Роковое кровотечение

Река в этом месте текла среди крутых берегов, но один из них был обрывист и покрыт высоким девственным лесом, а на другом виднелись небольшая прогалина и хижина, взгромоздившаяся на поросший травой пригорок. Внизу тянулась большая каменистая отмель, на которой сохла длинная пирога из скрепленных ротангом планок.

Заслышав шум нашего мотора, на вершину пригорка вышли несколько человек, и один из них, мужчина лет сорока, спустился к нам навстречу. Пока он шел, я заметил, что его длинные уши были без колец и, дряблые, свешивались ему на плечи.

- Я начальник гребцов, - сказал он по-малайски. - Я жду вас здесь несколько дней, а две другие пироги придут завтра или послезавтра. Но как получилось, что вы один, когда нам сообщили о четырех европейцах?

Я объяснил ему, что мои товарищи прибудут на следующий день. Тогда он спросил, есть ли у меня лекарства: один из его людей "напоролся на дерево". Полагая, что речь идет о поверхностном повреждении, я ответил, что сейчас займусь раненым, и больше об этом не думал.

Затем подошли пожать мне руку и остальные гребцы. Так как китаец хотел сразу же двинуться в обратный путь, они разгрузили пирогу и сложили ящики на холме на случай всегда возможного паводка.

- Счастливо оставаться, туан! - сказал мне Нам Минь, заводя мотор.

- Доброго пути, - ответил я, вручая ему нацарапанную наспех записку товарищам: "Наш груз прибыл благополучно. До скорого!"

Когда пирога исчезла вдали, я последовал за своими новыми спутниками по узкой тропинке, поднимавшейся к тому, что я принимал за хижину. При нашем приближении к ней меня поразил сильный запах гниющего мяса, и я спросил одного из даяков, не удалось ли им убить какую-нибудь дичь.

- Нет, - ответил он, - мы не ели мяса больше месяца, с тех пор как мы на реке.

Единственное жилье в Намехе представляло собой, в сущности, просто навес из дранки железного дерева, покоившийся на четырех толстых опорах, которые на расстоянии примерно метра над землей были соединены редким полом. Проникнув в это убежище, я сразу понял, откуда исходил отвратительный запах гниения.

Прибегая к излюбленному образу авторов полицейских романов и редакторов отделов происшествий, скажу, что увидел человека, плававшего в море крови. Эта кровь стекала тонкой струйкой по его бедру, широко разливалась по полу и, просачиваясь сквозь него капля за каплей, образовывала на земле еще одну лужу темной густой жидкости. Мириады мух и небольших ос копошились на раненом, барахтались в липкой крови на полу, увязая в ней лапами, как на полосках клейкой бумаги, свешивающихся спиралями с потолка деревенской кухни.

Человек этот, казавшийся на вид старше начальника гребцов, был очень бледен; он посмотрел на меня с некоторым недоверием, но не без любопытства.

- Он умрет, - сказал один из даяков. - Мы приложили лекарство, но кровь все течет.

Даякское лекарство представляло собой толстый пластырь из жеваных листьев вперемешку с глиной, он так пропитался кровью, что походил на комок черноватой грязи. Сняв его, я увидел разрез длиной примерно сантиметра четыре, очень глубокий и такой ровный, словно он был сделан бритвой. Бедренная артерия, вероятно, была не совсем перерезана - в противном случае ничто не спасло бы раненого, - но она получила серьезное повреждение, а этого было достаточно, чтобы вызвать смертельное кровотечение.

Хотя большая часть нашей аптечки осталась в Лонг-Пезо, мне удалось разыскать в одном из ящиков противогангренозную сыворотку и различные кровоостанавливающие средства. Но в моем распоряжении был только шприц, которым я пользовался для впрыскивания формалина при препарировании животных; имевшиеся у меня иглы сильно заржавели.

Старательно почистив эти инструменты речным песком и стерилизовав их, я ввел раненому - в несколько приемов, так как шприц был маленький, - противогангренозную сыворотку, а также сыворотку из крови кролика, чтобы остановить кровотечение. Эти меры, а также наложение жгута, по-видимому, возымели свое действие: через час кровотечение прекратилось, и раненый спокойно заснул.