Беженцы

Беженцев на Кипре можно встретить повсюду. Все оставшиеся под контролем правительства республики города приютили у себя по нескольку десятков тысяч человек из огромной «армии» изгнанных с родной земли людей. Подавляющее большинство из них сейчас уже имеют нормальный кров, вернулись к работе, налаживают жизнь на новых местах. Их можно встретить на промышленных предприятиях, на деревенских полях, за прилавками лавок и магазинов, в гостиницах. Порой они сами напомнят о том, что здесь они временно, что рассчитывают когда-нибудь вернуться назад, туда, где родились. Иногда их не отличишь от коренных жителей Никозии, Лимасола, Ларнаки или Пафоса.

Время хотя и не залечило полностью, но в значительной мере затянуло раны 1974 года. И только в лагерях беженцев эти раны остаются по-прежнему открытыми, с очевидной жестокостью напоминают о случившемся. Из многих лагерей, в которых приходилось бывать, я попытаюсь рассказать только о двух, знакомство с которыми запомнилось особо.

Впервые мне довелось встретить беженцев во «Врисули», пожалуй самом «благоустроенном» лагере, в первые месяцы после антиправительственного путча 1974 года и высадки на острове турецких войск. В нем обитателей спасала от капризов погоды высокая ребристая крыша, укрывавшая когда-то ящики с апельсинами и лимонами. Здесь был один из крупнейших на острове складов сельскохозяйственной продукции...

Дорога во «Врисули» проходит по территории английской военной базы Декелия, расположившейся между Ларнакой и Фамагустой. Слева и справа приземистые здания казарм. Аккуратные домики семей офицеров и специалистов. На обочинах объявления: «Гольф-клуб Декелия. На площадки допускаются только члены клуба», «Клуб верховой езды Декелия», «Стадион Декелия». На зеленом поле рослые парни гоняли футбольный мяч, улюлюкали зрители. Над уткнувшейся в поле стайкой автомобилей возвышался армейский броневик с короткой пушкой. Развевались британские флаги.

А совсем неподалеку, в долине, в опустевших складских корпусах кооператива по упаковке цитрусовых (главные плантации апельсиновых и лимонных деревьев остались на занятых турецкими войсками землях) разместился лагерь «Врисули». Перед корпусами несколько палаток — «школа», «клуб», «детский сад». В сколоченных из жести сарайчиках — душевые комнаты, умывальники, места для стирки. Внутри корпусов все пространство разгорожено тонкими листами спрессованного с опилками картона. Несколько сот клетушек разделено «улицами», на которых не сразу разойдешься со встречным. Улочки имеют названия. Проходим «улицу Макариоса», сворачиваем на «улицу Лоизу» — так звали кипрского социалиста, убитого путчистами накануне мятежа. Перегородки в рост человека. Через некоторые перекинуто белье...

Кириакос Кириаку, молодой парень, еще недавно студент-экономист а в те трудные времена назначенный администратором лагеря, стучится в одну из дверей. Мы заходим внутрь. Знакомимся.

Одна из крупнейших гостиниц В фамагусте была полностью разрушена в ходе военных действий, вспыхнувших во время высадки на севере острова турецких войск

На высокую, покрытую лоскутным одеялом постель присаживаются хозяева. Другой «мебели» нет, и нам приносят стулья от соседей, с любопытством теснящихся в дверях. Этим беженцам повезло. Они успели прихватить с собой плиту, даже маленький холодильничек. В комнате еще две кровати. Кухонный стол. Полочка с лекарствами. На стенках — вырезанные из журналов картинки.

Хозяина зовут Неофитос Христофи, его жену — Анастасия. Вместе со стариками на десяти метрах картонной комнаты без потолка живут две младшие дочери — Стелла и Сотира.

— Иногда забегают навестить внуки, — говорит Анастасия. — Их здесь семеро. Живут с родителями, нашими детьми, тут же, в лагере.

