Все еще удивительная Африка (Асоян Б.Р.)

Однажды в Уганду приехал Государственный Вильнюсский струнный квартет. Многие, даже европейцы, удивлялись, кому пришла мысль послать в африканскую страну исполнителей классической музыки, причем самого сложного для восприятия жанра-квартета. Говорили, что концерты наверняка кончатся провалом, главным образом из-за того, что африканцы не знают и вряд ли поймут классику. Но директор Национального театра Кампалы Эдвард Галабузи-Мукаса был настроен оптимистично. "Я не знаю, сколько угандийцев придет сегодня, - говорил он перед началом, - но артистов все ждут с нетерпением".

К великому удивлению скептиков, довольно вместительный зал театра был заполнен полностью. На балкон бесплатно пустили студентов столичного университета Макерере и школьников.

И вот на сцене появился квартет - четверо молодых музыкантов. Шум в зале утих, медленно погасли огни. Музыканты подняли смычки, и зазвучала музыка.

Звуки постепенно слились в широкий поток, бросаясь через пороги в ледяные пропасти, где стены сияли радугой огненных мелодий, поднимались вверх под облака, а потом еще выше, в совершенно невозможную высь, где звенели тончайшей нитью, но преодолевали и это и рвались еще выше, пока не достигали полного предела, и, наконец, возрождались в ужасающей силе водопада, который обрушивался с неимоверной высоты...

Я на секунду вырвался из этого потока и посмотрел на сидевших рядом африканцев: и они были целиком в музыке, слыша такое, может быть, первый раз в жизни. Искренность исполнителей передавалась слушателям. Обе стороны раскрылись друг другу и в музыке соединились. Звучала последняя часть Тринадцатого квартета Шумана. Захватывающее начало, поэтичное и глубокое, заставляющее полностью повиноваться воле автора. Мелодия идет плавными кругами, которые постепенно расширяются, открывая все более прекрасные ощущения, одновременно сужая тему, освещая ее со всех сторон, заставляя блистать каждую грань... И наконец, мощный финал, и вновь - в недосягаемую высь, чтобы еще раз ощутить те волшебные мгновения...

Когда звуки растаяли и опустились смычки, зал взорвался аплодисментами. Партер и галерка ревели: "Браво!" Вчерашние скептики хлопали стоя.

После концерта в просторном фойе театра был устроен коктейль. Все с огромным любопытством осматривали инструменты, улыбались, похлопывали еще не успевших прийти в себя исполнителей. Музыкантов окружила толпа восторженных любителей автографов. Вдруг открылись двери, и под звук тамтамов, трещоток и флейт вбежали танцоры в экзотических одеяниях. Представителей европейского классического искусства приветствовала Африка. Они показывали свое искусство, танец становился все жарче, и вскоре часть публики начала невольно пританцовывать в такт барабанной дроби. Оказавшиеся в центре круга двое музыкантов, еще во фраках, тоже стали подделываться под движения танцоров, чем вызвали одобрительный рев собравшихся. Одному из них предложили тамтам, и он, ничуть не смущаясь, довольно похоже повторил ритм танца.

Стоит ли говорить, что после этого выступления квартет немедленно превратился в любимца Кампалы.

Журналистская судьба сталкивала меня с Вильнюсским квартетом в Эфиопии и Кении. И там я становился свидетелем неизменного успеха музыкантов.

Мы разговорились по этому поводу с Галабузи-Мукасой. "Я просто поражен! - повторял он. - Кто бы мог ожидать, что квартет - квартет! - вызовет такую реакцию! Мне кажется, что главная причина такого небывалого успеха заключается прежде всего в удивительной искренности ваших музыкантов, доверии к публике. Они не только не стремились показать свое превосходство над слушателями, многие из которых действительно ничего не понимают в классической музыке, напротив, в их исполнении и поведении звучало уважение. Я думаю, что все сразу это поняли. Никакой фальши - это главное!"

Галабузи-Мукаса был, конечно, прав. Успех выступления музыканта во многом зависит от его искренности. Но причина столь большой популярности Вильнюсского квартета заключалась еще и в другом. Дело в том, что африканцы музыкальны от природы. Музыка сопровождает каждого африканца на протяжении всей жизни. Из глубокой древности вошли в сегодняшнюю жизнь разнообразные музыкальные инструменты, на которых большинство африканцев учится играть с детства. Танец, пение, музыка играют очень большую роль в формировании личности. Отсюда - естественный и растущий интерес к музыкальной культуре других народов.

Те, кто часто бывал в Африке, несомненно, помнят, что практически ни один праздник, будь то в городе или деревне, не обходится без музыки, без зажигательных танцев и задорных песен. В танцах участвуют все, только глубокие старики остаются сидеть, тихо радуясь веселью молодых. В круг пригласят и вас, гостя, и будут счастливы, если вам удастся уловить ритм и достойно закончить пляску со всеми.

Вдруг захотелось потанцевать...

