Дитя индийского года

30 декабря. Мы посещаем крупные женские консультации в Джамнагаре, Вераде, Бхаваде, созданные правительством Индии совместно со Всемирной организацией здравоохранения. Здесь за несколько месяцев работы удалось охватить "медицинским контролем" почти всех матерей и грудных детей. Если в некоторых местах вновь открытые лечебные учреждения обслуживают немногим больше половины рожениц, то в отдельных районах Индии ни один ребенок не родится без помощи квалифицированной акушерки.

Чтобы выиграть время для обучения новых кадров, тут стараются приобщить к медицине местных повитух, без которых до этого не обходились ни при одних родах. Полугодичный курс обучения в медицинской школе делает из них опытных помощниц врача, способных надлежащим образом принять ребенка при нормальных родах и предупредить доктора в случае осложнений. Таким путем в Саураштре уже "обращена в новую веру" половина повивальных бабок.

Переезжая из школы в школу, из диспансера в диспансер, мы исколесили страну вдоль и поперек. Огромные просторы невозделанной земли. Недостаток воды. Скудная почва, на которой человек довольствуется пока лишь подобием жизни. Бледная зелень худосочной травы, серые, порой почти белые колючие кустарники, желтоватый цвет голой земли. Такие пейзажи тянутся от Турции до самых берегов Тихого океана. Они простираются к югу, бледнеют в Африке, уходят на север, где их колорит сменяется снежной белизной афганской и монгольской весны. Эти пейзажи - словно навеки остановившееся мгновение. Минута, когда половина человечества замерла в голодном молчании. Здесь мечтаешь о воде. Я внушаю себе, что придет время, когда атомная энергия поможет опреснить воду морей и разливать ее по иссохшим землям. Я убеждаю себя, что эрозия земли может быть приостановлена, что новые методы обработки почвы приведут к подъему урожайности. В настоящее время урожайность зерновых в Индии - семь-десять центнеров с гектара, а в Западной Европе - двадцать семь центнеров. Урожайность риса в Индии - тринадцать центнеров с гектара, а в Японии - тридцать восемь центнеров.

Наряду с этим я думаю и о другом: нельзя укорять людей за их многочисленность. В действительности проблемы перенаселенности не существует. Явное несоответствие между числом живущих на земле людей и ресурсами - несоответствие временное: просто земля отстает от жизни.

31 декабря. Последний день года. Мы разрешаем себе совершить туристическую вылазку и отправляемся в лес выслеживать львов (не выходя из машины). Стало почти совсем темно, когда на краю лужайки, где мы остановились, показались две низкие тени. Козленок, для привлечения львов привязанный к колышку, отчаянно блеет. Человек с ружьем идет навстречу хищникам. Наша машина уезжает.

Мы наносим визит инженеру, руководящему постройкой лесного заграждения. Инженер вместе со своей семьей живет в удобном деревянном доме. Это энергичный молодой человек, один из типичных представителей сегодняшней обновленной Индии. Заграждение будет представлять собой огромный земляной вал. Он уже доведен до склона холма, с которого срублен лес. Стройка и рабочие бараки ночью освещены прожекторами. Слышен гул моторов. Мне нравится эта картина. Меня радует, когда мерцают огни, изгоняющие духов.

Возвращаемся в Раджкот. Скромный сочельник собирает нас в доме, где живет советская женщина-врач, ее индийский коллега и англичанка - медицинская сестра. Время от времени раздается телефонный звонок: поступают сообщения из родильного , дома. Через не-сколько минут наступит Новый год, Новый год в Индии, во всем мире. И каждый раз для человека и для мира в несколько условной торжественности этой даты возникает надежда на новую судьбу.

В этот момент, когда времена меняются и, может быть, изменятся, мне хотелось бы обладать даром прозрения, чтобы увидеть, что станется с Индией, как сложится судьба ребенка, который рождается сейчас. Первый ребенок 1957 года, рожденный в Раджкоте, в этом далеком углу Азии...

Решено, я пойду .посмотреть новорожденного. По-говорю с его родителями, побываю в их доме, войду в их жизнь. Стану крестным отцом, единственным подарком которого будет этот мой рассказ очевидца, свидетеля. Но дети Индии нуждаются также и в том, чтобы кто-нибудь свидетельствовал в их пользу.