Всего у Неофитоса и Анастасии одиннадцать детей. Девять из них, многие уже со своими собственными семьями, обосновались на соседних «улицах». К моменту нашей встречи в 1975 году они жили здесь уже четырнадцать месяцев. Работы почти ни у кого не было. В лагере, где насчитывалось около двух тысяч человек, работу нашли только считанные десятки. Живут на помощь правительства, благотворительных организаций. Прошу перечислить, что они получают из продуктов. И Неофитос начинает загибать узловатые, согнутые навечно тяжелой работой пальцы:

— Банка мясных консервов. Банка рыбных. Банка сгущенного молока. Сто граммов риса. Сто граммов сахара. Сто граммов фасоли. Немного оливкового масла, помидоров, картошки, огурцов.

То, что перечислил старый крестьянин, бесплатно получает каждый взрослый беженец. Это рацион на две недели. Раз в месяц им дают деньги - примерно четыре кипрских фунта на человека. Дети получают бесплатно завтраки - стакан молока, хлеб, масло, джем.

Конечно, прожить на такое пособие можно, хотя и с трудом. Но нельзя забывать, что совсем рядом, всего в нескольких милях, лежит родная деревня, где твой дом, твое поле, твои апельсиновые деревья. Мне рассказывали, как некоторые беженцы ходят на ближайшие холмы, чтобы разглядеть за дрожащим над степью маревом, за колючей проволокой и линией окопов родные деревни. По нескольку раз в день они приходят к соседям, у которых есть транзисторные приемники, и напряженно вслушиваются в передачи новостей, не прозвучит ли так здесь ожидаемая весть — можно возвращаться. И так изо дня в день, из месяца в месяц.

Еще одна встреча с человеком, испытавшим на себе горечь утраты родного дома, произошла в самом центре Никозии, в двух шагах от кипящих жизнью столичных улиц. Там, оказавшись вдруг среди опустошенных войной зданий и возле тройной полосы заграждений, с особой остротой ощущаешь противоестественность продолжающегося раскола города и всей страны на две части. За углом, всего в нескольких шагах от этого места, снуют туристы и горожане, идет бойкая торговля в десятках магазинчиков, сплошной полосой захвативших нижние этажи домов по всей улице, ползут зажатые в очередной «пробке» автомобили, громогласно предлагают свой товар торговцы фруктами и орехами. А здесь смотрят на пустую улицу пустые глазницы оконных проемов, а за сорванными с петель дверями домов уже несколько лет никто не живет.

Такой предстает в Никозии 'зеленая линия', разделяющая сейчас столицу на две неравные части

Здесь почти всегда тихо, и поэтому стук молотка и звон пилы привлекли мое внимание. Еще несколько месяцев назад тут было пусто, а вот уже прислонены к стене светлые доски, аккуратно уложены листы фанеры и за верстаком в просторной комнате первого этажа работает высокий крепкий человек.

Знакомимся. Столяра зовут Милтиадис Заврос. У него открытое, приветливое лицо, большие, натруженные руки с широкими ладонями.

- Я здесь недавно, — говорит Милтиадис. — Перебивался разной работой, а вот теперь завел мастерскую. Место хорошее, рядом рынок, так что за покупателями далеко ходить не приходится. Делаю двери, рамы для окон. Работы хватает. Люди сейчас много строят, и мои поделки идут хорошо. А что турки близко — это ничего. Кипрские турки — наши друзья, если бы не американцы, того, что вы видите вокруг, не было бы. Я сам беженец из Кирении и скажу, что с нашими турками мы всегда находили общий язык. Сейчас вся семья — мы с женой и детьми, да еще родители — живет в построенном для беженцев поселке Строволос. У меня трое мальчиков и девочка, уже девушка.

Человек возвращается в разрушенные дома. И пусть это не родной его дом, пусть все в нем надо начинать заново, но ростки жизни упрямо пробиваются даже у самой кромки зловещей «зеленой линии».

