Несь

Несь

- Что мы про старое помнить можем? Родители наши, может, что и знали. А мы откуда знать будем? Сами из книжек все узнаём.

Григорий Федорович, ненец, глава оленеводческой бригады, не спеша придвинул поближе к себе пепельницу, размял сигарету и закурил.

- Пожалуйста,- он кивнул на сигареты.

Закурили и мы.

- Родители наши еще кое-что застали. А мы откуда? - продолжал он.- Только книжки читаем... Вы вот книгу Гейденрейха о нас читали?

- Какую?

Григорий Федорович встал, прошел к небольшому шкафчику, стоявшему за печкой против входа, вынул из него портфель и уже из портфеля достал сверток. Сначала он развернул свежий номер газеты "Нарьяна вындер", где промелькнул его собственный портрет - этакий бравый оленевод в малице, глядящий куда-то вдаль, потом другие, но пожелтевшие, ставшие хрупкими газетные листы с расплывчатыми картинками, отложил в сторону пачку грамот разных времен и протянул наконец книжечку в бумажной обложке. На ней значилось: Лев Гейденрейх. "Канинская тундра". Возле корешка - Государственное издательство, Северное отделение.

Мы знали эту книжечку. Помнили ее обложку, где в узком луче был изображен Канинский полуостров, перечеркнутый словами "Канинская тундра", а на них стоял маленький северный человечек и целился из ружья в песца, который прятался под массивными буквами. Мы знали, что на титульной странице указан год издания - 1930-й. Место издания - Архангельск"

У нас у самих имелась эта книжка.

- Лев-то Николаевич с моим отцом еще дружил,- сказал Григорий Федорович, протягивая книгу.

Мы открыли ее с конца, как большинство людей открывает в первый раз книги.

"Мероприятия Советской власти в Канинской тундре. Канинские самоеды управляются Канинско-Тиманским районным советом. В 1929 г. председателем совета избран самоед - бедняк. Второй член совета также самоед. Председатель совета учился в совпартшколе, он - член ВЛКСМ. При совете вполне удовлетворительно работают самоедские собес и ков (комитет общественной взаимопомощи.- Авт.).

Самоеды Канина кооперированы по числу хозяйств на 79 проц. Самоедский кооператив "Оленевод" находится в селе Неси. Одним из существенных тормозов в его работе является недостаток собственных средств и отсутствие опытных, дельных кооператоров. Самоедский кооператив пользуется тарифными льготами. Грузы кооператива забрасываются специальными рейсами пароходов.

Большую работу среди самоедов ведет Северный комитет при райисполкоме, намечая пути развития тундрового хозяйства совместно с другими заинтересованными организациями.

По пятилетнему плану развития тундрового хозяйства намечен целый ряд полезнейших мероприятий. Укажем важнейшие из них.

По оленеводству:

1. Постройка замшевого завода высокой техники.

2. Ветеринарная помощь, стационарный пункт в Неси или Кие. Разъезды по тундре ветеринарного персонала.

3. Продолжение изучения и учета ягельных площадей. Устройство энтомолого-ботанической и зоотехнической станции, которая будет заниматься изучением ягельников, борьбой с оводом и другими насекомыми, выяснением вопроса о гололедицах и борьбе с ними.

4. Организация показательных оленеводческих совхозов.

5. Коллективизация оленеводческих хозяйств самоедов.

6. Страхование оленей через самоедскую интегральную кооперацию с перестраховкой части риска (до 6 проц.) госстрахом.

7. Снабжение оленями бедняцких хозяйств. Создание особого долгосрочного фонда с постепенным погашением ссуды, с ежегодным кредитованием фонда (через Россельбанк) и пользованием его через самоедский кооператив.

По охотничьему хозяйству:

1. Инвентаризация охотничьих хозяйств (долгосрочные кредиты через самоедскую кооперацию, отпуск средств через Россельбанк).

2. Организация и кредитование приписных охотничьих хозяйств.

3. Устройство заказника.

По рыбному и звериному промыслам - инвентаризация и реконструкция.

По культурно-просветительной работе:

1. Постройка самоедской школы в с. Неси или Кие.

2. Командирование в средние учебные заведения и ВУЗы отдельных лиц из числа самоедов.

3. Обслуживание в летнее время красными передвижными чумами культурных запросов тундры.

По здравоохранению:

1. Постройка больницы в с. Неси.

2. Регулярные выезды в тундру медицинских отрядов.

Жизнь тундры за время революции заметно изменилась: самоуправление через советы, кооперация, батрацкие договоры, упразднение водки и многое другое уже успело сказаться.

В настоящее время из канинских самоедов несколько самоедов учится в педтехникуме в г. Архангельске. Это - будущие культурники-самоеды. Среди канинских самоедов имеются члены ВКП (б) и комсомольцы.

Революция поколебала стародавние устои тундровой жизни. Намеченные мероприятия, претворяясь в жизнь, поднимут экономику, оздоровят быт канинских самоедов и вовлекут тундру в общее русло социалистического строительства и развития нашего Союза".

Эти строчки были написаны перед тридцатым годом. Полвека назад.

Для человека, привыкшего к центральным и восточным районам Арктики, ноябрь на Канинском полуострове северным вовсе и не кажется.

Путь на Канин с запада традиционно лежит через Мезень. Мезень встретила нас проливным дождем. В Москве и то было в это время холоднее. Там мы свободно ходили в меховых куртках еще в аэропорту. А здесь эти самые куртки, без которых в любом другом месте Заполярья нам бы не сдобровать, совсем не годились. Дождь сразу же промочил цигейковые воротники. Они превратились в набрякшие влагой подушки, которые только холодили шею. Время от времени холодная струйка воды прорывалась с них внутрь, в самое тепло. Промокла и грубая ткань, покрывавшая куртки, и они сделались как жестяные. А уж унты и шапки здесь вовсе оказались не к месту. Их пришлось сразу же оставить до лучших времен.

