь я, по-видимому, пугаюсь собственной тени и вижу опасность там, где ее нет: спокойствие, которое так быстро овладело природой, кажется мне подозрительным. Говорю об этом Станиславу.

- Пустые страхи! - успокаивает он меня. - Погода установилась.

Гм, если так, то хорошо.

Вместе с наступлением темноты на востоке выползает полная луна, красная и огромная. Отражается в воде и прокладывает искристую тропу от далекого, далекого берега прямо к нам, почти к нашим ногам. Тропа неподвижна и гладка, как и само озеро.

Вдруг начинаем всматриваться более внимательно в направлении лунного света: в полумиле от нас что-то неожиданно всколыхнуло воду, вызвав волну. Это выдает лунная тропа, которая разбивается на маленькие, сверкающие блики. Ветра нет. Очевидно, какой-то ночной зверь вошел в воду с берега, на котором разбит наш лагерь. Но какой зверь? Может быть, лось?.. Сердце начинает биться учащенно.

С той стороны, где всколыхнулась вода, доносится приглушенный расстоянием протяжный крик: у-у-у-у...

- Loon, - заявляет Станислав.

Лун - нырок, который частенько кричит до поздней ночи. Весьма возможно, что именно он плещется там в воде. Когда крик раздается во второй раз, Станислав изменяет мнение: это не нырок. Но кто? Напрягаем слух, но крик не повторяется. Поверхность воды успокаивается, и луна снова прокладывает ничем не нарушаемую тропку через озеро. Тишина скрывает тайну.

Мой новый друг стал предметом небольшого спора. Станислав не верит ему и говорит, что только плохой пес и бродяга покидает свой дом и шатается по лесу.

- Собака должна быть верной, привязанной к дому! - поучает он.

По существу у Станислава мягкий, даже уступчивый характер, но я уже знаю: если он что-нибудь вобьет себе в голову, то лучше его не трогать. Знаю, но почему же, несмотря на лто, вступаю с ним в совершенно ненужные пререкания?

- Мой пес верный! - защищаю я собаку.

- Верный? Такой цыган? - огорченно вздыхает мой спутник.

- Именно верный! - подтверждаю я. - Верный дружбе, которую мы с ним завязали сегодня. Потому он и прибежал в наш лагерь, что искал здесь друга...

Станислав качает головой и молчит. Я хочу сказать ему еще, что собираюсь купить этого пса, но он, к счастью, сдерживается, и я тоже умолкаю. Все это такой вздор! Нас окружает дивный канадский пейзаж, а я, беспутный, не замечая этого, гублю его очарование...

Пора спать. В просторной палатке места хватит на четверых, а нас только двое. Третье существо - пес. Он тихонько залезает в палатку и, припадая к земле, посматривает на нас испытующим и беспокойным взглядом.

- Нет! - противится Станислав. - В палатке спят только люди!

Неужели я должен снова поднять брошенную перчатку и ссориться из-за собаки?

- Надо уважать добрые обычаи! - напоминает мой товарищ. - По канадским обычаям собаки должны ночевать во дворе.

Ну обычай так обычай! Погладив пса, я собираюсь выгнать его из палатки. Но умное животное поняло слова Станислава и само удаляется.

Когда мы залезаем под одеяла, пес жалобно повизгивает, сопит и ворчит. Наверно, ему не по душе такое несправедливое решение, однако вскоре он примиряется со своей собачьей долей. Я слежу за ним сквозь щель в палатке и убеждаюсь, что это опытный бродяга и большой ловкач. Он засыпает песком тлеющие остатки костра и потом ложится на этом припечке, отлично защищающем его от ночного холода.

Лежим. Сон что-то не приходит. Слишком много впечатлении было в этот день. Буря, переправа через вспененное озеро, а перед этим встреча с собаками рыбака... Станислав тоже не спит.

- Что бы это могло быть? - ни с того ни с сего говорит он.

- О чем вы? - спрашиваю.

- Да вот давеча, этот голос издалека.

- Может быть, нырок?

Но Станислав не отвечает: его сморил сон. У меня тоже слипаются веки.

Мы спим крепко, как вдруг нас вырывают из сна какие-то звуки из леса. Моментально просыпаемся. Слышим одно, два, три протяжных завывания - такие же самые, как и вечером: у-у-у-у... Тоскливые, приглушенные и уже близкие, так как слышны сквозь стены наглухо закрытой палатки. Станислав быстро поднимает голову.

- Теперь я знаю, кто это! - шепчет он. - Волки! Они близко...

Сдерживая дыхание, я весь превращаюсь в слух. Но из леса не доносится больше ни один звук. Зато пес наш перед палаткой начинает приглушенно рычать. Он рычит тихо, злобно, протяжно и беспрерывно, с жуткой, едва сдерживаемой ненавистью.

- Волки пришли по следам пса! - заявляет мой спутник.- Где наши ружья?

