Пиния на ветру (Вместо послесловия)

Образа Италии, который был бы приемлем для всех, нет и никогда не было.

Э. Кроне

"Каждого, кто начинает изучать Италию, - пишет публицист Луиджи Бардзини, - поражает абсурдный на первый взгляд разрыв, который существует между тем огромным вкладом, который внесли итальянцы в мировую историю и культуру, и драматической судьбой их страны". Итальянским языком пользуются музыканты всего мира, итальянские архитекторы построили Зимний дворец в Ленинграде и Капитолий в Вашингтоне. Итальянцы открыли Америку для американцев, научили англичан поэтическому искусству и юриспруденции, французов - кулинарному мастерству, а немцев - военному искусству. Пистолет был изобретен в итальянском городе Пистойя, а фаянс - в городе Фаэнца, даже знаменитую голубую ткань, из которой американцы наловчились делать джинсы, впервые начали ткать в итальянском городе Генуя (по-итальянски Дженова). А итальянские скульпторы, художники, музыканты, ученые! Италия, пожалуй, единственная страна в мире, где даже на денежных купюрах изображены не короли и президенты, а гении искусства - Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль.

Однако эта страна сурово обходилась со своими гениями. Джордано Бруно и Савонарола были сожжены на кострах, Макиавелли бросили в застенок и пытали, Томмазо Кампанелла провел большую часть жизни в тюрьме, над Галилео Галилеем устроили позорное судилище, а за национальным героем Гарибальди учредили полицейскую слежку. В более поздние времена знаменитый дирижер Артуро Тосканини и великий физик Энрико Ферми были вынуждены покинуть "солнечную Италию".

Сейчас знаменитых людей уже не бросают в тюрьмы и не жгут на кострах. Но выдающийся политический деятель Альдо Моро был похищен и убит террористами, прогрессивного поэта и кинорежиссера Пьера Паоло Пазолини до смерти забили палками на окраине Рима, а писателя-коммуниста Пио Ла Торре убийцы-мафиози изрешетили пулями. Подводя итоги тому, что я рассказал об Италии в этой книге, я пытаюсь сложить пирамиду из своих впечатлений и из впечатлений об Италии других людей, но пирамида эта не складывается, а постоянно распадается на отдельные фрагменты. Пытаюсь и вижу, что это очень трудная задача. Трудная потому, что из пестрой мозаики событий, фактов и образов никак не вырисовывается целостная и стройная картина.

Внутри одной страны существуют как бы две Италии: с одной стороны, колыбель европейской цивилизации, земля науки и культуры, а с другой - несчастная страна, на которую постоянно обрушиваются всевозможные беды. Страна, населенная на диво талантливыми и трудолюбивыми людьми, но продолжающая тем не менее оставаться одной из самых бедных стран Западной Европы.

Как соединить в одно целое представление о народе, который сумел создать величайшую культуру и в то же время на земле которого родился фашизм? Как представить себе рядом волшебную улыбку Джульетты Мазини в гениальном фильме Феллини "Ночи Кабирии" и искаженное злобой лицо террориста из "красных бригад", для которого убийство стало профессией? Самые богатые в мире музеи и жуткие трущобы Неаполя? Самых талантливых в мире музыкантов, певцов, архитекторов и безжалостных мафиози?

Это нагромождение противоречий заставило многих прийти к выводу, что традиционного образа этой страны нет. "Единого образа Италии нет, - писала Элена Кроче, дочь знаменитого философа Бенедетто Кроче, - а есть радужное попурри из впечатлений, энтузиазмов, коллективных разочарований путешественников и туристов. А образа Италии, который был бы приемлем для всех, нет и никогда не было". Сегодняшние ее жители - не только далекие потомки древнеримских легионеров, наследники великой культуры Возрождения. Они пережили долгий и трагический период раздробленности и запустения Италии, столетия господства чужеземных завоевателей. Перенесли диктатуру Муссолини, сражались против фашизма в партизанских отрядах, а потом прошли через иллюзии "экономического чуда" послевоенных лет, которое обернулось для страны новыми бедами. Достижения технического прогресса не принесли жителям Апеннин ни "социального мира", ни счастья.

