В один из субботних дней тунисские друзья пригласили меня на охоту...
Выезжаем рано утром. Сначала дорога идет по равнине. Зеленым бархатом расстилаются поля. На одном участке пыхтит трактор, на другом тащится бык, впряженный в деревянную соху. За окном автомашины проплывают щеголеватые фермы и усадьбы, а вокруг них бедные, невзрачные лачуга. Над хижинами, сделанными из соломы и земли, которые называют здесь "киби", возвышается минарет мечети.
Несколько раз переезжаем через реку Меджерд. Река плутает и колесит по равнине, как будто подшучивая над путниками - только через нее переедешь, а она уже опять переливается впереди коричневой, как олифа, водой. Берега крутые, высокие, и кажется, что река течет по дну ущелья. Пейзаж оживляют белые узкие мостки да тонконогие аисты.
Одно за другим мелькают названия деревень, написанные на дорожных столбах по-арабски и по-французски; в переводе они означают: Базар в среду, Базар в четверг, Базар в пятницу...
Такие названия говорят сами за себя, и желающим поехать на базар в тот или иной поселок не надо спрашивать о том, в какой день он там бывает.
Взобравшись на холм, дорога круто спускается в ложбину. Справа и слева тянутся виноградники. Но вот машина въезжает в маленький городок Бежа. Вокруг ни одной арабской постройки, как будто мы не в Тунисе, а в Швейцарии: костел, коньки черепичных крыш, зеленые факелы кипарисов. Здесь живут французы-виноделы.
Минуем городок и въезжаем в золотисто-изумрудный осенний лес. Дорога поднимается все выше, становится прохладно. Машина останавливается неподалеку от большого дома, крытого розовой черепицей. Подходим к дому. Тишина. В лучах солнца радужно переливается осенняя паутина. Отель называется "Дубки". Все охотничьи тропы ведут к этому уютному пристанищу, притаившемуся, как большущий гриб, в лесной чащг. Здесь мы располагаемся и готовимся к встрече с четвероногими обитателями леса...
Егеря и несколько охотников с собаками отправляются в густую чащобу. Они будут гнать зверя к широкой просеке, где на расстоянии тридцати шагов друг от друга выстроились стрелки, готовые крупной картечью или пулей встретить кабанов. Отойдя к условленному месту, загонщики начнут шуметь, стрелять в воздух, науськивать собак на еще невидимого зверя. Их задача - выгнать кабана из зарослей на открытую, вырубленную площадку.
От спутников узнаю много интересного об особенностях охоты на кабана. Оказывается, у кабана свой "железные" привычки, которым он ни за что не изменит. Поэтому очень важно знать их. Во-первых, кабан никогда не будет бежать под гору. Он всегда бежит вверх. Соответственно нужно строить и операцию охоты: загонщики должны стоять у подножия холма, встречающие зверя стрелки - на возвышенности. Во-вторых, кабаны никогда не мчатся напролом, не разбирая дороги, как это принято считать. Наоборот, они отлично знают свои кабаньи тропки, которыми испещрен весь лес. И кабан бежит только по такой протоптанной дорожке. Он верит ей...
Мы вошли в рощу и побрели среди дубовых стволов, внимательно рассматривая валежник, засыпанный недавно опавшими желудями. Каждому из нас хотелось первому отыскать еле заметную тропу кабанов. И вот, когда мы были увлечены поисками следов зверя, появился сам зверь. Черно-бурый клыкастый кабан несся прямо на нас. Он-то отлично знал свою тропинку. Низко опустив морду, вероятно, чутьем определяя дорогу, он бежал быстро и легко, не задевая веток. Мы одновременно вскинули ружья, одновременно нажали курки... В тишине дремлющего леса грянули два выстрела, и сизый, словно махорочный, дым пополз по листве деревьев. Снова стало тихо. Ощерив длинную с нежно-розовыми деснами морду, у наших ног лежал большой косматый зверь...
Где-то вдали послышались торопливые выстрелы, потом еще и еще.
Близился вечер. Охота закончена.
Через несколько часов мы направлялись в Табарку - небольшой портовый городок на Средиземноморском побережье страны. Табарка была основана еще финикийцами и играла далеко не последнюю роль в их торговых операциях с внешним миром. Сейчас здесь проживает около полутора тысяч жителей, которые занимаются рыболовством, работают на предприятиях по первичной обработке пробковой коры. Леса пробкового дуба подступают к самому городу. На окраине города я вышел из машины и отправился побродить среди пепельных стволов пробкового дуба.
На первый взгляд такая роща не представляет собой ничего экзотического. Обыкновенные развесистые деревья с плотной, словно вырезанной из жести, листвой. Грифельного цвета корявые стволы изрезаны глубокими морщинами, что делает их похожими на растрескавшуюся от зноя землю.
