Как ужиться петуху со львом?

Попадая в Бельгию, первым делом поражаешься разноголосице дорожных указателей. Одни из них написаны на двух языках - французском и фламандском, являющемся как бы младшим братом нидерландского; другие вроде бы указывают в одном направлении, но надписи на них разные. Причем названия одних и тех же городов и поселков порой значительно отличаются друг от друга. Так, Антверпен предстает как Анверс, Льеж становится Люком, Мехелен - Малином. Разные флаги можно увидеть и на зданиях муниципалитетов. На одних рядом с бельгийским национальным черно-желто-красным стягом будет висеть желтое полотнище с красным петухом; на других на желтом фоне шагает черный фламандский лев. На юге Бельгии в кафе кружка пива будет именоваться "бьер", а на севере, если хотите, чтобы вас быстро обслужили, лучше спросить "пилс".

Все это - проявления той необычной ситуации, в которой вот уже почти 16 десятилетий живут бельгийцы. С одной стороны, королевство формально остается единым государством, с другой - все отчетливее проявляются признаки углубляющегося разделения его на два крупных региона - Фландрию и Валлонию. Причем каждый из регионов стремится к большей автономии, обвиняет центральное правительство в потакании интересам другого, ведет напряженную борьбу в защиту собственных экономических, социальных и культурных интересов.

Общая картина усложняется тем, что в дополнение к Фландрии и Валлонии, относительная самостоятельность которых была определена в результате пересмотра конституции в 1967-1971 годах и начала претворяться в жизнь в ее нынешнем виде с конца 1981 года, в Бельгии выделено еще одно крупное территориально-административное образование - Брюссельский район. Он включает в себя столицу королевства, где сосуществуют французский и фламандский (нидерландский) языки, и ряд окрестных коммун. Но и это еще не все. На северо-востоке Бельгии, на границе с ФРГ, имеются два кантона, население которых говорит по-немецки.

В результате реформы 1981 года во Фландрии и Валлонии были созданы местные представительные органы власти - Фламандский совет и Валлонский региональный совет. Был создан одновременно и Совет франкофонского сообщества, объединивший в себе представителей Валлонии, а также говорящих по-французски жителей Брюссельского района. Впоследствии, в 1985 году, был создан и Совет (Ассамблея) германофонского региона. Все они в свою очередь создали органы региональной исполнительной власти, своего рода местные правительства. В их компетенцию центральной властью были переданы вопросы культуры, здравоохранения, местной экономики, городского планирования, водоснабжения, защиты окружающей среды и т. п. В ведении центральных властей остались внешняя политика и оборона, финансы и государственный бюджет, образование, политика в области занятости, общее руководство ведущими отраслями национальной экономики и ряд других вопросов. Под фактическим руководством правительства остался и Брюссельский район.

Неудивительно, что столь сложное размежевание в рамках небольшой страны с тесно переплетенными экономическими, социальными и культурными интересами, с изменяющейся демографической обстановкой не прошло безболезненно. В ряде мест оно не облегчило, а лишь запутало и обострило существующие проблемы и, как следствие, взаимоотношения различных групп населения.

Наиболее показательным примером в этом отношении может служить проблема маленькой коммуны Фурон во фламандской провинции Лимбург. Название этого городка не сходит со страниц бельгийских газет еще с начала 60-х годов, когда были приняты строгие правила, по которым представители различных местных властей и организаций обязаны вести дела на языке того региона, к которому они относились. Ввели даже специальные экзамены с целью определить, способен ли тот или иной выборный деятель или чиновник выполнять свои функции. Уже тогда в Фуроне, где многие жители говорят по-французски, и в ряде других "спорных" территорий возникли серьезные трения, не раз переходившие в ожесточенные схватки и потасовки между говорящими по-французски франкофонами и, как именуют фламандцев, говорящих по-нидерландски, нидерландофонами. На националистических спорах и разногласиях, как это всегда случается в подобных ситуациях, начали спекулировать экстремисты из обеих общин. Сколько скандалов, массовых демонстраций и столкновений, даже правительственных кризисов породили эти споры!

Что же касается Фурона, то там обстановка особенно накалилась с избранием в 1982 году бургомистром городка воинственного франкофона Жозе Аппара. С первых дней правления он наотрез отказался вести дела по-фламандски и сдавать какие-либо экзамены. Несколько раз фламандские провинциальные власти пытались сместить Аппара с поста бургомистра, но всякий раз он, воспользовавшись различными юридическими "лазейками", возвращался вновь.

