Путешествие будет опасным (Дорожная повесть)

Как все началось

Что-то холодное шлепнулось мне в лицо, и я мгновенно проснулся, инстинктивно смахнув это со щеки, и сел на постели. Вокруг был полумрак, и только квадрат пола у кровати был располосован яркими солнечными лучами, косо падавшими из небольшого окна, закрытого деревянными ставнями-жалюзи. Я глянул на пол и увидел серую, ошалело замершую лягушку, перерезанную ровно пополам падавшим на нее золотым лучом. Ступая босыми ногами по холодному цементному полу, я пересек комнату, распахнул маленькую рассохшуюся дверь и выбросил лягушку за порог - на пыльный просторный двор. С трех сторон он был окружен сплошным рядом глиняных хижин под куполообразными крышами, с подобострастием смотревших на стоящий перед ними дворец. Двери хижин были такие низкие, что выходить через них можно было только нагнувшись, и обитатели их, выходя во двор, невольно склонялись перед дворцом имама, красно-коричневые глиняные (саманные) стены которого хранили многие страшные тайны и курьезные обычаи двора властного повелителя Северного Йемена, ныне Йеменской Арабской Республики. Теперь все это пышно именовалось дворцом-отелем, и мне предстояло в нем жить.

В ту пору я работал корреспондентом газеты "Известия" по Ближнему Востоку и был приглашен министерством информации Йемена на празднование Дня Революции в Сану, столицу ЙАР.

Прямого рейса из Бейрута, где находился корпункт газеты, не было, и лететь предстояло из Дамаска. Сотрудники посольства ЙАР в Бейруте, объявившие, что будут сопровождать меня в Дамаск, попросили прийти к ним в день отъезда - 25 сентября - часов в десять утра, чтобы вместе, на их машине, отправиться в путь через горы. И ровно в назначенное время я вошел с небольшим чемоданчиком в подъезд многоэтажного жилого дома, на одном из последних этажей которого в просторной многокомнатной квартире разместилось посольство. Я несколько раз бывал там, но теперь помещения не узнал. Мебель в самой большой комнате была сдвинута к стенам. Канцелярские столики покрыты цветными бумажными скатертями и уставлены блюдами с пирожными, конфетами, всякого рода замысловатыми восточными сладостями, фруктами. Там же стояли бутылочки с пепси-колой, "севен ап", "фантой", "мелиндой", другими безалкогольными прохладительными напитками. Комната была украшена бумажными гирляндами, уставлена вазами с цветами. Большой портрет президента республики, висевший на стене, был задрапирован национальными флагами.

Празднично одетая молодежь, человек двадцать-тридцать, толпились у столов. Публика посолиднее степенно восседала в креслах и на диванах, стоящих вдоль стен, а симпатичные девушки склонялись перед ними с подносами со сладостями и сигаретами, щелкали зажигалками, приносили высокие стаканы с шипучими прохладительными напитками.

Я в растерянности остановился на пороге, но тотчас же возле меня оказался невысокий круглолицый толстяк с веселыми плутоватыми глазами, один из сотрудников посольства. Мы были уже знакомы - он выдавал мне визу в ЙАР и вообще отвечал за связи с прессой. Я не знаю, как сегодня сложилась его судьба, и чтобы как-нибудь не повредить ему неосторожным словом, буду называть его - "мистер Н".

- Добро пожаловать, товарищ Ефгений! - приветствовал он меня по-русски, радостно тряся мою руку.

- Как говорят в Союзе, хлеб-соль...

И сейчас же, подмигнув и понизив голос, хитровато продолжил:

- Ем, но свой!

Он учился в СССР и теперь пользовался всяким случаем, чтобы поупражняться в русском языке. По его знаку какой-то молодой человек выхватил у меня из рук чемодан и куда-то унес. Обняв меня за талию, "мистер Н" ввел меня в комнату, и не успел я оглянуться, как оказался сидящим на диване между двумя солидными йеменцами со стаканом пепси-колы в одной руке и бумажной тарелочкой - в другой. Тарелочка была полна сладостей.

- Спасибо, что пришли. Мы отмечаем День Революции, - говорил "мистер Н", словно забыв, за чем я, собственно, явился сюда с чемоданом. - Вот только... извините... У нас сухой закон. Очччень строгий сухой закон, ведь мы - мусульмане!

Он закатил глаза к небу и провел ладонями по лицу сверху вниз, на мгновение задержав растопыренные пальцы на блестящих черным антрацитом глазах, и мне показалось, что сквозь пальцы он мне лукаво подмигнул.