Мезенцы были одеты соответственно погоде - в плащи и резиновые сапоги. Резиновые сапоги в это время года здесь могут считаться традиционным видом обуви. Их носят все, независимо от пола и возраста. И когда смотришь только на ноги, то кажется, что шествует воинство в ботфортах.

Гостиница аэропорта помещалась в новеньком доме из бруса. Комнаты были простецкие. Однако ощущение их новизны, свежести делало это жилье уютным. Мы поначалу поскорбели о том, что Канинский полуостров остался недоступным. Погода стояла совсем никудышная. А потом, переодевшись и перекурив, примирились.

- В город сходите. Промыслите что-нибудь,- посоветовала дежурная.

- И то верно,- согласились мы.

Дорога в город в окрестностях аэропорта мощена деревянными плахами - лежневка. На ней слой жидкой, мыльной грязи. Автобусы катятся по этой дороге с опасением. Люди идут, постоянно оскользаясь, обходя особо сомнительные места, балансируя по разным дощечкам и гатям местного значения. Неудобное это время года и для пешеходов, и для транспорта.

Дома на окраине Мезени грандиозные, как и везде на Севере. Бревнищи для домов взяты громадные. На коньках и впрямь кое-где вырублены лошадиные головы. Заборы добротные. Очень много поленниц. Мезень - город на дровах. Под дровами здесь явно больше площади,, чем под жилыми строениями. Поленницы опоясывают каждый дом, составляют своеобразные лабиринты. Они, кажется, вползают во дворы, притыкаются к дверям, громоздятся далеко от жилья. Дрова, дрова и дрова - неотъемлемый элемент Русского Севера. Говорят, что порядочный хозяин запасает здесь дров по крайней мере на пять лет.

Дорога свернула вправо и вышла в чистое поле. Это, так сказать, предместье славного города Мезени. Небольшой участок разделял это предместье и какое-то лесопильное предприятие. Там визжали механические пилы, слышался глухой грохот падающих бревен и дробные перестуки досок. Бревна сгружали, а доски разгружали - по звуку слышно было. Из ворот и в самом деле выполз грузовик с досками.

Вскоре по левую сторону открылось нечто, заставившее нас сразу же свернуть с дороги. Это были огромнейшие кресты, каких у нас в средней полосе не увидишь. Они были высотой метров до пяти. А может, и больше. Такие кресты встречаются на севере почти повсеместно. Их можно увидеть и в устьях Колымы и Индигирки, и на Таймыре, и в разных местах европейской части арктического побережья. Там они даже служили когда-то навигационными знаками. Здесь это просто памятники ушедшего старообрядчества. Кресты мезенцев рублены из толстого бруса. Поперечины насажены на четырехметровой высоте. Прикрыты шатрами. Буквально каждый сантиметр крестов покрыт резьбой. Буквы на некоторых врезаны внутрь. На других же они выпуклые. Скорбные слова из Евангелия, что уже не будет никогда человеку так тяжело, как на этом свете, и надежда на встречу в будущем. Многие кресты упали от ветхости. Сколько же потребовалось времени для того, чтобы оно погубило такие прочные сооружения? И еще. Надо очень чтить усопших, чтобы совершить им в память такой труд. Впрочем, среди старых поморов были и такие, которые сами для себя заранее строили надгробия. Как-то в другом месте Русского Севера, на Печоре, пришлось натолкнуться на такое же старинное кладбище. Так там по содержанию надписей можно было совершенно четко определить, кто сам себе готовил крест, а кому его изготовили другие.

Мезенским крестам, конечно, место в музее. Великолепные памятники.

А городок Мезень показался уютным, несмотря на дождь. Мы "промыслили" себе ужин и вернулись в аэропорт.

Диспетчер сообщил нам, что вылетов не предвидится, и повторил старую шутку о том, что успех авиации складывается из трех ингредиентов: "самолетка, пилотка, погодка". В нашем случае подводила погодка.

- Спите,- посоветовал диспетчер.

Мы доверчиво легли спать. А совсем скоро нас разбудили и велели готовиться к путешествию в канинскую столицу - Несь.

Погода была не в пример вчерашней замечательной. Подморозило. Ярко светило солнышко, и по небу плыли перистые облака. Все дома украсились инеем и приобрели праздничный вид. Мезень была прекрасна.

- А ведь Лев Николаевич Гейденрейх теперь в Москве o живет.

- Ты смотри! - изумился Григорий Федорович.- Вы его видели??

- Видели.

- Он какой видом будет?

- Высокий такой... Метра под два ростом... Седой. Совсем белый. Лицо широкое... Руки большие... Здоров был, наверное, как медведь. Говорит, что десятипудовые ящики ворочал на разгрузке. Очень крепкий.

- Чего сейчас делает?

- Да сейчас на пенсии. Книжки пишет. Однако нет-нет да и выедет на Север. Помогает совхозам пушнину сдавать. Опыт- то у него грандиозный. Его чуть не каждый год приглашают. Специалист один из самых старейших.

- Куда он ездит-то?

- В основном на Ямал. Последнее время там работал, туда же и ездит...

- Так он, говорили, наш, отсюда.

- Нет. Не канинский. Хотя помором вполне считать молено. Фамилия его с петровских времен, когда какой-то голландец Гейденрейх осел в России.

- Так он откуда?

- Из Архангельска. Начинал работать здесь. И свою первую книжку написал о Канине.

Все устремления Льва Николаевича были связаны с Севером. Да и все вокруг свидетельствовало о том, что истинное геройство и честь ждут сильного и мужественного человека именно там, в Заполярье.