- Под изголовьем...

Ищем на ощупь, находим. Два пятизарядных автоматических «Ремингтона». Осторожно развязываем вход в палатку.

Тем временем луна забралась высоко в небо и, серебряная, освещает сейчас все вокруг. У палатки, припав к земле, непрерывно рычит пес. Он впился глазами в одну точку на опушке леса: группу из четырех стоящих одна возле другой пихт. От деревьев нас отделяет коса шириной в шестьдесят шагов. Но мы напрасно обшариваем взглядом лес. Ничего подозрительного не видно.

Светлый песок перед нами и спящие в ночной тиши деревья создают идиллическую картину. Трудно поверить, что может быть иначе. И все-таки наш пес дрожит от ярости и скалит клыки, не спуская глаз с четырех пихт.

- Бинокль! - шепчет мне Станислав.

Разыскиваю в палатке чемодан, роюсь в нем, возвращаюсь. Не выходя из тени палатки, направляю бинокль на лес и отчетливо вижу по порядку: ствол пихты, часть большого камня, сухие ветки, синеватый пучок травы, снова какой-то ствол, куст дикой вишни, потом какую-то серую массу - неужели зверь? Нет, это куст. Но вот вдруг за отдаленным стволом мерцает и тотчас гаснет какой-то отблеск, словно блуждающий светлячок... Волк! На мгновение его глаза вспыхивают вновь. Различаю морду, шею, лапы. Стоит, словно изваянный из камня. Не отрываясь смотрит в нашу сторону.

Когда я отдаю бинокль Станиславу, то вижу волка значительно хуже и скорее догадываюсь, где он. Показываю на него трапперу и спускаю предохранитель «Ремингтона». - Видите его? - спрашиваю шепотом.

- Вижу.

- Сколько их там?

- Не знаю.

- Могут ли они броситься на нас? Станислав не уверен в этом:

- Почем я знаю? У них бывают разные аппетиты... Зависит от того, сколько их там...

Он опускает бинокль и кивком головы указывает на собаку.

- Ясно, что они охотятся за ним.

- Вы полагаете, что они могут кинуться на него?

- Здесь, возле палатки, пожалуй, нет... А там, подальше в лесу - да.

Волк по-прежнему стоит неподвижно на том же месте, не спуская с нас глаз.

- Стреляйте первым... - бормочет Станислав.

Я прицеливаюсь, набираю в легкие воздух, глазом ищу мушку. Какая неясная цель!.. Нажимаю курок. Из дула вырывается сноп огня.

В лесу суматоха: кто-то резко отскакивает в сторону. Три, четыре большие тени в панике мчатся сквозь кустарник, серые на сером фоне. В это время меня оглушает выстрел Станислава. Какое-то движение в дальних кустах, я стреляю второй раз. Станислав тоже. И конец. Волков нет. Исчезли. Даже не слышно их.

Зато теперь со всех концов озера возвращается эхо выстрелов. Гудит над водой, множится, ширится, грохочет, слабеет; потом - где-то в далеком заливе - снова нарастает, гремит и наконец затихает. Различные эхо сталкиваются, отражаются друг от друга, снова уносятся вдаль: какая-то беспрерывная колдовская канонада. Когда она, наконец, смолкает, гробовая тишина опускается на озеро и лес. Только у меня в ушах звенит.

Мы все еще стоим с ружьями в руках. Станислав оглядывается и вдруг вскрикивает:

- Где пес? Нет пса!

И, возмущенный, оборачивается ко мне:

- Видите, что это за болван?! Помчался за волками. Они разорвут его...

Не разорвали! Как и несколько часов назад, в лесу слышен треск ломаемых ветвей. Это возвращается пес. Он появляется измученный, с покусанной лапой; морда в крови, но раны на ней нет. Стало быть, это волчья кровь. Собака сразилась и дала взбучку противнику.

В озере я смываю с героя грязь и кровь. Лапу он зализывает сам. Станислав смотрит на него дружелюбнее и признает одобрительно:

- Что правда, то правда - смел, шельма!

Идем с собакой в лес, чтобы установить результаты стрельбы. Увы, никаких следов: ни волка, ни крови. Все четыре выстрела мимо.

Разжигаем костер, завариваем чай, обсуждаем случившееся. Потом возвращаемся в палатку и ложимся спать.

Последним в палатку пробирается пес - ползком, потихоньку, украдкой. Чувствует себя виноватым, бросает подозрительные взгляды в сторону Станислава, от страха сдерживает дыхание и сразу же сворачивается возле моих ног в клубок, такой маленький, что просто трудно понять, куда он дел свое огромное тело.

Теперь никто его не гонит. Добрый канадский обычай предан забвению.

Сначала засыпает Станислав, потом пес и, наконец, я. На песчаном берегу большого озера два человека и одна собака спят в полном согласии под общим кровом.