Есть на Кипре и другие места, которые, подобно мастерской столяра у «зеленой линии», одновременно и напоминают о трагедии, которую пережил остров и его народ, и воспринимаются как доброе предзнаменование.

К таким я бы отнес покинутый беженцами лагерь «Лефкаритис», расположенный на подъезде из Никозии к Ларнаке. В 1975 году я встретил там семью Андреаса Георгиу. Немолодой крестьянин с темным, иссушенным солнцем лицом родился и вырос в богатой деревне Лиси. Там женился. Там родились его дети. К моменту нашей встречи Андреас, его жена Григория, их дети уже больше года кочевали по лагерям беженцев. «Лефкаритис» был последним из них...

Прямо у шоссе, отгороженные от недальних предместий Ларнаки заборчиком из проволоки и врытых в землю старых автомобильных покрышек, стоят три сотни палаток. Еще недавно их там было полторы тысячи, но постепенно люди разъезжаются. В центре несколько зданий барачного типа — столовая, душевые, помещение администрации. Ни деревца. Ни бугорка. Когда поднимается ветер, пыль с дороги и истолченную в порошок сухую почву несет по всему лагерю.

Палатка Андреаса во втором ряду. На земле рассыпан гравий, залитый тонким слоем бетона. На нем несколько соломенных циновок — это пол. Потолок и стены — изрядно выцветший брезент английской армейской палатки, «любезно» подаренной беженцам командованием какой-то из здешних британских баз. Вся обстановка — три раскладные кровати и колченогая металлическая кушетка.

- У нас еще просторно, — говорит Андреас. — Живем только вчетвером. Сын с дочкой да мы с Григорией. Другая дочь сейчас в Австрии — тамошняя благотворительная организация взяла на время заботы о полусотне детей беженцев, и она оказалась в их числе. А старший сын служит в национальной гвардии. Недалеко отсюда правительство строит дома для беженцев, но мы не хотим перебираться. Как-никак одну зиму мы здесь уже пережили. Имущества у нас нет, но все равно не хочется трогаться с места. Уж если куда-то ехать, то назад, в свою деревню, в Лиси.

Но в Лиси семье Андреаса ни тогда, ни еще через несколько лет вернуться было нельзя: деревня лежит по другую сторону линии прекращения огня, за колючей проволокой и минными полями. Вместо этого он вместе с последними беженцами из «Лефкаритиса» переехал все-таки в построенные для них возле Ларнаки дома.

Лагерь опустел. Он стоит сейчас без палаток, только остались в центре бараки да небольшая водонапорная башня. И хотя обитатели «Лефкаритиса» еще не смогли возвратиться к родным очагам, им уже не придется мерзнуть под тонким брезентом, а летом изнывать от жары под палящим кипрским солнцем. Закрывшиеся лагеря беженцев и новостройки, куда вселяют обездоленных людей, служили добрым символом успеха политики, направленной на облегчение участи киприотов.

— Всего мы рассчитываем построить для беженцев пять тысяч пятьсот домов, почти все — на несколько семей, — рассказывал Ахиллеос Каллимахос, занимавшийся проблемами беженцев в специально для этого созданной государственной организации. — Уже готовы и заселены несколько тысяч из них. Не менее важной, чем проблема жилья, является для нас проблема обеспечения занятости этих людей. Ведь многие из них просто не могут сидеть без дела: крестьяне тянутся к земле, ремесленники просят помочь в организации мастерской. Правительство предоставляет беженцам ссуды на обзаведение хозяйством, покупку инвентаря. Первые месяцы за начавшими работать сохраняется их пособие: время трудное, и иногда зарплата главы семейства, с большим трудом устроившегося куда-нибудь, оказывается меньше, чем пособие, которое его семья получала в лагере беженцев.