Испарилась и наивная надежда на помощь "большого американского брата" - США, которые в послевоенные годы завалили изголодавшуюся страну дешевой пшеницей, соевыми бобами и консервированным молоком. "Щедрая помощь" по "плану Маршалла" вылилась в политическую зависимость, экономическую кабалу, опасные для страны военные соглашения. Итальянцы - миролюбивый народ, но их вынудили разместить на своей земле новые ядерные ракеты, нацеленные на социалистические государства.

Нерешенные проблемы прошлого ведут к появлению сегодня новых, еще более сложных проблем. Как найти работу для 2 миллионов безработных? Как найти жилье для бездомных? Как избавиться от засилья военщины НАТО? Как излечить страшную язву терроризма и мафии? Все задают эти вопросы, но никто не знает, как на них ответить.

Один из фотоальбомов знаменитой киноактрисы Джины Лоллобриджиды, которая неожиданно увлеклась фотографией, называется "Моя Италия". Каждый, кто пишет об этой стране или пытается "нарисовать" ее образ при помощи фотоаппарата или кинокамеры, создает "свою Италию". Конечно, здесь я не смог написать обо всех сторонах жизни этой удивительной страны, да это, наверное, и невозможно. Даже сейчас, когда уже пора ставить точку, я чувствую, что можно было бы начать все сначала и написать об Италии еще одну книгу. Но тогда ее пришлось бы назвать по-другому. А название моей книги - "Пиния на ветру"...

Может быть, не все будут согласны с некоторыми моими выводами, может быть, кто-то представляет Италию другой или сам сумел увидеть эту "другую" Италию. Ну что ж... Я - журналист и увидел ее глазами журналиста.

Мы уезжали из Рима в январе. Последний день перед отъездом прошел в суете сборов. Как всегда в таких случаях, в самый последний момент выясняется, что, для того чтобы уложить все чемоданы и упаковать все коробки, необходимо куда больше времени, чем думали раньше, что еще не для всех родственников и друзей куплены подарки и необходимо срочно бежать в магазины и т. д. и т. п. Словом, обычная история, хорошо знакомая каждому, кому приходилось часто переезжать с места на место всей семьей.

Наконец, все подарки куплены, все чемоданы уложены и все коробки аккуратно перевязаны бечевкой. Без сил мы опустились на диван и посмотрели на часы: уже одиннадцать вечера! А ведь мы еще не успели попрощаться с Римом. Впрочем, стоит ли ехать смотреть в темноте все то, что уже перевидано не один десяток раз? Но уехать из Италии и не бросить на прощание монетку в фонтан Треви невозможно. Наверное, еще никто не нарушил эту традицию...

По пустым улицам мы необычно быстро доехали до центра. Поднялись на Капитолийский холм, где, ярко освещенный прожекторами, неподвижно сидел на позеленевшем от плесени бронзовом коне император Марк Аврелий. За его спиной на фасаде муниципалитета безжизненно свисали с флагштоков бордовые с желтым муниципальные флаги. Молча дремала на высокой колонне бронзовая "лупа", волчица - символ Рима - с примостившимися под ее брюхом крохотными фигурками Ромула и Рема.

Миновав площадь, спустились в узкий переулок и подошли к древнему фонтану в стене. На мраморной табличке полустертая надпись: "Аква потабиле" (питьевая вода). Таких фонтанчиков сотни в Риме. В сырой зимний вечер вряд ли кому придет в голову остановиться здесь, чтобы утолить жажду, но из медной трубки по-прежнему, как и сто и двести лет назад, слабо пульсируя, стекает тоненькая струйка ключевой воды. Мы напились этой воды, вспоминая жаркий летний день, когда впервые пришли сюда с крохотным Петруччо на руках. А теперь он, семилетний малыш, сам стоял на крепких ножках и озорно брызгал на нас водой фонтана, из которого мог пить еще Микеланджело...

