Не новость, что экономический рост в капиталистических странах обостряет контрасты различных социальных слоев, различных географических районов. Особенность Японии в том, что здесь эти противоречия втиснуты и в рамки одной семьи, одной человеческой судьбы.
Экономический подъем послевоенных десятилетий, бесспорно, сказался и на жизни японской семьи. Но как? Черты нового вошли в быт неравномерно, порой даже нерационально; создали много несоответствий и несуразностей. Центральное отопление, кран с горячей водой остались неведомым понятием для большинства горожан, но в комнату из шести татами втиснулся цветной телевизор.
- Средний японец обеспечен сейчас электротехникой лучше, чем одеждой; одеждой - лучше, чем едой; едой - лучше, чем жильем, - эта ходкая фраза точно передает суть образовавшихся в быту диспропорций.
На взгляд иностранца, японцы в своем семейном бюджете проявляют преувеличенное внимание к одежде при равнодушии к повседневной пище. С одной стороны, здесь дает о себе знать своеобразное соотношение цен. Однако присущая японцам черта относится к будничной, повседневной пище как к чему-то сугубо второстепенному, в еще большей мере является наследием веков. Одежда человека служила в старой Японии символом его общественного положения, а невзыскательность к еде культивировалась как добродетель. Феодальная мораль заставляла семью больше заботиться о том, в чем появиться на улице, чем думать, что будет у нее к столу.
Ничто не создает столь приукрашенного представления об общем жизненном уровне японцев, как внешний вид толпы, которая выплескивается по утрам из станций метро и электричек. Люди одеты прилично - во всяком случае не хуже, чем в любой из европейских столиц. Нужно дождаться полудня, чтобы посмотреть, чем питается этот горожанин в отутюженном сером костюме и крахмальной рубашке. К этому часу в деловых кварталах Токио появляются велосипедисты. Каждый рулит лишь одной рукой, а другой держит поднос, на котором в несколько этажей наставлены миски. Посыльные из закусочных доставляют обед тем, кто трудится за современными фасадами из алюминия и зеленого стекла.
Служащие, что сидят в огромном банковском зале, получают разное жалованье. Но чаще всего и курьеры и столоначальники одинаково довольствуются миской горячей лапши. Провожая мужа на завод, домохозяйка дает ему с собой бенто - плоскую лубяную или алюминиевую коробку. Рис, положенный туда вместе с кусочком жареной камбалы и несколькими ломтиками соленых овощей, сварен в электрической кастрюле. В остальном же содержимое бенто не так уж много изменилось с военных лет, когда патриотическим обедом называли "флаг с восходящим солнцем" - кружок красной моркови, одиноко положенный на белый рис. Статистика отметила рост потребления мяса в стране: не так давно оно составляло два килограмма на душу населения в год. Нынче японец съедает за год семь-восемь килограммов, то есть столько же, сколько англичанин или француз за месяц.
При нынешних доходах среднего японца питание его могло бы куда больше измениться к лучшему. Но хоть какие-то перемены в этом направлении все же налицо. А вот жилищные условия, если и изменились, то в худшую сторону. Это самое болезненное место в быту японца и самая разорительная статья в его бюджете. Кажется невероятным, но это так: трудовая семья вынуждена расходовать на жилье, как правило, не меньше, чем на питание, а иногда и больше.
Япония тратит на рекламу больше, чем другие капиталистические страны. Но каждый горожанин знает, что сильнее самой изощренной рекламы действуют на его воображение простые листки бумаги, белеющие на фонарных столбах. Кого из токийцев не бросили в дрожь эти самодельные объявления, загадочные и лаконичные, как шарады! На них лишь номер телефона и несколько цифр: "четыре с половиной татами - 6000". "Шесть татами - 9000"...
Цифры на листах означают размеры и месячную стоимость комнат. Подавляющее большинство горожан арендуют жилье у домовладельцев, а шестьдесят процентов сдающихся жилищ - это комнаты площадью в шесть татами, то есть около десяти квадратных метров. За такое самое скромное обиталище для небольшой семьи надо платить третью часть зарплаты да еще внести при въезде трех - шестимесячный залог.
