29. ИНДЕЙСКИЕ ДЕТИ, ИХ СОБАКИ И МОЙ ПЕС

В Обижуане живет необыкновенное племя, очень веселое, удалое, игривое и подвижное: это дети индейцев кри. Они круглолицы, как пончики, подвижны, как мухи, и почти все очень красивые. Туберкулез, болезнь отцов, еще не коснулся их, здоровье брызжет с их толстых щечек и из смеющихся черных глазенок.

У них свой собственный мир. Он заключен в границы поселка - между церковью и пакгаузом «Hudson's Bay Company», между пакгаузом и пристанью на озере. Здесь они резвятся, играют, здесь их укрытия, здесь они переживают волнующие минуты, когда видят кружащего в небе рыболова или убитую дичь; здесь они мечтают, здесь познают чары природы - и счастливы.

Все сказки индейских детей разыгрываются в лесу. В глухом, таинственном лесу, которого не нужно искать далеко. Именно такой лес начинается сразу за последним домиком Обижуана и тянется, насколько хватает взгляд, без конца. В этом лесу, в воображении детей, происходят чудеса и волшебства, бродят кудесники и необычайные звери. Дети индейцев кри родились в сорочке; они не только окружены всеобщей любовью взрослых, не только могут резвиться с утра до вечера, но в довершение всего они целыми днями видят лес, в котором разыгрываются их сказки и осуществляются мечты.

В последние дни детей охватило волнение. Вскоре они вместе с родителями отправятся в леса на большую зимнюю охоту. По всему поселку заметна лихорадочная подготовка: ремонтируются лодки и сани, смазываются капканы, готовятся запасы пищи. Живее бьются сердечки малышей. Они беспокоятся и по-своему тоже готовятся к походу: учатся бросать камни. Целью им служат зимородки на берегу озера и - при отсутствии оных - собаки.

Где бы ни появился индейский ребенок - там неотступно, словно тень, следует за ним свита, состоящая из нескольких собак. Все они более или менее подозрительного происхождения, помесь; среди них мало настоящих лаек. Заморыши переживают сейчас летний период безработицы, большой нужды и голода. Летом индейцы собак не кормят. Корм им полагается только зимой, когда они несут тяжелую службу в санях. Летом собакам- собачий удел; им частенько приходится - о, собачья доля! - подкармливаться сладкими лесными ягодами.

Несмотря на это, индейская собака-ласковое и преданное создание - не покидает индейцев. Но более всего она привязана - безмерно, самозабвенно, рабски - к индейским детям: принимает участие во всех их забавах, терпеливо сносит любые муки и испытывает, кажется, ту же тоску - мечтает о походе в леса, где будет вволю всяких приключений и мяса... Симпатичный четвероногий бродяга!

Пятилетний толстопузый кри бросает камнем в собаку. Он вкладывает в это действие всю свою детскую страсть, словно выполняет важный обряд. Собака понимает важность момента, Летящие в нее камни воспринимает спокойно, как предначертание судьбы. Разумеется, опытная шельма не ждет их удара: словно танцмейстер, красиво и легко ускользает от любых метких бросков. Хитрая, она встречает при этом каждый камешек радостным повизгиванием, словно приветствуя его. Спустя минуту обе стороны по горло сыты забавой. Пес лижет мордашку приятеля, ребенок горячо обнимает пса. Потом они вместе смотрят на лес.

Наше появление в Обижуане становится большим событием также и для детей. Сразу же завоевываем их расположение, в основном благодаря двум факторам: фотоаппарату и псу. Индейские дети знают, что такое фотоаппарат, уже видели его, и учительница рассказывала о нем. Но у меня «Роллей-флекс» с двумя объективами. На его матовом стекле можно увидеть весь окружающий мир, прекрасный и яркий. Туда заглядывают черные глазенки и прямо сверкают от радости. Чудеса: все, что происходит на самом деле, видно в маленьком стеклышке. Вот по тропинке бежит собака, а дальше стоит палатка, а там отец вбивает гвозди в каноэ. Чудеса! Восторг охватывает ребятишек, вся детвора сбегается к этому магическому предмету. А ты, пришелец, терпеливо сиди на земле и показывай аппарат. Детские головки сдвигаются плотнее, сорванцы взбираются мне на колени, на спину, заглядывают через плечо...

