ЭТО БЫЛО В МАЕ 1921 ГОДА

У бабушки Шимковой, живущей в Жижковском районе, в семейном альбоме хранится старая фотография, которую она очень бережет. На фотографии изображены четверо мужчин с черными, лихо закрученными усами и молодая женщина в длинной, до пят, юбке. Это и есть бабушка Шимкова. Тогда она, разумеется, еще не была бабушкой.

Аленка, внучка бабушки Шимковой, недавно разглядывала этот альбом и, увидев старую фотографию, спросила:

- Бабушка, а кто эти дедушки?

- Дедушки? - возмутилась бабушка.- Какие же это дедушки! Самый старший из них - мой муж Лойза, а твой дедушка. Тогда-то ему было только тридцать лет. Видишь, вот он, посередине. А трое остальных... Давай-ка, внучка, я расскажу тебе все по порядку.

Дело было в 1921 году, в мае. Помню, как-то под вечер возвращается мой Лойза домой и говорит: "Марженка, я приведу к нам на ночлег двух постояльцев".- "Помилуй бог,- отвечаю я,- где же мне их положить? У меня и белья постельного столько не будет".- "Пустяки,- улыбнулся Лойза,- они не великие баре, это наши, рабочие. Уж как-нибудь устроятся".- "А откуда они?" - допытывалась я. А Лойза мне в ответ: "Тоник поручил о них позаботиться". Тут я все поняла. Ведь Тоник - это Антонин Запотоцкий, он часто к нам захаживал. Бывало, вот здесь усаживался, как раз на твоей табуретке.

"Ну хорошо,- думаю,- если их посылает сам Тоник, надо о них позаботиться".

Только вместо двух, внучка моя дорогая, пришли к нам трое. Первым вот этот. Видишь, верзила какой. Это Скрживанек, шахтер. Он прикатил на велосипеде из самого Моста. Такой прекрасный был человек! А уж самоотверженный! Всю жизнь на партийной работе.

Бабушка

Потом постучал в дверь вот этот, крайний. Он приехал из Годонина. Сразу чувствовалось, очень образованный товарищ. Потом он несколько лет был секретарем партии. Да-а, помню, погиб он во время войны, был казнен, как коммунист-подпольщик. Будь он сейчас жив, наверняка был бы крупным партийным деятелем. Ну вот. Часов в десять, как снег на голову, стучит в дверь еще один - молодой человек. Лойзик про него и знать не знал. Вот этот, видишь? Рядом со Скрживанеком стоит. Пришел он и говорит: "Я от Тоника, а вместо его записки приказано показать вам вот это". Вынул он из-за пазухи красную мятую книжечку и протянул Лойзе. Я наклонилась, смотрю, а там написано по-русски! Лойзато мой русского языка не знал. Тогда тот, образованный, из Годонина, посмотрел на удостоверение и ну обнимать незнакомца: "Так ты красноармеец! Здравствуй, товарищ!"

Да, да, милая Аленка, этот чех был настоящий красноармеец. Во время первой мировой войны он перешел на сторону русских, потом вступил в Красную Армию.

Помню, звали его Властик.

- А что было с ним потом? - спросила Аленка.

- Да тяжело ему приходилось, девочка. Работу найти не мог, без конца его арестовывали - за забастовки, за митинги. Он целиком отдавал себя революционной борьбе. Дело рабочих было для него дороже всего на свете. А когда в Чехословакии ему уже невозможно было оставаться, он перешел границу и подался в Советский Союз. Там в это время было много наших переселенцев. У них были даже свои колхозы. В Казахстане.

Уже после войны дошла о нем весточка.

Читаем как-то в газетах, что он там, в Советском Союзе, председатель колхоза.

- А зачем они тогда к вам приехали, бабушка?

- Ах, внученька, о самом главном-то я чуть-чуть не забыла! Они приехали - и не только эти трое, но и многие другие рабочие и крестьяне - на учредительный съезд Коммунистической партии. На этом съезде они создали такую же партию, как у русских рабочих. Проходил съезд в Национальном доме, в Карлине. Я сама проводила туда наших гостей. Тогда-то сосед и сфотографировал нас на память. Очень дорога мне эта старая фотография, внученька!