То, что он следует запрету на спиртное отнюдь не неукоснительно, я уже знал: однажды мы с ним обедали в небольшом ресторанчике, где он показал себя большим знатоком не только прохладительных напитков. Но теперь... здесь... здесь было совсем другое дело!

Я непроизвольно взглянул на свои часы, и он понял мое беспокойство:

- Не беспокойтесь, пожалуйста! На самолет мы успеем. А пока отдыхайте и кушайте. Нам все равно надо подождать. С нами поедет одна...

Он понизил голос и наклонился ко мне, словно собираясь открыть какой-то очень важный секрет, но, видно, передумал, выпрямился и, не повышая голоса, продолжил:

- ...одна очень... очччень!.. симпатичная девушка... нам нужно ее подождать... пятнадцать минут... ну, полчасика...

И тут же отскочил от меня, кинувшись к появившимся на пороге элегантным и важным молодым арабам - я узнал в них дипломатов одной из арабских стран, представленных в Бейруте.

"Пятнадцать минут" и "полчасика" по-восточному затянулись, обернулись сначала часом, потом двумя и тремя... Зато девушка оказалась действительно такой, как обещал "мистер Н" - и даже не просто симпатичной, а красивой - большие миндалевидные глаза под крыльями круто изогнутых тонких бровей, нежная матовая кожа, никогда не знавшая загара, очень правильные черты лица.

Всю дорогу, пока мы карабкались в просторном "бюике" на хребет Ливан по международному шоссе Бейрут-Дамаск, направляясь к сирийской границе, она весело болтала, и "мистер Н" так и сидел, обернувшись к ней с переднего сиденья, и глаза его горели восторженным огнем. Он все-таки успел шепнуть мне, что Айша, так звали нашу спутницу, из очень влиятельной и высокопоставленной семьи и род ее тянется чуть ли ни от самого пророка Мухамеда.

Айша задорно смеялась каждой нашей шутке, заражая нас бурной жизнерадостностью и простотой общения. Она прекрасно говорила по-английски и охотно отвечала на мои вопросы, рассказывая о себе. Оказалось, что она учится в Сане - на втором курсе колледжа, изучает, как она сказала, "философию искусства", увлекается филологией и литературой. До колледжа провела три года в США, где учила английский язык - в ее речи часто попадались "американизмы", прибегать к которым она явно считала "шиком". В Бейрут она приезжала на два месяца - к брату, студенту Американского университета, самого престижного высшего учебного заведения Ливана. Официальная причина ее приезда - необходимость пройти медицинское обследование. Когда же я выразил сомнение - так ли уж, судя по ее цветущему виду, это было нужно, она рассмеялась и лукаво прищурилась:

- Да какое там обследование! Захотелось отдохнуть и повеселиться, вот и все! Если бы вы знали, как хорошо мы провели время!

Одета она была "по-бейрутски" - в нарядное, по-европейски открытое легкое платье и изящные парижские туфельки. От нее пахло дорогими французскими духами, а когда она закуривала, то доставала из модной сумочки золотую зажигалку, украшенную самоцветами. Модная прическа свидетельствовала, что она посещала салон знаменитого бейрутского куафера маэстро Антуана, кумира ливанского высшего общества. Ни одна тема не могла смутить ее в разговоре, и она откровенно высмеивала и осуждала "восточные порядки", которым вынуждены и сегодня подчиняться женщины исламских стран.

- Выйти замуж? - фыркала она. - Мне двадцать лет, женихов сколько хочешь, только выбирай! Но тогда - конец учебе, хотя женихи и обещают, что после замужества учебу можно будет продолжать. Не-ет, я-то уж знаю цену таким обещаниям! Сколько моих подруг уже бросили колледж и сидят в Сане за глухими стенами, а выйти из дома - надевай на себя черный мешок с головы до ног, только щелочки для глаз и остаются.

Она заговорила об английском фильме "Смерть принцессы", вокруг которого разыгрался скандал и даже возник политический конфликт. Сюжет его взят был из жизни. Одна из юных принцесс королевского дома Саудовской Аравии, оказавшись в Бейруте, познакомилась со студентом-ливанцем. Молодые люди полюбили друг друга, и влюбленный студент последовал за принцессой в Саудовскую Аравию. Там их связь обнаружилась, и королевский суд приговорил обоих к смертной казни. Юноше публично отрубили голову, а принцессу также публично забили насмерть камнями. В фильме было много документальных кадров, рассказывающих о положении женщин в Саудовской Аравии и снятых операторами буквально с риском для жизни. Королевский двор Саудовской Аравии потребовал от английского правительства запретить демонстрацию широко разрекламированного заранее фильма, но демонстрация все-таки состоялась. Более того, он с успехом прошел и во многих других странах. На экранах знаменитых бейрутских кинотеатров он не появился, зато был распространен в записи на видеокассеты.

