"ЭПОХА ТЬМЫ"

На протяжении двух веков чешский народ упорно отстаивал завоевания, которые принесла славная гуситская эпопея. Но католическая церковь где хитростью, где силой старалась с корнем выкорчевать независимый гуситский дух в чешских землях, искоренить саму идею исконной самостоятельности Чешского государства.

Общий вид Праги. 1493 г.

В 1458 году на чешский престол взошел Ииржи из Подебрад. Взошел не по праву престолонаследия и не как представитель какой-либо знатной дворянской династии. Он был избран чешским сеймом.

Ииржи, человек энергичный и преданный интересам родной земли, упорядочил деятельность учреждений и судов, принял важные меры для дальнейшего развития ремесел и торговли, не раз оказывал поддержку научным начинаниям ученых Пражского университета.

И многие справедливо сравнивали его с Карлом IV. Но и Ииржи оказался неугодным католическому духовенству. Папа римский объявил его еретиком, поскольку Ииржи бескомпромиссно защищал принцип религиозной свободы, провозглашенный гуситами.

В 1618 году, стремясь разорвать путы иноземной королевской власти и иезуитского гнета, представители чешских сословий, так называемые дефензоры (было их по 30 - 40 человек от каждого сословия), возглавили восстание против венского императора.

Фердинанд II Габсбург, являвшийся одновременно королем чешским, ввел в непокорную Чехию огромное войско и нанес чешским отрядам жестокое поражение на Белой Горе близ Праги. Это случилось осенью 1620 года. Наступила "эпоха тьмы", Чехия на триста лет подпала под австрийское владычество...

В стране началось преследование всех, кто принимал участие в восстании, кто не хотел признавать догматы католической церкви, кто хранил верность гуситским идеалам.

Жестокой казни были подвергнуты руководители восстания, схваченные императорскими прислужниками. Об этой кровавой расправе над чешскими патриотами рассказывает одно из старинных сказаний, записанное Алоисом Ирасеком.

"Беспокойно и тоскливо было в Праге в ночь на 21 июня 1621 года, страх сжимал сердца. Повсюду пусто, все дома заперты на засов, никто не смеет выйти на улицу. Только патрули чужеземных наемников маршируют по городу. Мерно раздаются их шаги, да грозно бряцает оружие.

На Староместской площади в ночном мраке стояли телеги, с которых сгружали бревна и доски. Их тащили на середину площади, где работали плотники. Глухие удары топоров и стук молотков нарушали мертвую тишину. В темноте, разрываемой трепещущим пламенем смоляных факелов, росло все выше и выше странное сооружение, и, когда забрезжил холодный, синеватый рассвет, оно было полностью закончено и обтянуто черным сукном; на одной из его сторон был укреплен высокий деревянный крест.

Это был эшафот. И был он пока пуст. Но как только взошло солнце, с Града раздался пушечный выстрел в знак того, что экзекуция начинается.

Площадь быстро заполнилась императорскими войсками, пешими и конными, а на страшном возвышении уже виднелись темные фигуры закутанных в плащи могильщиков и помощников палача. Наконец явился и сам палач, Ян Мыдларж.

Вот расселись по своим местам королевские судьи. Выкрикнули имя первого из осужденных, проведших свою последнюю ночь в подвалах Староместской ратуши. Мужественно поднимался на эшафот пан Шлик...

Били барабаны, а в домах царила жуткая тишина; сердца верных чехов разрывались от жалости, они плакали и молились за чешских панов и их сподвижников по директории, умиравших сейчас на этом черном помосте и виселице. И было их двадцать семь!..

В той части Староместской площади, где свершилась казнь, было когда-то шестнадцать огромных камней, расположенных квадратом. Старые люди, проходя мимо, никогда не позволяли себе ступить на эти камни, даже случайно. Они тщательно обходили их, уважая скорбное величие этого места и пролитую кровь чешских патриотов.