Мой пес - благородный великан. Широкая натура, открытое сердце, горячая голова. У него нет и на грош обычного собачьего представления о долге, зато он отличается избытком чувств и тоской по дальним походам. Большой бродяга. Из-за этого его так мало ценит Станислав. И именно поэтому мы так привязга-лись друг к другу. Нас связывает нечто большее, чем обычная дружба человека с собакой; наверно, это какая-то общность склонностей. Пес путешествует с нами, у него равные с нами права на костер, на пищу, на палатку.

И вот мой пес производит в Обижуане фурор. Ребятишки дивятся псу и очень любят его. Отблески его славы падают и на меня: пес прокладывает мне путь к ребячьим сердцам. Завоевываю всеобщее уважение и дружбу. Матери даже доверяют нам младенцев.

Среди изголодавшихся беспризорных собак Обижуана мой пес могучий и гордый король; старается не замечать их оскаленных клыков, а когда они преграждают ему путь - попросту опрокидывает нападающих ударом своей широкой груди, даже не кусая.

Находясь среди индейской детворы, я неожиданно припоминаю один эпизод из жизни моей Баси. Много лет назад - дочурка тогда еще была жива, ей минуло шесть лет - после возвращения из моей первой экспедиции в Бразилию я рассказывал ей о жизни индейцев. Особенно интересовали Басю дети. Во время беседы она вдруг заявила, что индейские дети ездят на собаках верхом, как на лошадях. Я старался разубедить ее, но Бася, которая вовсе не была упрямой, на этот раз упорно стояла на своем и твердила, что хорошо знает: индейские дети ездят на собачках.

Это воспоминание подсказывает мне вдруг любопььтную мысль. Хватаю первого попавшегося малыша и сажаю его верхом на моего пса. Пораженный пес отскакивает, но через мгновение догадывается, что это игра, и соглашается с ролью скакуна. Удалой малыш под торжествующие крики ездит по кругу гордый, как павлин. Ровесники завидуют его успеху и сами пробуют покататься. Пес учится терпению и, мужественно перенося пытку, послушно возит наездников. На протяжении нескольких часов новая забава, словно эпидемия, распространяется по всему поселку и становится сущей манией. Все сорванцы садятся верхом на своих собак. Отсюда новые волнения, много крику, много радости.

Но больше всех радуюсь я: наперекор действительности моя Бася оказалась права. Маленькие индейцы ездят на собаках!

Увлечение катанием на собаках длится день. Потом быстро стынет, и собачьи скачки згабываются.

С этого дня я полюбил моего пса еще больше. Следовало бы купить его. Но хозяин собаки, рыбак с реки Оскеланео, неуловим. Он уехал куда-то в леса и неизвестно когда вернется, а без его согласия я не волен взять пса с собой. Это могло бы повлечь за собой неприятные последствия, как доброжелательно заявляет мне Френкленд. Поэтому он, к сожалению, забирает пса к себе и в момент нашего выезда на охоту держит его за шею, стоя на берегу озгера.

Это торжественный отъезд. На пристани собралась толпа индейцев, тьма детей и собак. Неожиданно, в тот момент, когда лодка отчаливает от берега, мой пес вырывается из рук Френкленда, прыгает в каноэ и ложится у моих ног. Замешательство. Выгнать собаку невозможно. Она глуха ко всем моим просьбам и угрозам, только распластывается на дне лодки.

- Я не могу его сдвинуть с места! - кричу, раздраженный неприятным происшествием.

Кричу громко. Громче, чем нужно. Я неистовствую от волнения и жалости.

Но пес должен остаться в Обижуане. Станислав резко схватывает его за шею и шерсть на спине и бросает в воду. Бедняга молит меня последним отчаянным взглядом. Не может понять, почему я порываю нашу дружбу.

Фыркнул мотор, лодка рванулась вперед. Джон Айзерхофф, мой индейский проводник, садится за руль. Мы быстро удаляемся. Пес доплывает до берега и начинает выть. Громко, прерывисто, страшно.

Теперь я знаю, как плачут собаки.