Он "заболел" Севером июльским днем 1912 г. В тот день от причала Соборной пристани отшвартовался "Св. Фока" - судно Георгия Яковлевича Седова. На Соборной пристани был весь город. Светские и духовные власти провожали экспедицию, которая поставила своей целью достичь Северного полюса. Военный духовой оркестр, рота Александро-Невского полка, Архангельское мореходное училище, Ломоносовская классическая гимназия были выстроены на пристани. В рядах гимназистов стоял десятилетний Лева Гейденрейх. Свою полярную биографию Лев Николаевич Гейденрейх начинал в тундрах Мезенского уезда - на Канине и Тимане. Тогда он и собирал материал, который лег в основу книги "Канинская тундра".

В год ее выхода он был назначен техническим директором совхоза голубых песцов на острове Кильдин, позже был отозван в Москву в Оленеводтрест Наркомзема.

В 1930-е годы Гейденрейх обследует оленеводство Ямала, работает в Надымском совхозе. Затем снова Москва и, наконец, Чукотка, где по распоряжению начальника Главного управления Северного морского пути Отто Юльевича Шмидта он принимает участие в организации Анадырского оленеводческого совхоза.

А потом - длительное время работа на Ямале.

В Ямало-Ненецком национальном округе Льва Николаевича знают особенно хорошо. Здесь он работал зоотехником в Нижне-Пуровском, Верхне-Пуровском, Ныдинском совхозах, был директором совхоза "Полярный".

На Ямале Лев Николаевич вышел на пенсию. Отсюда уехал в Москву. Но округ и ныне не расстается с Гейденрейхом. Уже более десятка лет ежегодно ямальские хозяйства обращаются к нему с просьбой приехать: наладить племенную работу в звероводстве или организовать обработку и сортировку драгоценной пушнины. И не было случая, чтобы он когда-либо отказал.

Трудно сказать: то ли Север не отпускает своих ветеранов, то ли сами они не могут расстаться с Севером.

- Так Гейденрейх сперва к нам попал?

- Да, в Неси он принял факторию Госторга, стал ею заведовать. Рассказывает, что сначала ненцы его проверяли: подбрасывали больше песцов, чем говорили. Смотрели, честный ли человек... Потом, как увидели, что он чужого не возьмет, стали верить.

- Ну, тогда народ у нас темный был. Все больше дело имели с купцами. Говорят, их много в Несь приезжало. Все за пушниной ехали. Друг у друга перебивали. Поэтому интересовались люди, как советский купец торгует. Наверное, так.

В канинскую столицу Несь прилетели воскресным днем. Сверху Несь выглядела внушительно. Порядочная река, обширный поселок на берегу, коробки ферм, конюшен, большое церковное строение. В планировке усматривался некий порядок, центром которого был старинный храм.

Мы оставили рюкзаки на посадочной площадке и тронулись искать начальство. Смущало только то, что было воскресенье. Совестно отрывать в такой день людей от дома, обременять их заботами о наших персонах и тем более просить сегодня же посодействовать в работе. Между тем времени и так было потеряно достаточно, надо было немедленно садиться за похозяйственные книги и колхозные отчеты, с чего начинается на Севере любая этнографическая работа.

Дорога к центру поселка вела над рекой. Под ногами похрустывали свежим ледком доски тротуара. В Неси, видно, как и в Мезени, вчера еще была оттепель, а сегодня подморозило. Деревянные мостки покрылись снаружи инеем, а вода между?

досками перемерзла. На реку смотрела целая вереница огромных поморских домов. Дома все с подклетями, взвозами; иные высотой с хорошие двухэтажные строения. От крылец вели к реке протоптанные дорожки - с утра уже по воду ходили. А вообще людей на улице было мало. Рано еще. Только в разных местах слышалось, как потюкивают топоры.

Вымостки уперлись в магазин и отсюда разошлись в разные стороны. Магазин, как и везде в деревне, был всеобщим перекрестком.

- Где председатель сельсовета живет? - спросили мы - у здоровенного парня, вышедшего из магазина.

- Эвона, озадок его дома видать.- Парень протянул руку в сторону председателева дома.- Сюда идти надо.

- Спасибо.

Мужчина средних лет в телогрейке и валенках всадил топор в бревно и степенно подошел к нам.

- Я - председатель.

- Этнографическая экспедиция. Вот наши документы.

Председатель так же не спеша, основательно перечитал все

мандаты и предложил:

- Пошли, сначала на постой вас определю.

Жилье для нас он подобрал отменное. Маленький уютный домик на самом краю поселка. Печь в полной исправности, дров предостаточно. Роскошная жизнь.

- Опаздываем с работой,- пожаловались мы председателю.- Помогите достать похозяйственные книги. Хотелось бы сразу ими и заняться.

- Сделаем,- заверил председатель, вышел и вскоре вернулся с пачкой книг хорошо знакомой нам формы.- Вот, здесь все мы и значимся.

С этого времени такая форма общения закрепилась между нами окончательно. Мы начинали все свои речи со слова "помогите", председатель коротко говорил "сделаем", а завершали опять-таки мы хоровым исполнением "спасибо".

Работа началась.

По северным масштабам Канинский полуостров невелик. С севера на юг он тянется всего лишь на триста километров, а в самой широкой части достигает ста километров. Есть места, где от западного до восточного берега километров пятьдесят. Южная граница его проходит почти по полярному кругу, причем знаменитый Канин Нос находится немногим более чем на Два градуса севернее. А на карте он кажется и длинным, и обширным, и очень северным. Тут вводит в заблуждение сама карта. С детства обычно мы привыкаем считать все, что находится в верхних углах карты, совсем близко расположенным к Северному полюсу. На карте Чукотка и Канин кажутся совсем близко стоящими к полюсу. Проекция подводит. На самом деле и Чукотка почти вся находится южнее полярного круга, да и Канинский полуостров не так уж далеко заходит на север. Таймыр же, самая северная оконечность нашего материка, благодаря тому что он изображен в центре карты, выглядит вполне южной землей.