Главным доводом Аппара являлось то, что жители Фурона выступали в свое время против присоединения к фламандскому Лимбургу и хотели остаться в рамках валлонской провинции Льеж. Несколько лет "дело Аппара" разжигало страсти. Провинциальный упрямец-бургомистр для многих валлонских националистов превратился едва ли не в знамя сопротивления "фламандскому колониализму". Фламандские националисты в свою очередь требовали во что бы то ни стало убрать от власти Аппара, бросившего вызов не только с таким трудом достигнутому в 60-е годы компромиссу, но и закреплявшим его положениям бельгийской конституции. Коалиционное правительство, в которое в 80-е годы входили представители фламандских и валлонских партий, никак не могло решиться на окончательное урегулирование конфликта, ибо и те и другие не хотели рассердить влиятельных союзников из числа националистов. Кроме того, власти не желали создавать прецедента разрешения "сверху" щекотливого вопроса, ибо аналогичные трения были и в других районах Бельгии. В результате сложилась парадоксальная ситуация, когда из-за скандала в Фуроне несколько раз создавалась угроза распада правящей коалиции.

Эта угроза осуществилась осенью 1987 года, когда "дело Аппара" и бушевавшие вокруг него разногласия привели к кризису и падению правительства правоцентристских партий. Проблема Фурона была урегулирована только в январе 1989 года, когда Ж. Аппар уступил место бургомистра соратнику по партии, хорошо говорящему по-фламандски.

Надо сказать, что за кажущейся мелочностью языковых конфликтов стоят весьма серьезные культурные, политические и экономические противоречия, существующие между валлонами и фламандцами, - противоречия, которые со временем не ослабевают, а, наоборот, нарастают. И конечно же тяжелым бременем на межобщинных отношениях лежит груз несправедливости и взаимной неприязни, накопившийся за годы существования независимой Бельгии, весьма произвольно скроенной великими державами того времени из лоскутов чужих империй.

Достаточно напомнить, что, когда в 1830 году, после восстания в Брюсселе и изгнания нидерландских правителей, было создано Королевство Бельгия, фламандцы составляли наименее имущую и наиболее эксплуатируемую часть населения. Фландрия практически повсеместно была бедным сельскохозяйственным придатком к бурно развивавшемуся промышленному Югу. Если во Фландрии лишь Гент с его текстильными предприятиями мог похвастать зачатками современной по тем меркам индустрии, то в Валлонии успешно шла добыча угля и выплавка металла, процветали торговля и ремесла, богатела и множилась буржуазия. На протяжении десятилетий экономическая отсталость Фландрии сопровождалась политической, культурной, социальной дискриминацией ее жителей. Достаточно сказать, что в руках валлонов сконцентрировались не только основные богатства, но и юридическая власть (судопроизводство практически повсеместно велось на французском языке), ведущие посты в государственных и местных органах управления, в армии и полиции. Во время первой мировой войны почти 90 процентов солдат и нижних чинов в бельгийской армии составляли фламандцы, часто даже не владевшие французским языком, на котором объяснялись офицеры-валлоны.

Только в 1930 году на фламандском языке началось преподавание в высшем учебном заведении - университете Гента. Вскоре было принято решение и о том, что во фламандских судах делопроизводство будет вестись на языке региона.

После второй мировой войны началось подлинное развитие экономики Фландрии. Этому способствовали как начинавшийся кризис в традиционных отраслях бельгийской индустрии - угольной промышленности и металлургии, так и строительство на просторах Фландрии, на побережье Северного моря и на берегах ведущих к нему рек и каналов новых крупных предприятий. Такому строительству, индустриализации ранее отсталых районов в немалой степени содействовала и политика бельгийского правительства, ведущих буржуазных политических партий, растущим влиянием в которых стали пользоваться фламандцы. Шестидесятые годы стали свидетелями резкого увеличения промышленного потенциала Фландрии, причем в передовых, современных отраслях. Вокруг Антверпена, Гента, других фламандских городов выросли крупные промышленные центры, начавшие успешно конкурировать с традиционными индустриальными районами на Юге страны.

В 1962 году с запада на восток Бельгии была проведена лингвистическая граница, узаконившая главенство на Севере - фламандского, а на Юге - французского языка. Не обошлось без курьезных инцидентов. Правда, курьезны они лишь на взгляд со стороны, бельгийцы относятся к языковым проблемам очень серьезно. Так вот что случилось в Лёвене, старинном городе, в 30 километрах от Брюсселя, где разместился университет, основанный еще в 1425 году...

