Первые шаги

Вид с террасы моей хижины был очарователен, особенно по утрам. В лучах раннего солнца на фоне чистого неба виднелась резко очерченная базальтовая скала Иокай. Дождь только что кончился, и зелень, окружавшая меня со всех сторон, была надлежащим образом вымыта, а листья и цветы сверкали ожерельями из капель воды редкостной красоты, пронизанных лучами солнца. В поселок я отправился в прекрасном настроении.

Путь занял всего несколько минут. Как только я выбрался из сада, окружавшего отель, коралловая дорога сама привела меня к цели. Было еще слишком рано. Прохожих было немного, но почти все улыбались мне, незнакомому человеку, и приветствовали словом "каселелия". На местном языке оно - эквивалент гавайского "алоха". В отличие от жителей Сайпана или Трука антропологический тип здешних людей показался мне менее выраженным. Невысокие, с несильно выдающимися губами, почти прямыми волосами, они существенно отличались от известного мне меланезийского типа или даже от жителей Тонга. Воображение рисовало образы татуированных местных жителей с копьями или дротиками в руках, в то время как мимо меня шли одетые в хлопчатобумажные рубашки с рекламой кока-колы, джинсы и яркие куртки люди. Все это - результат существования на острове аэродрома для реактивных самолетов, построенного здесь 7 лет назад.

По мере приближения к поселку я заметил, что хижин под пальмовыми крышами в гуще зелени становится все меньше. Вместо них появились стандартные деревянные постройки явно неостровного производства - помещение почты, еще закрытое туристское бюро, здание администрации с флагштоком. Я старательно отвечал "каселелия" каждому встречному и понемногу стал выспрашивать, где находится памятник Кубари. Лишь один пожилой мужчина ответил мне, что "что-то похожее" можно увидеть возле здания католической миссии. После вчерашней поездки в отель на автобусе в памяти у меня остались полуразрушенная колокольня и развалины небольшой испанской крепости, которую без каких-либо трудностей мне удалось отыскать. Я брел вдоль старых, тщательно выложенных стен и вдруг наткнулся на калитку с арочным сводом. Заглянул внутрь. В заброшенном, поросшем травой дворике возвышалась груда небрежно сложенных обломков базальта, увенчанная покосившимся камнем с прикрепленной к нему бронзовой табличкой. Я приблизился и на уровне груди увидел портрет мужчины в очках, а под ним надпись: "Iohn Stanislaus Kubary. 1-3 Nov. 1846 - 9 Oct. 1896".

Половина земного шара отделяет этот памятник от варшавского дома "Под крулями", откуда отправился Кубари в Океанию. Половина земного шара и почти 130 лет. На памятнике выбиты имя ученого, дата его рождения и смерти. Только и всего. Научные заслуги, борьба с безжалостной судьбой, поражения, маленькие радости, которыми жил этот человек, - все поглотила темная река времени. Немного сведений о нем дошло до потомков в пожелтевших листках его писем, но в них отражены чувства и мысли ученого. Все кануло в Лету, сохранились лишь научные труды Кубари. Они приобретают все большее значение для ученых, так как в его книгах оживает давно не существующий мир островитян. Памятник Кубари стоит теперь уже на чуждом ему, неузнаваемом острове, где остались прежними лишь одни обрывы Иокай.

Работая на Германию, Кубари погиб дважды как "Кубари" - вождь повстанцев против власти немцев, хозяйничавших в Океании. В связи с этим немецкие ученые даже выражали сожаление, что на имя, по достоинству вписанное в историю науки, тем самым была брошена тень. Однако, как и все, кто ценит свободу в своем собственном доме, мы думаем иначе. Кубари и "Кубари" - оба значатся в истории народов Океании как ее друзья и борцы.

Впервые Кубари прибыл на Понапе в августе 1873 г. В то время жителям Понапе уже довелось столкнуться с "благодеяниями" белых, так как их остров слыл у китобоев отличным местом для отдыха. Таким образом, местные обычаи быстро увядали под "отравленным дыханием цивилизации". Как для Литке и его команды район теперешней Колонии стал портом Дурного Приема, так и первые шаги Кубари на острове были сделаны под знаком конфликта с местным предводителем - Наникином. Однако поляк отлично сориентировался на месте.

"Я заплатил ему дань водкой, как это обычно делают капитаны судов, заходящих в эту бухту, и теперь живу с ним на дружеской ноге, - писал Кубари. - Из-за несчастного пристрастия Наникина к алкоголю мне все время приходилось держать вождя в поле зрения и переносить его требования так терпеливо, как это было в моих силах. Его трудно провести, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что под действием водки он схватил свою жену, которую подозревал в неверности, привязал к дереву и убил ножом. Однажды после напрасных, как оказалось, предупреждений, которые он делал миссионерам, чтобы они оставили его в покое, он собственноручно поджег только что построенную церковь..."