Почти вся территория полуострова Канин принадлежит колхозу "Северный полюс". Его владения - два с половиной миллиона гектаров земельных угодий. Леса почти двести тысяч гектаров, а остальное - тундра. А в тундре как в тундре. Множество рек, озер, болот, оленьей земли почти два миллиона гектаров. Пастбищ для другого скота - гектаров с триста. Не надо быть и специалистом по Северу, чтобы сразу же определить направление хозяйства на Канине. Вокруг море - значит, рыболовство, тундра - оленеводство. Все остальное лишь подсобные занятия.

Нынешний колхоз "Северный полюс" был организован в 1960 году. До него на Канине было четыре колхоза. Потом их объединили в один. Решение, конечно, правильное. Когда средства разъединены, то трудно и обстроиться в поселках, и приобретать необходимые машины, суда. Если же собрать все вместе, то можно и поселки привести в порядок, и дорогостоящую технику купить.

Когда объединили колхозы, то "под высокой рукой" канинской столицы Несь оказались такие мелкие поселки, как две Мглы - Нижняя и Верхняя, Яжма, Чижа, Кия и Шойна. Шой- на - второй по величине поселок после Неси. Сельские Советы соответственно в этих двух центрах.

Канин камень

Канин обжит давно. Почти и нет удобных для промысла мест, где не выстроены станы. И везде - дома для промышленников, конюшня, бани. На станах промышленники живут подолгу, колхоз снабжает их всем необходимым.

Все же основная часть людей живет в поселках - более тысячи человек.

Есть еще одна особая категория населения - это оленеводы- ненцы ; их четыреста с лишним человек. Живут здесь и коми - их более двухсот. Работают по-разному - ив поселках, и в тундре.

Большинство населения, однако, составляют поморы, русские старожилы Канина. Веками ходили сюда русские люди на промысел. Можно считать, что Канин был для русских северян вроде тренировочного полигона. Здесь и промышлять приспосабливались целые поколения, и волоком ходили насквозь через узенький полуостров, спрямляя дорогу на восток. И потихоньку оседали на Канине.

Ландшафт полуострова однообразный. Долины в устьях рек расстилаются широко. Они доступны приливам. Травяная растительность мелкая, но густая. На местном языке такие заливные равнины называются лайдами. Слово "лайда" известно везде "по северам" именно в этом значении.

А выше по течению любой речки долина сужается. Берега реки поднимаются, в вершинах излучин они обрывисты и покрыты осыпями. На высоком берегу тундровая ера - заросли карликовой березы - сменяется лесом. Обрывистые берега поморы именуют щельями. Если перебрать более или менее старинные места русских поселений на Севере, то окажется, что больше всего их стоит именно на щельях. Щельям обычно давались собственные названия: Бабья, Долгая, Домашняя и прочие.

Лев Николаевич Гейденрейх свидетельствует:

"Взаимоотношения канинских самоедов с русским населением Мезенского и Канинско-Тиманского районов имеют чисто экономическую основу. При ежегодных кочеваниях на юг, в полосу криволесья и лесную, самоеды в течение трех-четырех месяцев пасут свои стада в окрестностях русских деревень. В это время между русскими и самоедскими хозяйствами производится обмен продуктами. Все русское население Мезенского района от мала до велика одето в оленьи шкуры в виде малиц, совиков, шапок, пимов и пр. Спальной принадлежностью мезенского крестьянина, кроме перин, служит также оленья шкура. Все это приобретается русским населением у самоедов, и преимущественно у самоедов Канинской тундры. Сюда именно и уходит значительная часть свободных оленьих шкур, и этот путь мелких индивидуальных продаж самоедской оленеводческой продукции совершенно не поддается сколько-нибудь приближенному учету.

Частично самоеды продают русскому населению и рыбу, однако в весьма незначительном количестве; оленье мясо также является предметом самоедской торговли с русскими.

В обмен на эти товары самоеды получают от русских крестьян коровье масло, творог, сметану, скотские кожи. Часто русское население вяжет самоедам сети, шьет кожаную обувь - бахилы,- платье, белье. Особый заработок, преимущественно беднякам крестьянам, дает дранье и запасание берестяных трубок для летних самоедских чумов. В районе Вижаса, Омы, Неси русское население сбывает самоедам значительное количество тканных из овечьей шерсти подвязок к пимам, женских поясов для опоясывания паниц (женских Шуб.- Авт.), вязок к женским саням. Предметом торговли со стороны русских являются еще овчины, из которых самоеды делают одевальницы - одеяла.

Нередко русские крестьяне и самоеды занимаются совместным промыслом, более всего на морского зверя, зимой. Одним из важных моментов в русско-самоедских отношениях надо считать транспортирование самоедами наваги с мест производства промыслов в торговые селения или к месту жительства ловца - русского".

В этом отрывке, пожалуй, и отражена сущность ненецко- русских отношений с самого их начала.