От Капитолийского холма мы поехали на площадь Навону. Вечерняя жизнь там уже затухала. Художники, готовые за пять тысяч лир в течение пяти минут набросать портрет туриста, сворачивали свои мольберты, продавцы картин торопливо укладывали в коробки разноцветные полотна. Разбрелись по домам стайки длинноволосых юношей, просиживающих днем джинсы на ступеньках мраморных дворцов. Только в соседнем переулке все еще упорно сидел за низким столиком под широким зонтом освещенный призрачным светом свечи в синем стакане "великий маг и астролог" - уличная гадалка. "Всего за три тысячи лир предсказание судьбы, прошлого, настоящего и будущего". Но желающих узнать свою судьбу не находилось.

Три тысячи лир можно потратить более рационально. Например, зайти в расположенное неподалеку знаменитое кафе "Сант Эустакио" и выпить чашечку ароматного капуччино. Нигде в мире не делают такого капуччино, как в Риме, но нигде в итальянской столице его не готовят так вкусно, как в кафе "Сант Эустакио". Однако времени мало - надо спешить к фонтану Треви.

На крохотной площади перед фонтаном Треви тоже было пусто. Последний извозчик на черном фаэтоне с красными колесами взглянул в нашу сторону с надеждой, но, обнаружив, что мы не проявляем к нему никакого интереса, с досадой крякнул, поднял кожаный верх - начал моросить мелкий дождь - и медленно укатил в Трастевере.

Фонтан Треви - это не фонтан даже, а целый архитектурный комплекс. Вода в него поступает по подземному водопроводу длиной в 20 километров, проложенному полководцем Агриппой еще в 19 году н. э., через три отверстия (ин тривио). Отсюда и произошло название - "Треви". Поначалу фонтан ничем не отличался от других римских источников, но во времена правления пап Клемента XII и Клемента XIII его щедро украсили мраморными статуями и барельефами. Получилось нечто величественное и роскошное.

Фонтан примыкает к фасаду не менее знаменитого палаццо Поли, где в первой половине прошлого века находился литературно-художественный салон русской княгини Зинаиды Волконской, имя которой увековечено в стихах Пушкина, Баратынского и Веневитинова. В нем собирались проживавшие по соседству стипендиаты Российской академии художеств, писатели, музыканты. Здесь звучала русская речь, декламировались стихи русских поэтов, исполнялись новые произведения русских композиторов. Н. В. Гоголь читал здесь "Ревизора" еще до постановки его на сцене. У фонтана Треви, в самом центре древнего Рима, возник и ярким пламенем вспыхнул очаг русской культуры на итальянской земле.

Днем на площади перед фонтаном шумно. Гудит разноязыкий говор сотен иностранных туристов, громко расхваливают свой товар продавцы сувениров, поставившие свои складные столики прямо на ступеньки фонтана, кричат извозчики, предлагая тем, у кого тугой кошелек, прокатиться по "вечному городу". К гулу голосов присоединяется глухой шум водяных струй, падающих с плеч мраморных статуй в широкую чашу фонтана.

Словом, площадь перед фонтаном напоминает базар. Сюда стремятся попасть не только для того, чтобы бросить в воду прощальную монетку. Многим запомнилась сцена из знаменитого фильма Феллини "Сладкая жизнь", когда в фонтане непринужденно купается известная кинодива Анита Экберг. Для наводняющих Рим туристок из-за океана стало "хорошим тоном" не искупаться, конечно (днем возле мраморной чаши дежурит полицейский), а хотя бы помочить в фонтане руку, как бы прикоснувшись тем самым к соблазнительной римской "сладкой жизни".

