ВОССТАВШИЕ ТЕКСТИЛЬЩИКИ

В июне 1844 года на фабрике богача Поргеса установили ситценабивные станки.

Каждый такой станок заменил двадцать рабочих. И производственный процесс сразу ускорился. Ловкач фабрикант смекнул: если станки приносят доход гораздо больший, чем рабочие, то зачем ему рабочие?

В субботу во время выдачи еженедельного жалованья рабочим было объявлено, что часть набойщиков увольняется, а оставшиеся будут получать отныне заработок вдвое меньше прежнего.

Рабочие были в отчаянии: с таким заработком им наверняка уготовано самое жалкое, нищенское существование. В воскресенье они собрались все вместе - решать, что делать дальше, а в понедельник, явившись на фабрику вовремя, работать не стали.

Было их около тысячи. Рабочие столпились на фабричном дворе и послали к управляющему депутацию - с требованием сохранить старые расценки за работу и, главное, поскорее убрать прочь станки! Рабочие наивно полагали, что все зло именно в станках.

Восстание

Фабрикант Поргес соизволил появиться перед рабочими только с наступлением вечера. Рабочие стали просить хозяина о милосердии, они всё твердили, что при таком нищенском заработке просто умрут от голода. А фабрикант высокомерно заорал в ответ:

- Жрите солому и сено!

И приказал арестовать депутацию.

Рабочих это страшно возмутило. И словно налетел жестокий ураган. В бессильной ярости хватали рабочие металлические прутья, топоры и молоты - словом, все, что попадалось под руку,- и принялись громить все вокруг: выламывали ворота цехов, разбивали ненавистные станки, выбрасывали из окон шестерни и рычаги, цилиндры и приводные ремни.

Вскоре разоренную фабрику нельзя было узнать.

Тем временем разъяренный фабрикант мчался в коляске за полицией и войсками. Однако, прежде чем гренадеры из Уездской башни успели добраться до фабрики, слух о случившемся на Поргеске (так в просторечье звали фабрику, принадлежавшую Поргесу) облетел всю Прагу.

Через некоторое время о бунте фабричных стало известно в Карлине, Голешовице, на Штванице - всюду, где были текстильные фабрики. И там рабочие тоже поднялись против фабрикантов.

Толпы ткачей, прядильщиков, набойщиков и красильщиков двигались от одной фабрики к другой, и с каждой минутой в их рядах крепла решимость стоять на своем до конца.

Тем временем в казармах горнисты заиграли тревогу, забили тревожно барабаны, сомкнули шеренги солдаты - прозвучал приказ разогнать бунтовщиков!

Это были волнующие дни. На улицах Праги собирались толпы пражан - они всей душой на стороне текстильщиков! Бедный люд знает по себе, как дороги нынче хлеб и мука. Из толпы несутся проклятья в адрес богатеев, в солдат летят камни.

Власть имущих охватил страх: вдруг волнения усилятся? А если к восставшим фабричным присоединятся подмастерья и ремесленники?

И на улицы Праги выкатывают орудия.

Однако никакие угрозы на рабочих не действуют. Забастовка продолжается уже неделю. Тогда фабрикант пытается вступить в переговоры с текстильщиками. Он успокаивает их: хорошо, придется подумать о возможности помочь им. Но рабочие непреклонны: они начнут работать только тогда, когда будут удовлетворены их требования.

Хорошо! Пусть в понедельник рабочие соберутся в цеховом зале на Перштине - там они получат ответ на свои требования, объявляет фабрикант.

Но когда в зале собралось около пятисот бастующих, их неожиданно окружили полиция и солдаты. Затем, приказав выстроиться в шеренги, бастующих отвели в казармы на Скотном рынке.

Скоро предстоял суд над ними как инициаторами забастовки. Для этого в казармах на Скотном рынке все было давно готово: приглашены судьи, заранее определены приговоры, доставлены шпицрутены.

Рабочие вели себя на суде очень мужественно. Они единодушно заявили, что к стачке их вынудили нищета и голод, что на жалкое их жалованье жить нельзя. А самое главное - они верят в рабочую солидарность! Вся рабочая и ремесленная Прага - с ними!

Арестованные держались так уверенно потому, что знали - они не одиноки в своей борьбе. Они слышали долетавший с площади грозный рокот толпы. Это собрались пражские каменщики и каменотесы, рабочие карьеров, подмастерья с мельниц, сапожники, рабочие пивоваренных заводов, плотовщики, рыбаки из Подскалья и, разумеется, сотни текстильщиков. Тех, кто находился сейчас в зале суда, поддерживала вся трудовая Прага.

И полиция отступила, уйдя с бушующей площади в тихие переулки. А господам судьям не оставалось ничего иного, как отпустить рабочих.

Пражский фабричный пролетариат был тогда очень малочислен, неорганизован, у него не было ни малейшего опыта борьбы с предпринимателями. После первого же крупного столкновения рабочие почувствовали себя беспомощными - они не знали, что же делать дальше, и поэтому покорно вернулись на фабрики. Их справедливые требования так и не были выполнены, и все-таки их первое классовое выступление имело большое значение.

Именно тогда впервые заявила о себе пролетарская солидарность, тогда зажглись первые искры классового самосознания, которое, окрепнув, вооружит рабочих на дальнейшие схватки с буржуазией.

Так была вписана первая глава в историю классовой борьбы пражского пролетариата.