Помор шел на Север не как завоеватель, стремящийся утвердить свое господство на этой земле. Нет. Человек искал просто место, где бы он мог жить, не мешая никому. Так в сущности с поморами и вышло на Канине. Они совершенно ни в чем не ущемили коренное население. Ненцы были оленеводами и только оленеводами. Русские ни в коей мере не вмешивались в этот хозяйственный уклад. Они не тронули пастбищ - количество оленьих пастбищ и в наши дни совершенно такое же, какое было до прихода русских,- никак не повлияли на традиционные пути передвижений ненцев, не потеснили их ни в чем. Русские стали здесь ловить рыбу. Но ненцы никогда не жили рыболовством. Они были номадами, кочевниками. Жизнь им давал олень. Рыболовство в лучшем случае могло только подсобить. А в кочевом хозяйстве рыболовство вообще не могло дать достаточно продуктов. Можно считать, что только с приходом русских рыболовство у ненцев развилось более или менее ощутимо. Ведь только от русских они получили орудия лова - сети, научились управлять морскими судами. Русские принесли с собой домашнее животноводство. Они пришли с коровами и овцами. Это тоже обернулось благом для ненцев. Скот держали под крышей, и ненцы не могли ощутить никакого ущерба для своего хозяйства. Однако они стали получать при обмене кожи молочные продукты. Сейчас невозможно и представить себе хозяйство канинского ненца без этих продуктов. В процессе распространения русских на полуострове произошла естественная взаимная "притирка" различных хозяйственных укладов, совершенно отличных культур. Эта "притирка" привела к образованию оригинального сообщества, члены которого не утратили собственного национального "лица" и в то же время не могли существовать друг без друга.

В числе первых поселенцев на Канине были Коткины. Ныне они составляют большинство в среде поморов. Их почти столько же, сколько и всех канинских ненцев,- около четырехсот. Коткины - фамилия, распространенная не только здесь. Есть целый поселок Коткино в Малоземельской тундре. Были Коткины и Котовщиковы (разновидность этой же фамилии) среди русских служилых и промышленных людей, которые проникли еще в семнадцатом веке за Урал и в Восточную Сибирь. Котовщиковы сейчас есть даже в устье Индигирки, среди русских старожилов Северной Якутии. Знали их и на Колыме. Приходилось встречать упоминания о Котовщиковых в исторических источниках даже на Камчатке. Родственники канинских Кот- киных живут вокруг Мезени и в других местах Архангельского края. Знаменитая фамилия. Именно отсюда предки современных Коткиных шли проведывать новые полуночные земли.

Следующая по численности фамилия - Протопоповы. Их, однако, вдвое меньше, чем Коткиных. А далее идут Мясниковы, Масловы, Ивановские, Буторины, Нюровы, Паюсовы, Пестовы, Окуловы, Сахаровы, Хатанзейские, Ванюта. Хатанзейские и Ванюта - ненецкие фамилии. То ли главы теперешних русских семей воспитывались ненцами, то ли среди русских поселенцев были ненцы Ванюта и Хатанзейские, сейчас уже установить трудно. Нюровы также считаются потомками обрусевшего ненца. Остальные русские пришли сюда в разное время и из разных мест - из Мезени, из Долгощелья и других селений Зимнего берега. Из Долгощелья, в частности, вышли сюда Буторины, родственники известного капитана "Щельи".

По сельсоветским данным, русских поморских семей числится около ста тридцати. А всего народа русского здесь почти шестьсот пятьдесят человек.

Семьи у русских солидные. Как правило, от четырех до семи человек. Есть семьи и по девять и по десять-одиннадцать человек. Бездетных семей мало. Одиночек всего двенадцать человек. Причем эти данные, взятые из похозяйственных книг, вовсе не свидетельствуют о том, сколько людей произвели канинские поморские семьи. Указываются только те люди, которые в настоящее время составляют семьи. А посмотришь старые книги и увидишь, сколько старших детей выселилось, сколько разъехалось по разным концам страны, сколько служит. И таких немало.

Канинские коми насчитывают почти полсотни семей. В них около двухсот человек. Все выходцы из Ижемского края. Канинцы - самая западная группа коми. Фамилии такие: Ануфриевы, Ардеевы, Вокуевы, Выучейские, Каневы, Канюковы, рочевы, Терентьевы, Филипповы, Хатанзейские, Хозяиновы, Чупровы. Половина этих фамилий - собственно коми, а половина заимствована у ненцев. Причины этого весьма разнообразны. По численности семьи коми больше приближаются к общеевропейскому стандарту, чем русские старожильческие. У них преобладают семьи в три или четыре человека. И конечно же, распределение по численности совсем другое, чем у поморов. Больше у коми и одиночек, больше и семей, которые детей не заводят.

Дюжину стад оленей держит колхоз "Северный полюс". При каждом стаде - бригада. Это не только "хозяйственное подразделение", но и коллектив, который в сельсоветских документах приравнивается к населенному пункту. Передвижному населенному пункту. В бригадах в среднем тридцать - сорок человек. Это ненцы. В оленеводстве они составляют совершенное большинство. Листаешь похозяйственные книги, смотришь на ненецкие фамилии и на первый взгляд не видишь никакой их связи с названиями фамилий и родов, которые встречаются у ненцев более восточных районов - и европейских, и азиатских.

Больше всего ненцев под фамилией Канюковы. Их почти пятая часть. Далее идут Латышевы - шестая часть, потом Ардеевы - восьмая часть. Остальных не в пример меньше. Белугины, Варницыны, Горбуновы, как говорят, переселились сюда с юга. По местным рассказам, их предки пришли на полуостров из Мезенских лесов: с Вижаса и с Зимнего берега, из Дол- гощелья. Их так и называют - "вижасскими" или "двинскими". Некоторые представители рода Вануйта (Ванюта) ведут происхождение из Большеземельской тундры. Всего ненецких фамилий двенадцать: Баракулевы, Бобриковы, Ванюта, Выучейские, Канюковы, Лаптандеры, Ледковы, Лукоперовы, Нюровы, Пырерка, Сулентьевы, Тальковы, Хатанзейские. Есть еще ненцы Хозяиновы и Шубины. Эти семьи ведут свое начало от коми и русских. Одиноких людей среди ненцев почти нет совсем. Только двое. По численности больше всего семей из восьми человек. Почти столько же семей из шести человек. Так что ненцы далеки от общеевропейского стандарта. Детей у них порядочно.