Кубари даже принимал Наникина в своем доме.

"... Во время нашей беседы я заметил, что вождю свойственны здравый смысл и детская непосредственность. Наникин держался с достоинством, подобающим могущественному предводителю, а его обращение со мной было просто прекрасным. Без обиняков я выразил ему свое сожаление, что такой способный воин, как он, пребывает в столь отталкивающем виде. Я также откровенно заявил, что не потерплю ни малейшего оскорбления в мой адрес, даже нанесенного в пьяном виде. Имея собственных людей и достаточное количество товаров для торговли, я мог полностью себя обеспечить и поэтому чувствовал себя совершенно независимым. У меня не было никаких эгоистических устремлений, так что я не боялся потерять его расположение.

Наникин принял мои слова доброжелательно и заверил, что между нами должна сохраняться большая дружба. В самом деле, постепенно между нами завязались дружеские отношения. Наникин никогда не проходил мимо моего дома, чтобы не заглянуть ко мне и не надеть свой веночек из зеленых листьев мне на голову. Если случалось, что он забивал свинью, то преподносил мне переднюю четвертушку, ту, которая предназначалась для вождя; если ловил черепах, то одну обязательно отдавал мне. Никогда Наникин не представал передо мной в пьяном виде и никогда не попрошайничал. Находясь в таких прекрасных отношениях с вождем, Я не испытывал никаких трудностей в общении с другими местными жителями".

Я тоже поспешил встретиться с местными властями. В здании, предназначенном для администрации дистрикта, не все знали о Кубари, лишь несколько человек слышали о существовании Польши, но все без исключения были ко мне очень внимательны. Главный чиновник, дистрикт-администратор, однако, не принял меня по той простой причине, что его не было в тот момент на острове. Приближались какие-то двух- или трехнедельные праздники, которые, кажется, так же как в Европе, слегка парализуют деятельность учреждений еще до наступления продолжительного уик-энда. Меня это несколько огорчило - я очень хотел как можно ближе сойтись с представителями власти, ведь в их ведении находились лодки и машины.

Несмотря ни на что, чиновники учреждения, поняв, что меня интересует, единогласно решили, что первым человеком, с которым мне необходимо познакомиться, должен стать некий мистер Пенсл Лоуренс, хранитель музея города.

С почестями, на машине меня препроводили до места, где дорога кончалась. Кстати, я узнал, что на острове вообще очень мало дорог и, несмотря на деятельность японцев и почти 30-летнее присутствие американцев, объехать на машине вокруг Понапе или отправиться путешествовать в глубь острова невозможно.

- А Нан-Мадол, - жадно спросил я, - каким образом можно добраться до этих таинственных развалин?

- Только на лодке, - гласил ответ.

Пенсл Лоуренс оказался, как и большинство островитян, человеком отзывчивым. Он недурно говорил поанглийски и был услужлив, как и все островитяне. Зато музей не произвел на меня никакого впечатления: один большой зал, немного запыленных экспонатов, две или три витрины.

Мистер Лоуренс посвятил мне много времени. Я обязан ему своими знаниями об острове. Пенсл в своих сообщениях был весьма конкретен:

- Понапе - одинокая базальтовая гора, поднимающаяся со дна моря. Гора Тотолом, вершина этого вулканического образования, поднимается над океаном почти на девятьсот метров. Коралловые рифы - разумеется, результат деятельности полипов, которые самоотверженно трудятся на склонах подводной пирамиды.

Понапе, остров площадью триста квадратных километров, принадлежит к числу островов, известных самым большим количеством осадков во всей Океании с годовой цифрой, превышающей четыре тысячи пятьсот миллиметров. Почва здесь великолепная. На острове проживает около восемнадцати тысяч человек. С незапамятных времен остров делится на пять округов-княжеств: Сокес, Уэ, Нетт, Мадоленигмв и Кити. Во главе этих округов стоят вожди; традиционная система власти и кланы пережили здесь времена испанской, немецкой, японской оккупации и сейчас существуют параллельно с администрацией, введенной американцами.

Мы вместе со смотрителем музея еще раз посетили памятник Кубари. Я спросил, не знает ли он, почему памятник человеку, игравшему не последнюю роль в истории острова, находится в таком запущенном состоянии.

- Это произошло прежде всего из-за того, что памятник переносили. - Лоуренс сохранял лаконичность.

- Разве сначала он находился в другом месте? - удивился я, так как об этом не знал.

- Да. При японцах его перенесли с того места, где он стоял до этого - я имею в виду уже не существующее кладбище, - и установили тут.