Каждый год, говорят, на этом месте появляются в ночь на 21 июня казненные здесь шляхтичи и горожане. Впереди идет старейший из них, почти девяностолетний пан Каплирж из Сулевиц, за ним пан Будовец из Будова, с длинной седой бородой, старый Конецхлумский, Кохан из Праховой, пан Криштоф Гарант, Дивиш Чернин, пан из Михаловиц, Шлик, Ото из Лиса, пан из Билой, Гоштялек, Есенский, Воднянский, Вокач, Йиржи Ржечицкий, Кобр, Избицкий и другие, старики и молодые, и самый молодой из них, сорокалетний Ян Кутнаур, умерший героем, с песней на устах.

Сойдутся они на месте своей казни и затем тихо, не проронив ни слова, идут через площадь в Тынский храм. Там опускаются перед алтарем на колени и благочестиво принимают причастие по старому обряду, а потом исчезают".

Казнь руководителей восстания на Староместской площади 21 июня 1621 года

Гуситские храмы по всей стране были переданы в руки католического духовенства. Некатолики лишались гражданских прав и не допускались к занятиям ремеслами и промыслами. Тем, кто упорствовал в преданности своей прежней вере, в 1627 году было предложено в течение шести недель распродать имущество и выселиться за пределы королевства.

Вместе со всей страной ужасы "эпохи тьмы" в полной мере испытала и Прага. На протяжении всей Тридцатилетней войны ее осаждали, брали, опустошали войска различных государств. В городе побывали императорские части и венгерская кавалерия, саксонцы и баварцы, северяне-шведы, потом опять императорские полки. Все в равной мере мародерствовали, обирали жителей, жгли дома и целые кварталы.

Многие из горожан предпочли покинуть свои разоренные жилища.

Группа таких несчастных, лишившихся во время войны всего своего имущества, скрывалась в скалах за Петршином. Называли их "братство петрских". Они подкарауливали толстосумов, забирали у них деньги и имущество и честно делились добычей с бедняками. Поэтому народ самоотверженно охранял их. И "братство" долго вершило свое правосудие в пражских окрестностях.

После военных нашествий растерзанную страну охватил голод. Крестьяне бросали свои хозяйства и скрывались от наемников в лесах. Голод сменила чума, которая довершила несчастье. Люди умирали прямо на пражских улицах, и ничем нельзя было им помочь. Надо было смиренно ждать, когда черная гостья уйдет сама, как пришла.

Многие пражане с тоской и горечью покидали родные места и селились в чужих странах.

Среди них были выдающиеся люди, которыми гордилась чешская культура, например, великий педагог и мыслитель Ян Амос Коменский.

В наполовину уничтоженный, обезлюдевший и опустошенный город нахлынули новые господа - иностранные дворяне. Они заняли покинутые дворцы и городские усадьбы - император раздавал их с завидной щедростью. В городе разместились орды чужеземных солдат. И наконец, из-за рубежа приползла самая страшная напасть - католические монашеские ордена.

Прага уже не была столицей, ибо императорская фамилия постоянно проживала в Вене. Прагу сторожили иезуиты. Они публично жгли старинные чешские книги, объявляя их еретическими. Новые книги писались на плохом чешском языке, были набиты откровенными глупостями, вздорными суевериями и предрассудками. Орден иезуитов подчинил себе школы и держал под своим жестким контролем всю культурную жизнь Чехии. В эту эпоху величайшей бедности нашего народа иезуиты построили в Праге множество своих роскошных костелов.

Сжигание на костре

Вместо того чтобы дать людям возможность получить настоящее образование, они предлагали пражанам пестрые зрелища: освящение новых костелов, подчеркнуто пышные храмовые праздники, крестные ходы, молебны и... публичное сожжение книг. Прага была отрезана от внешнего мира. Вести о том, что происходит в соседних странах, доходили сюда редко и с большим опозданием. Каждая посылка, каждое письмо подвергалось цензорскому контролю.

Чужеземное дворянство принесло к нам и чужой язык. В высших кругах употребляли немецкий и испанский. Прага подверглась планомерному онемечиванию. Церковь говорила на непонятной простому народу латыни.