Зимой, да еще поздно вечером, здесь царит непривычная тишина. Фонтан выключен, и, лишенные ореола из пены и брызг, мраморный Нептун и тритоны под лучами прожекторов кажутся голыми. В желтом электрическом свете и вода в фонтане не голубая, а какая-то желтая, мутная. По непривычно спокойной поверхности медленно кружат хороводы консервных банок, бутылок из-под кока-колы, пустых коробок из-под сигарет.

Согласно традиции, надо подойти к мраморной чаше бассейна, повернуться к ней спиной и бросить в воду монетку, загадав снова вернуться в Рим или какое-нибудь другое желание. Мы тоже подходим к фонтану, поворачиваемся к нему спиной и достаем 50-лировые монетки. Светлые кружочки, сверкнув в воздухе, со звонким чмоканьем шлепаются в воду. Распоряжением муниципалитета брошенные в фонтан монеты становятся "собственностью города" и должны использоваться для реставрации его памятников. Сумма немалая: только за один день, согласно подсчетам, в воду мраморного бассейна швыряют монеты на сумму около 200 долларов.

Однако муниципалитету эти деньги не достаются. Их выуживают по ночам воришки, которые используют монеты конечно же не для "реставрации памятников". Об этом знают многие, и все равно бросают в воду фонтана Треви металлические кружочки. Слишком велико желание когда-нибудь снова вернуться в великий город на берегах Тибра...

Мы внимательно следим за тем, как светлые кружочки, неслышно колыхаясь, опускаются все глубже и глубже, а потом плавно ложатся на металлический ковер из монет всех стран и народов, устилающий дно мраморной чаши. Долго стоим и смотрим на пустую площадь, на молчаливые стены домов с темными глазницами окон - их жители уже легли спать, на застывшие под лучами неестественно яркого электрического света мраморные фигуры. И тут я неожиданно почувствовал, как грусть холодной иглой вдруг вонзилась и все глубже проникает в сердце. Каждый отъезд - повод для печали. Но это была особая грусть.

"Когда приблизился мой отъезд из Рима, - писал Гёте, - я стал испытывать особенного рода горе. Когда без всякой надежды на возвращение приходится расставаться со столицей мира, гражданином которой удалось быть на некоторое время, тогда в душе поднимается чувство, не находящее слов для выражения. Никто не может понять его, если не испытал сам".

Мы собирались объехать еще и другие достопримечательности столицы, но теперь делать это почему-то расхотелось. Дождь стал накрапывать сильнее, захотелось поскорее домой. Пешком мы вернулись по пустым улицам к машине и поехали на квартиру.

Утром мы проснулись рано, быстро оделись, позавтракали. Вещи были давно уложены. Пришла пора ехать на вокзал. Теперь, уже по русской традиции, мы сели на диван и помолчали.

В рамке окна на фоне бледно-голубого неба четко рисовался изящный силуэт пинии. "Краса южных дерев римская пинна"... Каждое утро, вставая, мы видели за стеклом твою густую крону, твой стройный и тонкий ствол. Уже много десятилетий стоишь ты на этом месте и еще долго будешь стоять, уже после того как нас здесь не будет. Будут идти ледяные зимние дожди, дуть жаркий сирокко, а ты будешь стоять и стоять. Пиния на ветру. Ты будешь жить, как живет Италия, несмотря на крутые повороты истории, несмотря на все драмы и трагедии ее нелегкой судьбы.

На улице нетерпеливо прогудел клаксон автомобиля. Мы торопливо поднялись. Пора ехать...

На вокзале царила привычная суета: оглушительно кричали продавцы прохладительных напитков, с южных поездов шли толпы смуглых людей с чемоданами, багровея от натуги, носильщики толкали тяжелые тележки с вещами, а из лавки, где продавали транзисторы, гремела модная мелодия: "Чао, чао, море!"

"Чао" в Италии говорят и при встрече, и при расставании. Но нам уже надо было говорить: прощай! Прощай, Италия!

Мы сели в поезд. Вагон качнулся и двинулся вперед. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. "Чао, чао, Италия!" - дробно выстукивали колеса прощальную, всегда немного грустную мелодию расставания...