Наиболее знаменитым выпускником этого университета был, пожалуй, Эмиль Верхарн. Этот выдающийся поэт, считающийся наиболее ярким представителем бельгийского символизма, родился 21 мая 1855 года в городке Сент-Аманд на берегу реки Эско. Он получил образование в колледже Сент-Барб в Генте и в университете Лёвена, где изучал право. Именно там, в Лёвене, в конце 70-х - начале 80-х годов прошлого века проявились впервые его литературные наклонности, были опубликованы первые его стихи. Молодой адвокат Эмиль Верхарн проиграл свой первый судебный процесс. Однако он выиграл значительно большее - всемирную известность. Известность поэта. Восьмидесятые годы прошлого века стали периодом наибольшей творческой активности Верхарна. Одна за другой выходили его книги, хотя это время было очень трудным в судьбе художника. На рубеже нынешнего столетия слава Верхарна уже далеко перешагнула границы Бельгии. Его переводили в Италии и Японии, в Германии и России. Многие из этих стран он посетил. Верхарн, который во многих своих стихах выступал за всемирное братство народов, воспринял первую мировую войну как личную трагедию. Она ввергла поэта в период глубокой депрессии. 25 ноября 1914 года Верхарн покончил жизнь самоубийством, бросившись под поезд на вокзале Руана...

Так вот, в Лёвене всегда училось немало валлонов, и, естественно, многие предметы преподавались по-французски. Чтобы покончить с таким "ненормальным положением", фламандцы, к чьему региону отошел Лёвен, и валлоны договорились о... разделе университета! Неподалеку, в Валлонии, был выстроен новый университетский городок- Лувен-ла-Нёв. Но как быть с бесценной университетской библиотекой? И вот региональные мудрецы нашли компромисс, достойный занесения в книгу рекордов Гиннеса в качестве безусловного достижения в сфере разделов и дележки. Все книги с нечетными инвентарными номерами отходили валлонам, с четными - фламандцам независимо от того языка, на котором они были написаны.

Кстати, говоря о бельгийских парадоксах, нельзя не упомянуть и о том факте, что большинство жителей Фурона, вокруг которого столько лет бушуют националистические страсти, говорят не по-фламандски и не по-французски, а на местном диалекте немецкого языка! Любопытная ситуация сложилась и в Брюсселе. Хотя бельгийская столица территориально относится к фламандской провинции Брабант, подавляющее большинство брюссельцев - до 80 процентов - говорят по-французски. Причем число говорящих по-французски там заметно возрастает из года в год. И это всерьез тормозит формирование местных представительных и исполнительных органов власти. Фламандцы опасаются, что они попадут под влияние франкофонского большинства населения столицы.

Не содействуют укреплению взаимопонимания и сотрудничества между двумя общинами и постоянные споры о тех или иных мерах правительства, от которых в выигрыше окажется какой-либо из регионов. Так, валлоны требуют средств на модернизацию и структурную перестройку традиционных отраслей промышленности, сконцентрированных на Юге. Фламандцы же настаивают на направлении государственных дотаций на развитие новых предприятий, большинство из которых строится на Севере. Острые споры возникли вокруг строительства во Фландрии морского глубоководного порта Зебрюгге, вокруг программ помощи угольной промышленности Кампина, модернизации металлургического гиганта "Коккериль Самбр", других крупных проектов. И хотя существует правило компенсации каждого из регионов в случае ассигнования крупных государственных средств другому, эти споры и разногласия не затихают.

Как признают сами бельгийские обозреватели, ужиться валлонскому петуху с фламандским львом становится все труднее, и не исключена возможность фактического раздела Бельгии. Кое-кто из местных политиков даже открыто выступает за такой раздел, за обособление регионов в рамках конфедерации, за переход в их руки еще больших полномочий, ныне принадлежащих центральной власти.

Фламандские националисты широко проповедуют лозунг: "С Бельгией, пока это возможно, без Бельгии, когда это станет необходимым!" Жозе Аппар выражается более пространно: "Если этот вопрос (Фурона.- Б. Д) угрожает существованию правительства, то это вызвано тем, что он - выражение еще более серьезной болезни. Мы находимся на перекрестке двух культур, мы, как две различные стихии, - вода и огонь. И для меня понятия Бельгия не существует".

Не знаю, намеренно или нет, но этой фразой Аппар по сути дела повторил знаменитое обращение к королю Альберту, направленное в 1912 году Жулем Дестрее. В открытом письме суверену этот лидер движения за большую независимость Валлонии писал: "Сир! Позвольте мне сказать Вам правду, великую и ужасающую правду. Бельгийцев не существует! Этим я намерен сказать, что Бельгия - это политическое государство, составленное весьма искусственно, но это не нация. Вы правите двумя народами. В Бельгии есть Валлоны и Фламандцы, бельгийцев там нет".

История определит, было ли верно или ошибочно такое предсказание. Взгляды самих бельгийцев на эту проблему разнятся так же, как порой расходятся интересы фламандцев, валлонов и брюссельцев.