— Уже сейчас, — продолжал А. Каллимахос, — к производственному труду и нормальной — насколько это можно сказать о существующей на Кипре обстановке — жизни вернулось подавляющее число беженцев. В четырех районах возле Никозии, а также рядом с Ларнакой и Лимасолом построены благоустроенные поселки, дома в которых в первую очередь предоставлялись наиболее нуждающимся, большим семьям. Там, где домов не хватает и лишенные собственного крова люди вынуждены снимать жилье, государство вносит часть арендной платы, которая была ограничена, чтобы не допустить повышения стоимости жилья. Параллельно велось создание кооперативов беженцев; где возможно, правительство предоставляло крестьянам землю. Мы намеренно поощряли создание пусть не слишком современных и производительных, зато многочисленных артелей — надо было занять работой как можно больше людей. Сейчас проблемы жилья и занятости в основном разрешены.

Пропускной пункт войск ООН «Патриция» в центре старой Никозии — единственное место, где можно перейти с Юга на Север острова

В 1980 году на Кипре еще существовало одиннадцать официальных лагерей, в которых находилось около восьми с половиной тысяч беженцев. Еще несколько тысяч человек жили в так называемых неофициальных лагерях, бараках, времянках. Все эти люди постепенно переезжали в специально для них возведенные новые дома. Сейчас в лагерях беженцев почти не осталось жителей...

Позднее, много раз проезжая мимо покинутого обитателями «Лефкаритиса», я всегда вспоминал и встречу с обитателями «Врисули», и этот разговор с Андреасом Георгиу, и столяра, обживающего мастерскую, у самой «зеленой линии». И еще и еще раз поражался жизнестойкости этих людей, не сломленных горем. Людей, потерявших свою землю, свои дома вместе с нажитым долгими годами нелегкого труда имуществом, но не потерявших веры в лучшую долю, не опустивших руки, не озлобившихся. Да, этих людей нельзя было назвать несчастными, ибо сами они такими себя не считали. На пепелище они начинали строить новую жизнь. Среди лишений находили место доброте и радости. Их руки еще более грубели от работы, но души оставались открытыми и светлыми. И никогда не покидала их природная гордость людей труда, которые привыкли сами себя кормить и только в силу чрезвычайных обстоятельств вынуждены были принимать чужую благотворительность — от значительной помощи международных организаций и зарубежных стран до выгоревших палаток с британских баз. За все годы -работы на Кипре я не столкнулся там с просящими подаяния.

И еще. Одни из этих людей бежали из своих деревень, спасаясь от турецкой армии и военных сил турок-киприотов, других — силой либо угрозами заставили покинуть родные места представители турко-кипрской администрации, спешившие закрепить свершившиеся факты, изменить существовавшую до 1974 года структуру расселения кипрских греков и турок по территории острова. Эти люди знали, что их дома и имущество погибли либо достались туркам-киприотам и переселенцам из Турции, и тем не менее среди беженцев, за редким исключением, нельзя было встретить людей, ненавидящих своих сограждан, переселенных на север острова. Не о мести туркам-киприотам, а о совместном с ними строительстве счастливого будущего для их общей родины мечтали эти люди.

Лодки рыбаков

В январе 1980 года на последнем из съездов кипрских беженцев, где мне довелось присутствовать, представители киприотов, лишенных родных очагов, обратились с посланием к кипрским туркам. «VI Всекипрский съезд беженцев выражает соотечественникам туркам-киприотам чувства дружбы и искреннего желания совместно создать новый, мирный, счастливый и процветающий Кипр, где все граждане могли бы жить на высоком и равном уровне и где в результате взаимного доверия будут достигнуты безопасность и сотрудничество», — говорилось в этом послании. Съезд беженцев призвал турок-киприотов «оставить вместе с нами шовинизм, причинивший столько страданий на Кипре, и сплоченнее создать Кипр будущего — федеральную, единую, суверенную, демилитаризованную и независимую Республику Кипр с прочным государственным фундаментом».