"Я люблю тебя!"

Переход от зимы к весне в Брюсселе ужасен. Мокрый снег сменяется дождем и наоборот. Город серый и мрачный. Не веселит даже расхожая шутка: "Если вам не нравится брюссельская погода, подождите пару часов, и она изменится!" Погода действительно меняется по нескольку раз за день, но легче от этого не становится - за солнечными просветами опять мокрый снег, нудный дождь.

После нескольких недель подобной всепроникающей сырости начинает казаться, что люди, родившиеся и живущие в таком климате, поневоле должны и характером походить на холодных рыб. Рассудок подавляет страсти... Терпение становится главной добродетелью...

И вдруг, проснувшись однажды утром, под окнами соседнего подъезда на мокром асфальте вижу надпись: "Je t'aime!" ("Я люблю тебя!"). Надпись нанесена размашисто и прямо, белой несмываемой краской. На сером блестящем асфальте она как будто раскалена добела. Только не шипит!

Вот тебе и "рыбий темперамент"!

Уже к середине дня приезжает желтый грузовичок дорожной службы. Самодельная, не санкционированная муниципалитетом надпись на коммунальной дороге - грубое правонарушение. Пожалуй, даже преступление. Сноровистые рабочие в желтых комбинезонах споро замазывают буквы черным гудроном. Но надпись все же видна. Поэтому буквы соединяют, перечеркивают, прячут в изгородь черных скрещивающихся линий. Кажется, весь наш большой дом с любопытством и, пожалуй, с грустью следит за трудами дорожных рабочих.

Грузовичок уезжает. Дождливый полдень кажется еще мрачнее. Вечером - снова дождь.

Наутро на сером асфальте, поверх черных гудроновых каракуль, снова четко и бело: "Я люблю тебя!"

Снова приезжает желтый грузовичок. Те же рабочие, та же работа. Деловито и быстро. Свежее признание скрывается под свежим слоем гудрона.

На следующее утро история повторяется. Но теперь добела раскаленная надпись кричит: "Я люблю тебя всегда !".

Несколько дней ее не трогают. Соседи по многоквартирному, многоподъездному дому, которые раньше попросту не замечали друг друга, теперь, как заговорщики, обмениваются улыбками и многозначительными взглядами. Их объединяет тайна: кто та, кому адресовано это раскаленное, пробивающееся через черный гудрон признание? Кто его автор? Надолго ли отступили муниципальные блюстители порядка?

Насколько я знаю, тайна эта так и осталась тайной. Надпись в конце концов все же закрасили. Но каждый раз, видя черную заплату на асфальте проспекта Домен перед домом 185, в коммуне Скаербек, я вспоминал эту историю, и мне думалось, что бельгийцы не такой уж и сдержанный, законопослушный и скучноватый, народ, как это может показаться под влиянием тамошней погоды.