Но вдруг странное, почти фантастическое зрелище предстало перед моими глазами. Меня окружал фиолетово-бордовый лес, словно выращенный каким-то лесником-абстракционистом. Кругом толпились хороводы лиловых, бурых, рыжих стволов. В алых лучах заходящего солнца эти диковинные деревья были похожи на живые кривляющиеся существа... Они тянули ко мне щупальца ветвей, обступая все тесней и тесней. И шелест их жестких листьев напоминал зловещий, недобрый шепот...
Я потрогал рукой один такой чернильный ствол. Он был прохладный, влажный, какой-то неживой. Тогда я понял, в чем дело. Просто этот участок пробкового дуба недавно отдал свою кору людям.
Пробковую кору в Тунисе сргзают один раз в девять лет. За этот срок дерево успевает снова одеться, обрасти корой нужной для человека толщины. Поэтому все пробковые леса страны разделены на девять районов с таким расчетом, чтобы каждый год в одном из них производить очередной срез коры.
Срезают кору так. У самого основания ствола и на высоте полутора-двух метров делаются кольцеобразные надрезы. Затем ствол как бы раздевают, легко снимая с него два равных куска коры, похожих на корытца. Оголенный бело-розовый ствол начинает менять пигментацию, становясь бурым, лиловым, густо-фиолетовым... Вот в такой "раздетый" лес, по которому недавно прошлись ножи заготовителей пробки, я и попал, бродя по окрестностям Табарки.
Около леса я видел целые горы, настоящие пирамиды, сложенные из пластов пробковой коры. Доставленную из лесов кору час-другой кипятят в объемистых чанах, чтобы уничтожить древесных жуков и личинок; затем кору сортируют по качеству, упаковывают в кипы и отправляют за границу. Такой путь проходит обыкновенная пробка, прежде чем ее извлекут из бутылки... В центре города я зашел в ресторан, в котором условился встретиться с друзьями. Шум, хохот, звон посуды.
Ресторан стилизован под сельскую таверну: по стенам развешаны колеса телег, старинные кремневые ружья. Впрочем, оружия здесь было достаточно и так - возле каждого столика стояло по нескольку охотничьих ружей. На стульях и скамьях валялись патронташи, кожаные куртки, ягдташи, бинокли.
- По субботним и воскресным дням здесь всегда гак, - говорил владелец заведения Бен Салах. - А в будни - ни души...
В ожидании заказанных блюд мы подсели к большому камину в углу зала. Хозяин принес нам по рюмке крепкой национальной водки - бухи. Буха имеет прозрачный цвет и еле уловимый ароматический привкус. Ее готовят из ягод инжира.
Камин пылал. Было уютно, располагало к беседе. Хотелось, как это водится, поговорить о недавней охоте. Но разговор зашел о другом...
- Чем это вы топите камин? - спросил кто-то из нас хозяина.
Действительно, дрова, которые лежали возле камина, были похожи на клубни какого-то неведомого растения. Округлой формы деревяшки имели золотисто-вишневый цвет и были тяжелыми.
- Это вереск, - ответил Бзн Салах, - вернее, корень вереска. Вы видели его в лесу, на любой поляне. Невысокий кустарник с мелкой листвой и светло-желтыми невзрачными цветами в изобилии растет в наших краях. Однако заполучить такое корневище не так-то просто. Корневая система веток в отличие от его хилой надземной части напоминает крупную мускулистую руку, вцепившуюся в землю... Семейство вересковых насчитывает около тысячи пятисот видов. У нас в стране растет один из самых ценных его представителей.
Бен Салах поднял с пола массивный корень.
- Вот здесь надрез. Посмотрите, какая плотаая структура древесины. Прочнее дуба! И в то же время вереск обладает какой-то )Вязкостью, что ли... Он не крошится, очешь удобен для обработки. С большой предосторожностью, чтобы ме повредить естественную форму, мы выкорчевываем его, обрезаем все лишнее и продаем в Европу. Англичане, например, делают из вереска курительные трубки... Кстати, я и сам мастерю их "а досуге.
Хозяин вышел из зала и вскоре вернулся с десятком oновеньких, еще те обкуренных трубок. Они были различной формы. Очевидно, прежде чем начать работу, мастер внимательно изучал каждый корень, чтобы наилучшим образом использовать его форму для своего изделия.
Вместе с трубками Бен Салах случайно принес одну необработанную заготовку - тяжелый деревянный брусок, в котором только по общим контурам можно было угадать будущую трубку.
- Хотите я подарю вам эту заготовку? - обратился он ко мне и протянул бурый кусок дерева. - Но при одном условии: вы должны будете сами сделать из нее трубку... Самодельная, она вам будет неизмеримо дороже любой приобретенной или подаренной.
Я согласился и взял заготовку.
С тех пор прошли годы. Моя трубка еще не готова. Когда выдается свободное время или когда хочется что-то обдумать наедине, я достаю этот красноватый кусок дерева и не спеша начинают его строгать и обтачивать, следуя основным линиям, намеченным Бен Салахом. Работа подвигается медленно, вероятно оттого, что я новичок в этом деле. А может быть, и потому, что часто откладываю трубку в сторону и погружаюсь в воспоминания о том замечательном дне, который довелось провести в Табарке и ее окрестностях...