Особенности японского дома порождены не только угрозой землетрясений, влажностью климата и художественными наклонностями японцев. Своеобразнейшее назначение пола, который одновременно служит постелью и заменяет собой прочую мебель, как и раздвижные перегородки вместо окон и дверей - все это стремление избавиться от тесноты.
Японская комната пуста именно потому, что при своих ограниченных размерах (чаще всего шесть татами) она должна одновременно служить для семьи и спальней, и столовой, и всем, чем угодно. После обеда или ужина единственный ставящийся на татами предмет - низенький столик - прислоняют боком к стене, достают из стенного шкафа тюфяки, свернутые одеяла, и вся комната становится постелью для соответствующего числа людей.
Дороговизна жилья вытесняет тружеников в предместья, и города беспорядочно расползаются по окрестным полям. Если раньше окраины из тесно сгрудившихся деревянных домиков в один-два этажа тянулись на полчаса пути от центра, то теперь тянутся на два. Все понимают, что в условиях Японии это - вопиющее расточительство земельной площади, что куда целесообразнее было бы строить многоэтажные комплексы - стало бы просторнее жить, легче наладить коммунальное хозяйство. Но из-за частной собственности на землю, из-за непрерывного роста цен на нее, об этом остается только мечтать. Разбросанность и хаотичность городов заставляет делать людей огромные концы на работу и домой. Подсчитано, что сорока процентам токийцев для этого ежедневно требуется три часа, а десяти процентам - четыре часа. Стало быть половина населения столицы тратит в пути половину энергии своего трудового дня.
Токийский вокзал Синдзюку. Утром к платформе каждые сорок секунд прибывает десятивагонный состав пригородной электрички, набитый втрое сверх его официальной вместимости. Когда распахиваются двери и на место сошедших устремляются новые толпы, вступают в действие бригады "толкачей". Их специально нанимают из крепких мускулами студентов, чтобы запрессовывать пассажиров в вагоны. После отхода поезда платформа бывает усеяна оторванными пуговицами, сломанными каблуками, оброненными в давке шляпами, перчатками, сумочками.
В Японии практически у всех семей есть телевизоры. Но две трети жилищ не имеют канализации. Центральное отопление - редкость, почти неведомая для горожан. Дома их, как и в деревне, обогреваются солнцем и дыханием, а вентилируются сквозняком. От раздвижных окон и перегородок дует так, что от керосиновых или газовых печек немногим больше толку, чем от стародавних жаровен с углем.
Горожанин обычно тратит на квартиру больше трети своего заработка. Но, как ни парадоксально, жилище его отличается от крестьянского не числом удобств, а наоборот - неудобств: оно и дорого, и тесно, и далеко от работы. Самое удручающее в жилищном кризисе - его бесперспективность. В Японии умеют строить быстро и добротно. Но тут не увидишь, чтобы на пустыре разом поднимался целый жилой массив.
- Мы научились бороться с таким опасным явлением природы, как оседание суши, - говорят японские строители. - Но мы ничего не можем поделать с другим стихийным бедствием - когда земля ползет вверх в своей цене. Это поистине бич наших городов.
Японская панорама
Средний японец обеспечен сейчас электротехникой лучше, чем одеждой; одеждой - лучше, чем едой; едой - лучше, чем жильем. Эта ходкая фраза точно передает суть образовавшихся в быту диспропорций. Очаг с древесным углем, вокруг которого ужинает семья, можно теперь увидеть только в просторных сельских домах северо-востока. Но пол из простеганных соломенных матов-татами, который заменяет в комнате всю мебель: пол, на котором днем сидят, а ночью спят, по-прежнему остается неотъемлемой частью японского быта
Японская панорама
Японская панорама
Японцы очень непритязательны к повседневной пище. Чашка лапши на станционном перроне - вот нередко и весь обед. Да и праздничный стол - это как бы натюрморты на тарелках, которыми можно вдоволь полюбоваться, слегка полакомиться, но нельзя объесться