Председатель сельсовета зашел к нам перед обедом. Он был при полном параде. Вместо валенок, несмотря на мороз, сияющие лаком туфли, выутюженная черная пара, белоснежная рубаха и серебристый в белый горошек галстук.

Председатель посидел немного, посматривая, как мы скрипим перьями и шуршим казенными бумагами, а потом предложил :

- Хотите посмотреть, как одного из ненецких одиночек переделывать будем?

- Еще бы!

Мы ринулись доставать амуницию, которую надевали только для представительства. И минут через пяток уже двигались к сельсовету.

Здание сельсовета двухэтажное, старой постройки. Когда-то принадлежало несьскому богатею. Все местные власти располагаются в этом доме, кроме конторы колхоза. Контора в другом конце поселка.

Сельсовет на втором этаже. Туда ведет лестница, пристроенная снаружи.

Мы протопали по лестнице и нырнули в прихожую. Здесь все сияет от масляной краски - и стены, и полы. Разделись - ив "процедурный кабинет". Процедурный кабинет потому, что здесь совершаются различные процедуры - бракосочетания, регистрации новорожденных и покинувших этот мир, а также различные административные акции.

Батюшки! Кабинет-то сам на себя не похож. В будни он простоват. Шкафы, стол председателя, несколько стульев возле стен... А теперь!

Председательский стол накрыт алым плюшем. Казенные письменные инструменты исчезли. Посередке лежит Книга записей актов гражданского состояния. Иначе как с большой буквы ее и не назовешь - столь она торжественна. Тоже обернута в нечто красное. Ручка лежит, чтобы расписываться в согласии на матримониальные узы, вся золотая. Сверкает. К столу от двери постелена дорожка. Ковровая. Красная. За председательским столом стенка задрапирована тем же алым плюшем, а в центре художественно выполненный Герб страны. Очень все красиво.

Мы столпились у окон, глядя на улицу. Там уже торчали мальчишки и девчонки. Глядели в сторону, откуда придут жених с невестой.

Идут!

Как они идут?! Мороз же! Невеста в белом. Голова не покрыта, чтобы фату не помять. На платье накинута какая-то легкомысленная курточка. Это тоже для того, чтобы платье не пострадало. Жених в строгом костюме. Без шапки и даже куртки. За ними толпа. Родня, видно. Жених-то ненец, а ни одной души в малицах. Все при пальтишках. Пальтишки, правда, демисезонные. Зимних пальто здесь оленеводы не покупают. Зимнее пальто - малица.

Молодые идут, как на параде. Скрылись за углом сельсовета. Застучали шаги по лесенке. Вот и вошли в прихожую. Процедура раздевания.

Жених-то, жених-то! В таком же костюмчике, как у председателя, и в таких же совершенно туфлях. И галстук такой лее. Понятно. Одно сельпо - форма одежды одинаковая. Хороши оба. Не знаешь, который лучше. У председателя значки об окончании техникума и депутатский, а у жениха знаки классного специалиста. Только что из армии парень. Потому и в одиночках некоторое время числился.

- Дорогие наши Василий Андреевич и Лариса Степановна! - это председатель говорит. Молодые против стола рука об руку. А все остальные встали полукругом. Парень какой-то пихается с фотоаппаратом, непрестанно сверкает блицем.- Сегодня у вас торжественный день. Сегодня вы создаете новую семью. Семья - это первичная ячейка нашего общества. Чем крепче семья, тем сильнее все общество!

Молодец председатель! Отлично формулирует. Не зря выбрали на должность.

Невеста рыженькая, как морковка! Масть совершенно не местная. Привозная. Явно покрасилась по случаю бракосочетания! У нее - цветы! Самые настоящие цветы. Красные гвоздики, завернутые в целлофан. Все как полагается. Откуда цветы? Откуда здесь цветы? Самолета уже целую неделю не было.

- Вы вступаете в брак,- продолжает председатель,- молодые, красивые, любящие друг друга!

В публике уже сморкаются женщины.

- Я хочу от имени всех присутствующих, от имени всех членов нашего колхоза выразить уверенность, что вы сохраните это чувство до конца... Что вы будете хорошими мужем и женой, как ваши родители были, и будете хорошими матерью и отцом, так же как ваши родители были.

Народ приободрился. Четверо стариков в первом ряду - две женщины и двое мужчин - улыбаются. Родители. Как-ни- как тоже их праздник.

- Теперь прошу вас расписаться, чтобы ваш брак стал законным.

Некоторое оживление. Невеста с женихом обходят стол и поочередно расписываются в книге.

- Прошу свидетелей также поставить свои подписи.

Свидетели протискиваются к столу и тоже расписываются в книге.

- Вот,- говорит председатель,- теперь вам не уйти от ответственности. Свидетели не позволят.

В народе смех, голоса:

- Теперь все.

- Теперь завязаны.

- Уж никуда не денутся!

- Дорогие наши Вася и Лариса,- председатель продолжает процедуру,- теперь в знак вашей любви наденьте друг другу кольца.

Он протянул руку в пространство, и кто-то подал ему блюдо - красивое металлическое блюдо с двумя кольцами. Жених и невеста поочередно надели их друг другу.

Народ зашумел. Появился все тот же парень, который бегал с фотоаппаратом, и поставил прямо на председательский роскошный стол коробку. Из коробки торчали горлышки, обернутые фольгой. Шампанское. Другой парень раскупорил другую коробку - фужеры. Их разобрали мигом. Вручили нам по фужеру. Видно, только из магазина. Еще наклейки не соскоблены. Бах! - полетели пробки.

- Поздравляем!

- Поздравляем!

- Поздравляем!

Хрустальный звон дорогих бокалов. Приветствия. Шипение благородного напитка. Опять сверкание блица.

Все. Процедура окончена. Молодые направляются к выходу. За ними идут и остальные.