Айша не осуждала, но и не поддерживала саудовскую принцессу, рискнувшую бросить вызов обществу, в котором жила, и поплатившуюся за это жизнью. Кто знает - может быть, и у нее в Бейруте завязался роман с каким-либо веселым и симпатичным студентом, настроенным на европейский лад. Впрочем, она ведь находилась в Бейруте под надзором брата, но если брат ее "придерживался" строгих мусульманских законов, также как "мистер Н", и успел заразиться "вольным духом" космополитического Бейрута, то... кто что может сказать!

- Да, - с глубоким вздохом сказала Айша, завершая наш разговор о фильме. - За это у нас могут убить... Девушка должна себя сберечь!

В Дамаске выяснилось, что самолет опаздывает на три часа, которые мы должны провести в зале ожидания - большом, переполненном пассажирами, жарком и душном, несмотря на мощные кондиционеры.

Айша, вежливо извинившись, удалилась в дамскую комнату и через некоторое время появилась, изменившаяся до неузнаваемости. Вместо яркого открытого платья на ней теперь были темная глухая кофта и бесформенная черная юбка. На ногах - скромные, похожие на тапки, темные туфли на низком каблуке. Помада с губ была стерта, как и "европейские" тени под глазами. Куда девались ее веселая, заразительная улыбка, ее смелая речь? Теперь лицо девушки было замкнуто и скучно, вся красота ее поблекла.

Не поднимая глаз, Айша молча села на самый край нашей скамьи. И "мистер Н", успевший "заправиться" за это время в баре, не обращал теперь на нее никакого внимания. А мне сразу же вспомнилась статья в английском журнале "Мидл Ист" ("Ближний Восток"), в которой шла речь о положении женщин на Ближнем Востоке. В переводе название этой статьи звучало так - "существа, которые стоят в арабском мире ниже собаки".

Наконец, расставшись с провожатыми, мы оказались в самолете. Я думал, что Айша сядет рядом и мне удастся порасспросить ее об обычаях и нравах ее страны. Но она села с йеменскими женщинами, закутанными в длинные черные накидки. И за полчаса до окончания полета она достала из своей дорожной сумки и накинула на себя точно такое же, как на них, черное покрывало.

Потом я потерял ее из виду. Все женщины-йеменки, прилетевшие в Сану, были похожи теперь на черных куколок, узнать среди них Айшу было невозможно. По ту сторону визового и таможенного кордона стояли в ожидании мрачные, молчаливые мужчины - старики и среднего возраста, юноши и совсем еще мальчишки. На украшенных золотом или серебряным шитьем кожаных поясах у них висели джамбии, кривые, шириной в ладонь и с круто загнутым тоненьким кончиком кинжалы - обязательная принадлежность туалета каждого йеменского мужчины, начиная лет с семи-восьми и до самой смерти.

Пограничники и таможенники пропускали женщин быстро и без придирок, зато мужчинам... мужчинам пришлось плохо! Зная, что в Северном Йемене строжайший сухой закон, я был поражен густым запахом спиртного у стойки таможенников. И тут же понял, в чем дело: в углу за стойкой они разбивали обнаруженные у пассажиров бутылки со спиртным. Гора разбитых бутылок уже достигла внушительных размеров, виски и джин растекались по цементному полу огромной лужей и захмелеть можно было уже от одного ее запаха!

- Мистер Коршунов! - услышал я сразу же, как только прошел таможенников. - Я за вами. Меня зовут Абду.

Он подхватил мой чемодан и уверенно направился к выходу из здания аэропорта, решительно расталкивая мужчин. Черные куколки сами пугливо расступались перед нами. Обнаружить Айшу среди них было уже совсем невозможно. Но в дверях, когда я пропустил впереди себя черную фигурку, сопровождаемую грозно хмурившимся мальчуганом с большой джамбией, я вдруг услышал из-под черной накидки английские слова:

- До свидания, мистер Коршунов! До встречи в Бейруте!

Мальчик, не понявший английской речи, но сообразивший, к кому обращается Айша, бросил на меня устрашающий взгляд, поднес пальцы к верхней губе, как бы угрожающе теребя еще не выросшие усы, и сейчас же кинулся за сестрой. Айша еще по дороге из Бейрута в Дамаск рассказывала, что у нее есть в Сане десятилетний брат.

Так началось мое небольшое путешествие по Северному Йемену, расписывая прелести которого, "мистер Н" предупредил меня в Бейруте:

- Не волнуйтесь, путешествие не будет опасным!