- Почему?

- Кажется, японцы строили во время войны какие-то укрепления и им понадобилась территория, на которой оказался памятник.

Меня это очень удивило, ведь во время военных действий в период второй мировой войны на Тихом океане у японцев были заботы и поважнее, и тем не менее памятник перенесли. Значит, местный комендант с уважением относился к исследователю Каролинских островов.

- На нашем маленьком острове произошло много удивительных событий. Видите эту каменную стену? Вид у нее очень древний, а построена она лишь в конце XIX в. Здесь у нас уже вовсю хозяйничали немцы, тогда как формально остров принадлежал Испании. Тут находились немецкие торговцы и протестантские миссионеры. Когда ситуация накалилась, вмешался папа и признал преимущества испанцев в Микронезии, хотя и оставил немцам некоторые права в торговле. После этого решения в Мадриде, а может, в Маниле постановили построить в этих местах стратегический пункт, защищенный каменными стенами, - Колонию де Сайтъяго - й, естественно, выгнать протестантских миссионеров. Остатки стены, которые вы видите, - работа испанцев, а те живописные развалины колокольни свидетельствуют о присутствии здесь немецких капуцинов. Когда немцы пришли сюда окончательно, то оставили в силе название "Колония", которое сохранилось и до сих пор. Больше всех "потрудились" на острове японцы. Возделывание маниоки и плантации сахарного тростника, сахарный завод - это их рук дело. Из этого сырья во время второй мировой войны вырабатывалось огромное количество спиртных напитков для нужд армии...

Мистер Лоуренс замолчал. В это время к нам подошел человек и очень тепло приветствовал Лоуренса. Они заговорили. Вероятно, это был какой-то местный язык, так как я не понял из их разговора ни слова. Однако хранитель музея показал себя светским человеком и представил меня своему знакомому, подчеркнув при этом, что тот живет на атолле Нгатик, в 100 милях от Понапе. Новый знакомый был видный мужчина - высокий, с характерным для микронезийцев оттенком кожи цвета меди и удивительно светлыми глазами. Он прекрасно говорил по-английски.

Они еще немного побеседовали, и Билли (так звали микронезийца) ушел. Они договорились с хранителем музея, что встретятся позже.

- Билли с семьей живет на Нгатике, - еще раз многозначительно подчеркнув этот факт, сказал хранитель музея.

- Видимо, у всех жителей Нгатика такие же голубые глаза? - спросил я наобум, так как никак не мог понять, зачем он несколько раз усиленно подчеркивал название этого атолла.

- Так вы все-таки обратили на это внимание, - обрадовался Пенсл. - Ведь Билли - прямой потомок бунтовщиков-китобоев. Кстати, среди моих предков тоже есть французский китобой, - не без гордости добавил хранитель музея.

Теперь мне все стало ясно. Речь шла об известном массовом убийстве всего мужского населения атолла Нгатик, совершенном взбунтовавшимся экипажем британского китобойного судна. В 1800 г. эти люди перестреляли всех островитян мужского пола, чтобы без помех повабавиться с их женами и дочерьми. Это омерзительное истребление аборигенов, собственно, не произвело никакого впечатления на весь остальной мир, а часть матросов навсегда осела на атолле, дав начало новому поколению и даже новому языку, представляющему собой смесь местного и английского. Я не понял, почему Лоуренс так гордился своим французским предком, который наверняка был не меньшим негодяем, чем его английские коллеги.

- Как добраться до Нгатика? - поинтересовался я.

- Надо нанять частную лодку или попробовать воспользоваться средствами связи, находящимися в распоряжении администратора округа. Но я не советую вам ехать туда в это время года. Видимо, близится тайфун. Здесь ничто не изменилось за многие века. И сейчас тайфуны такой же силы, что и те, которые некогда на-чисто смели жителей с Пингелапа и Мокила. Уцелели лишь немногие семьи, которых после катастрофы немцы переселили сюда, на Сокес. Здесь было свободное место. После бунта против властей и расстрела предводителей часть жителей Сокеса была принудительно переселена на Яп.

Пенсл Лоуренс оказался ходячей энциклопедией знаний о своем острове. За обедом он подробно рассказал мне о том, как Понапе был обстрелян американским флотом: 1 мая 1944 г. часть крейсеров адмирала Ли в течение 70 минут стреляла из 16-дюймовых орудий.

В другой раз он поведал мне удивительную историю о последнем пирате Океании, который некогда имел резиденцию в этом округе на острове Кусаие³⁰, на расстоянии около 300 миль от Колонии.

³⁰ (Остров Кусаие - самостоятельный дистрикт Микронезии под названием "Косрае".)