- Пожалуйста, жених и невеста приглашают вас к столу,- говорит миловидная девушка, подходя к нам. Ни на поморку, ни на коми, ни на ненку не похожа. Наверное, из приезжих. Здесь приезжих сотни две с половиной. Большинство Несь приютила в 1941 году. Прижились за тридцать лет.

- Спасибо.

Нас ведет председатель. Рассказывает:

- Этот парень, Вася, месяца два как пришел со службы. Механик. Хороший механик. Он тут летом в отпуск приезжал, так показал, что умеет. А пришел из армии, говорит: пойду в пастухи. У него отец пастушит в седьмой бригаде. Пастухи у нас здорово зарабатывают. Однако все время ходить с оленями надо. От поселка далеко. Или семью с собой таскай, или оставляй ее в поселке, а сам один живи. Много неудобств.

- Да, действительно.

- А Васька уперся: пойду в пастухи. Говорит, очень тянет в тундру. Ненецкая кровь зовет, наверное... А Лариска - она коми. Кончила медицинское училище в этом году. Так что у них все удобно складывается. Он будет пастухом работать, она выездным медиком.

Дорога ведет в новый квартал. Эта часть поселка в Неси - то же самое, что Черемушки в Москве. От старой части новую отделяет мелкое озерко. Новая часть как бы на острове. Этакая заполярная Венеция. Дома здесь стоят в строгом порядке. Они типовые, как и положено на новостройке, четырехквартирные. Выстроены из бруса. Еще светлые, не успели потемнеть от времени. Примечательно и то, что находится возле этих домов,- оленьи нарты, грузовые санки. Сразу видно, что это дома оленеводов.

- На госсуду строили,- поясняет председатель.- Оленеводам на строительство жилья в поселках полагается льготная ссуда. Теперь у всех оленеводов практически есть жилье в поселке.

По мере приближения к дому процессия обрастает все новыми и новыми людьми. Сначала, когда только покинули сельсовет, мы шли в отрыве от компании с молодыми. Теперь же идем в середине строя. Колонна втягивается в дом. Входим и мы. Оставляем в сенях куртки. Проходим дальше.

Просторно. Обширная кухня, две большие комнаты. Сейчас все жилье загромождено столами, тянущимися из кухни сначала в переднюю, а потом в спальню.

- Пожалуйста, садитесь. Пожалуйста, садитесь,- приглашают родители невесты.

Садимся в середину.

- Наливайте, наливайте! - командует парень с фотоаппаратом.

Все как "на материке". И холодец, и мясо с картошкой, и колбаса разная, и сало, и сыр, и все такое. В деревне как в деревне. Чисто северное только - огромное блюдище с тушеными оленьими ребрышками.

- Дорогие Лариса и Вася! Позвольте пожелать вам счастья и много-много детей,- уже тост говорят.- Позвольте на память об этом дне передать вам подарок.

Кто-то тащит огромный сверток. Разворачивает. Там сервиз. Роскошный, на множество персон.

- Где брали?

- В Мурманске, еще когда чиниться ходили.

Значит это местный мореход приобрел, когда ходил чинить свою посудину в Мурманск.

- Го-о-орь-ко-о! Го-о-рь-ко-о! Го-о-рь-ко-о!!!

Целуются.

Кто-то кидается в сени и притаскивает мешок. Гости отчаянно шумят. Мать жениха развязывает мешок и достает паницу - женскую шубу. Паница - "черноспинка" - сшита преимущественно из темного меха. Передает невесте. Та целует свекровь. Потом старуха достает другую паницу - "белоспин- ку", из белого меха. Снова поцелуи. Затем достает нечто роскошное. На спине паницы черные и белые полосы образуют узор, как если бы соединить руки "пальцы в пальцы". Все ахают. Старуха сама шила. Восхваленьям числа нет. Опять поцелуи. Потом идет всякая мелочь. Несколько великолепных пар пимов (меховых сапожек), шапок, рукавиц.

- Го-о-рь-ко-о! Го-о-рь-ко-о!

- Дорогие Вася и Лариса, возьмите и от нас подарок. Поздравляем вас.

Транзистор.

- Вот наш подарок! Желаем вам здоровья и хорошей жизни!

- Го-о-рь-ко-о! Го-о-рь-ко-о!

Подарки от правления колхоза, от сельсовета, от...

- Откуда приехали? - спрашивает немного охмелевший ненец с добрым, обветренным лицом.

- Из Москвы.

- А чего делать хотите?

- Мы занимаемся изучением современного состояния хозяйства, быта и культуры канинских жителей.- Формула отработана.

- Занимайтесь, ладно,- разрешает наш собеседник.- Давайте познакомимся. Сулентьев Григорий Федорович. Оленевод, пастух.

- Взял бы свозил их к себе,- предлагает председатель сельсовета.- Им надо посмотреть, как в тундре люди живут. Они потом отчет напишут и прямо в Москве в разных министерствах докладывать будут.

- Очень хорошо, если гости ко мне приедут,- оживился Григорий Федорович.- Очень хорошо... Васька-то - мой племянник,- добавляет он.- У меня в бригаде будет. Вместе и поедем... Послезавтра...

- Дорогие Лариса и Вася,- выступает очередной оратор,- вот тут сидят ваши родители. Надо выпить за их здоровье, потому что вас бы тогда не было, если бы их не было.

- Го-о-рь-ко-о!!!

Целуются старики.

Молодежь суетится, сдвигая в одной комнате стол. Тянут какие-то провода. Танцы. Конечно же, танцы.

"Ай лав ю, май бэби",- ревет магнитофон.

В другой комнате мерный стук каблуков. Что-то очень современное. Жених танцует с невестой. Раньше так не танцевали. Пляшут уже и гости постарше. Никаких пимов, никаких валенок, твердые каблуки отбивают от пола краску.