Вот и утро. Мы отправляемся в родильный дом. Первый младенец нового года - маленькая девочка, десятый по счету ребенок в семье путевого сторожа Тапубхаи. Его жена Бханибаи, у постели которой я сейчас нахожусь, за девятнадцать лет брака родила на свет девятерых детей. Когда она вышла замуж за Тапубхаи, ей было шестнадцать лет. Шестеро ее детей умерли в раннем возрасте; четверо из них - от инфекционных и неинфекционных болезней, в частности, от кори, двое - от малокровия.

В настоящее время Тапубхаи зарабатывает семьдесят рупий в месяц, то есть менее семи тысяч франков (но соотношение между этим заработком и стоимостью жизни в Индии не совсем такое, как во Франции). Управление железных дорог, представляющих в Индии собственность государства, дает сторожу бесплатное жилье в домике, состоящем из одной комнаты, без водопровода. На семьдесят рупий есть мясо или рыбу удается лишь два-три раза в месяц. Обычно рацион семьи состоит из проса, мелкой индийской чечевицы, мучного блюда или риса. Вот почему от недоедания в семье умерло по меньшей мере двое детей.

- Этот ребенок уж обязательно последний, - говорит мать. - Я больше не хочу детей.

- Я тоже, - откликается отец.

Это веселый человек с большими черными усами. На голове у него голубой тюрбан, такой, какие носят все железнодорожники Индии.

Тапубхаи неграмотен, как и его жена. Новые идеи до него еще не дошли. Поскольку он не прошел государственной переписи и живет далеко от места, где родился, его имя пока не фигурирует в избирательных списках. Несколько лет тому назад он вступил в профсоюз железнодорожников. Требования Тапубхаи нетрудно сформулировать: он хотел бы получать побольше денег.

Тапубхаи задолжал триста рупий. Когда его старший сын женился, пришлось справить свадебный наряд невесте, купить украшения, дать денег отцу девушки. В Индии и до настоящего времени брак, даже в самой бедной среде, - торжественная церемония. В жизни, полной голода и нищеты, останется по крайней мере воспоминание об одном сытном и торжественном дне.

Тапубхаи сияет. Я. догадываюсь, что рождение этого ребенка тоже внесло немного счастья в его жизнь. Его жена и новорожденная дочь лежат в настоящей кровати, заправленной простынями, в окружении врачей и сиделок. Остальных детей Бханибаи рожала в неосвещенном доме, с помощью местной повитухи, которая упиралась двумя руками в живот роженицы. Во тьме слышались крики, стоны... Здесь же все бело, тихо, покой женщины охраняют, ей кладут ладонь на лоб, подают пить. К ней относятся так, словно, сама того не подозревая, она совершила нечто необыкновенно важное, приковывающее к ней внимание тех, кто до сего времени, казалось, вовсе не замечал ее. С организацией этой новой больницы всякий, кто в нее ложится, превращается в "важного господина".

Много времени пройдет, прежде чем Тапубхаи, Бханибаи и им подобные поймут, что внимание, оказываемое им в таких случаях, означает не больше, чем отеческую заботу государства либо проявление между-народной филантропии, и что, так или иначе, эта больница - их благо. Много времени пройдет, прежде чем эти простые мужчины и женщины отрешатся от жизни, в которой им все говорит, что они забыты, и освоятся с жизнью, окрашенной в яркие цвета, в которой с их существованием будут считаться, где пойдет в счет каждый удар их сердец, где пойдет в счет их смуглый малыш-крикун.

В педиатрическом отделении больницы маленькие пациенты лежат в высоких кроватках. Матери пришли их навестить, но им не хочется уходить. Устав от бодрствования, они укладываются на блестящий плиточный пол между кроватями. Над ними их дети в белых ночных рубашках, на белых простынях. Рядом с этими одетыми в белое, ухоженными, чистыми детьми свернувшиеся на полу индийские матери в поношенных сари похожи на нищенок.

Мы провожаем Тапубхаи до дома. Мимо проходят поезда. Эти индийские поезда, очень душные, пыльные, набитые пассажирами, напоминают не столько о путешествии, сколько об эвакуации.

Мы долго беседуем с путевым сторожем. Он говорит о своей жизни просто, без прикрас. Я собираю материал для книги - свидетельского показания, куда войдут лишь впечатления очевидца. Легко писать о воздухе, о воде. Но попробуйте рассказать всю правду о человеке - все, о чем еще никогда не упоминалось вслух. Какой сердечный жар потребуется для этого, какая воля к справедливости!

Удовольствуюсь передачей того, что видел собственными глазами.

В этом процессе судьи бесстрастны, пострадавшие незлопамятны, обвиняемые невозмутимы, а свидетели более холодны, чем мертвецы.