Храбрый кабан

В середине дня, когда солнце палило особенно нещадно, гребцы отыскивали место для привала. Пока молодежь собирала хворост и разводила костер, старшие выносили раненого из пироги и устраивали его в тени дерева, а затем отправлялись рвать большие листья дикого банана, служившие блюдами и тарелками. Некоторые забрасывали удочки или сеть, другие вырезали деревянные ложки или же крючья для подвешивания небольших, почерневших от копоти чугунных котелков - непременной принадлежности походного снаряжения даяков.

Я же уходил с одним-двумя даяками на охоту, поскольку на мне лежало снабжение мясом трех десятков служивших у нас людей, не забывая о нас самих. К счастью, в этом районе водилось много кабанов, так как на них здесь никто не охотился, и при каждой нашей вылазке я убивал одного или двух.

Один из гребцов оказался идеальным проводником, Это был прирожденный охотник - качество гораздо более редкое у так называемых первобытных людей, чем это принято думать. В лесу он двигался с легкостью призрака, устремив глаза в землю и истолковывая малейший след, самую незначительную примету вроде примятой травинки или камня, перевернутого проходившим животным. Он объяснялся только знаками, останавливаясь каждые сто метров, чтобы поскоблить ноготь большого пальца лезвием своего мандоу. Падавшая с ногтя тонкая пыль позволяла обнаружить малейшее дуновение, способное донести наш запах до зверя.

Внезапно мой проводник поворачивался ко мне и, выпятив губы в форме пятачка, давал понять, что впереди кабан. Тогда я принимался скользить от дерева к дереву, стараясь не наступить на сухие листья или не хрустнуть устилавшими землю ветками; когда животное оказывалось на достаточно близком расстоянии, можно было послать молниеносную пулю в его массивную шею, сразу за ухом.

Это было увлекательно и всегда ново, потому что кабаны очень сметливы и обладают поразительно развитыми органами чувств, особенно слуха и обоняния. Ничего похожего на преследование оленей, охота на которых так легка, что может привлекать лишь надеждой на прекрасный трофей. К тому же кабаны Борнео храбрые противники.

Однажды, когда я охотился в обществе того же замечательного следопыта и начальника гребцов, мы заметили на крутом склоне над нами двух огромных кабанов. После выстрела более крупный покатился в заросли кустарника. Решив, что он убит, я не перезарядил ружье и вдруг увидел, что он несется прямо на меня, - я до сих пор вижу его маленькие серые глазки, сверлившие меня в то время, как он приближался со скоростью мотоцикла.

- Беги, туан! - закричал начальник гребцов.

Но было уже слишком поздно; не знаю, какой рефлекс помог мне увернуться от взбешенного животного, которое промчалось так близко, что я был весь забрызган его кровью. Кабан на полном ходу врезался в дерево за моей спиной и, хрюкнув, рухнул замертво.

Это был старый самец, весивший, должно быть, немногим меньше двухсот килограммов, а каждый из его клыков, которые мне совсем не улыбалось почувствовать у себя в животе, достигал в длину тридцати одного сантиметра.