"Червону руту не сбирай вечорами,

Бо у мене едина тильки ти, повирь",- несется из комнаты под дробный грохот.

- До послезавтра,- говорим мы Григорию Федоровичу.

- Не забывайте,- грозит он нам пальцем, уже изрядно хмельной.

В наше жилье дорога шла по хрусткому ледку. Ветер приятно холодил щеки. Сзади шумела свадьба.

На сон грядущий решено почитать.

Итак, Лев Николаевич Гейденрейх. Свадьба. Глава из книги "Канинская тундра". Архангельск, тысяча девятьсот тридцатый год.

"Характерна в бытовом отношении самоедская свадьба. Мне лично за годы работы в тундрах пришлось побывать в качестве гостя на двух самоедских свадьбах. В обоих случаях роднились две богатые самоедские семьи. Опишем одну из этих свадеб.

Дело происходило зимой недалеко от поселка Кокины по реке Оме. С утра к чуму жениха стали собираться родственники и гости с его стороны. Чум по этому случаю был расширен и имел вид палатки на два ската. По бокам таганка стояли длинные, низенькие самоедские столики, за которые приехавшие и уселись в числе 50 с лишним человек. Началось угощение, состоявшее сначала из сырого и жареного мяса и щей. За мясом подано было множество перемен рыбы, исключительно сырой - семга, кумжа, голец, пелядь, хариус - все, чем богат Канин, оказалось на свадебном столе.

Затем началось бесконечное чаепитие с печеньем, сделанным в русских деревнях, и блинами, которые тут же пекли хозяйки чума, постоянно накладывая их на тарелки гостей. Блины макались в разогретое масло и олений жир. Украшали стол покупные конфеты и пряники. Пожиралось все это в громадном количестве.

Когда все гости наелись и напились до отвала, начались сборы жениха в невестин чум, отстоявший километров за пятнадцать.

Свадебный "поезд" жениха представлял собой поистине красивое зрелище. Все гости собрались в своих лучших одеждах. Мужчины - в малицах с широкими пандами, в маличных рубахах самых ярких цветов и белых расшитых пимах с цветными подвязками. Самоедки - в паницах с типичными самоедскими узорами, унизанных разноцветными сукнами, в шапочках с ленточками и кисточками, в поясах всех цветов радуги. Звенели мелкие колокольчики, пришитые к рукавам паниц, к оленьей упряжи. Сани самоедок обвиты пестрыми материями, перевязаны цветными вязками. У каждого из свадебщиков - лучшая упряжка из стада - белые, пестрые, черные, как лсуки, ретивые в беге олени.

Весь поезд растянулся на версту и пестрой лентой врезался в белые тундровые просторы. Впереди ехали сват и жених с проводником. Жених в этот день, по самоедскому обычаю, ничего не делает: все, что нужно, за него делает проводник.

Недалеко от невестина чума поезд встретил "дружку" - брата жениха, с отцом и матерью невесты и ближайшими ее родственниками. В руках дружки и его спутников были подносы с пряниками, печеньем, конфетами, которыми, начиная со свата, обнесли всех свадебщиков, ехавших с женихом. Когда всех гостей почествовали, поезд - после слов со стороны родственников невесты: "К нам в гости" и ответа: "Ваши гости" - двинулся дальше.

Подъехали к чуму. Не останавливая упряжки, жених с проводником сделал несколько кругов вокруг чума, после чего за ним выехали все гости - мужчины. Началась бешеная езда, достигавшая все большей и большей быстроты. Шум, крики, столкновение оленей. В разгаре этого кружения сломались не одни сани и было порвано немало упряжи.

Когда все натешились круговой гонкой, свадебщиков пригласили в чум. Невеста с женихом сидели в середине стола. За ними на шестах чума было растянуто широкое длинное полотенце русской работы с петухами и разводами. Невеста - в высоком, шитом золотом и бисером кокошнике и шелковом сарафане - сидела, потупив глаза. У жениха поверх пиджака повязана цветная шелковая шаль.

Снова началось угощение. Стол в смысле яств был тем лее, что и у жениха. Наугощавшись всласть, гости высыпали из чума на утрамбованную снежную площадку. Здесь их опять ожидало любимое самоедское угощение: отцом невесты было убито семь яловых важенок. Уже освежеванные и с разрезами на животе лежали они на снегу. Каждую тушу, как мухи кусок сахара, со всех сторон облепили свадебщики. Тут и женщины, и старики, и маленькие, мохнатыми клубочками переваливающиеся ребятишки. Засверкали в руках ножи. Отрезав ломтик сырого, теплого еще мяса, каждый участник пиршества обмакивал его в кровь, скопившуюся в области желудка туши, и поедал. Через каких-нибудь полчаса от семи туш на снегу, залитом кровью, остались только кучки чисто обглоданных костей, за которые усердно принялись сменившие своих хозяев собаки.

...Когда уже стемнело, гости вернулись в чум и опять занялись едой и чаепитием. Вечером тундровые певцы пели старинные самоедские сказки - былины. Ночью часть гостей разъехалась, а ближайшие родственники жениха остались ночевать в невестином чуме. Невеста с женихом удалились в отдельный чум.

Наутро, еще раз угостившись, поезд жениха во главе с дружкой увозил молодую. Сзади за ним везли приданое на семи санях. К последним саням были привязаны три белых приданных оленя.

После свадьбы, спустя два дня, к молодым приехали родители невесты с подарками. Через несколько дней родители жениха поехали к невестиной родне отдаривать. Самоедская свадьба со всеми церемониями длится иногда до 7-8 дней.

Описанная нами свадьба породнила две богатые самоедские семьи, и со стороны жениха за невесту был дан выкуп в 50 оленей".

Ничего похожего на сегодняшнее событие.