А когда зайдет солнце и запылает костер, мягкая африканская ночь огласится звуками песен, веселых и печальных. Гостеприимные хозяева угостят традиционным блюдом, чем-нибудь вроде просяной каши с соусом из белых термитов или жареными кузнечиками, и поднесут кружку ароматного бананового пива...

Музыка, ритм, песня присутствуют практически везде в жизни африканца. Прислушиваясь к ветру в кронах деревьев и поскрипыванию стволов, охотник тут же "подпоет" лесу. Женщины, толкущие матоке, почти бессознательно так перемежают удары пестиков, что получается музыкальная фраза, которую они еще и дополняют песней. Садовник, расчищающий кусты пан-гой, "подсвистывает" острому лезвию, отсекающему ветки. А сколько раз приходилось видеть, как африканец, просто идущий по дороге, вдруг начинает делать танцевальные па, напевая любимый мотив.

В Африке существует огромное количество самых различных музыкальных инструментов, изготовленных из слоновой кости, дерева, бамбука, кожи, металла, рогов, высушенных плодов и даже камней. Африканцы говорят, что нет такого материала, который бы не мог быть использован в качестве музыкального инструмента. По своим акустическим свойствам их можно разделить примерно на четыре группы: мембранофоны - производящие звук вибрирующей кожей, аэрофоны - вибрирующей колонной воздуха, хордофоны - вибрирующей струной и идиофоны - вибрацией самого инструмента (например, колокольчик или трещотка).

Путешествуя по Уганде, я остановился как-то на ночь в городке из тех, чьи названия на карте набираются самым мелким шрифтом. Единственная гостиница выходила фасадом на главную и тоже единственную улицу.

Утром я проснулся рано и внезапно: за окном били в барабаны. Я выглянул на улицу. Звук доносился издалека и, ударяясь о стены еще спящих домов, заполнял собой весь город.

- Это в церкви, - подсказал мне садовник. - Собирают на молитву.

Действительно, через некоторое время распахнулись двери больших и маленьких домов, и по мокрой от росы траве зашлепали босые ноги африканцев.

Я тоже вышел из дому. Тропинка привела на зеленый холм, где в окружении деревьев в утреннем солнце светился крест небольшой церквушки. Рядом под навесом лежали три больших барабана, обтянутые рыжей кожей. Тут их называют "джунджу". Прежде их голос звал людей на войну или большую охоту. Миссионеры, прибывшие в Уганду столетие назад, обратили внимание на их популярность, и теперь почти у каждой церкви стоят эти ритуальные музыкальные инструменты.

Жизнь африканца - даже и сегодня - немыслима без барабана. Человек здесь рождается, женится и умирает под его звуки. Инструментов этих огромное множество: каждый имеет свое имя, свое место в общине, свой, не похожий ни на какой другой голос.

Самый ответственный момент: барабану делают голос

В давние времена самым важным считался военный барабан - тот, который предупреждал о внезапном нападении врага. Ритм его музыкальной фразы был известен всем жителям от мала до велика. Услышав тревожную дробь, каждый брал лук со стрелами, копье и щит и отправлялся к месту сбора. Поскольку регулярной армии тогда не было, защита деревни целиком зависела от сплоченности племени.

В перерывах между войнами тамтам будил на работу. По его зову крестьяне собирались, чтобы расчистить поле, построить мост или дорогу. В Буганде, где крепки традиции совместного добровольного труда, характерный звук "рабочего" барабана называли "саагала агаламиде", что можно перевести как "мне лентяев не нужно". Призывный ритм воспринимался как приказ, и мало кто решался уклониться от общинной обязанности. Все знали, что лентяя ждут осуждение и насмешки.

Не обходились без батареи этих инструментов даже короли. Такие барабаны готовили особенно тщательно, подбирая им "голос", отвечавший величию владыки. Сам процесс производства был окружен тайной и состоял из серии ритуальных церемоний. Секрет изготовления передавался по наследству. Существовала каста хранителей королевских барабанов, которые жили при дворе и пользовались такими же привилегиями, как и музыканты, которым дозволялось прикасаться к священным инструментам. Каждый из тамтамов занимал особое место в барабанной иерархии. Некоторые декорировались разноцветными ракушками и бусинами. В другие можно было бить только костями умершего вождя, покрытыми замысловатым узором. А когда старый король умирал, все его барабаны переворачивали вверх дном, чтобы нечаянный звук не помешал духу умершего наслаждаться покоем.

И для барабанов - праздничная одежда

Легенда гласит, что много сотен лет назад в Буганде правил кабака Мулонго. Однажды он проходил мимо хижины простого землепашца и услышал чудесную музыку. Она так ему понравилась, что кабака распорядился немедля доставить музыкантов с инструментами во дворец. Приказание было исполнено, и в тот же вечер Мулонго внимал волшебной мелодии. С тех пор барабаны "энтенга" играли только для королей. Впрочем, звук их, густой и мощный, порой проникал сквозь дворцовые стены и - как утверждает легенда - разносился на 15 километров в округе.

В Уганде известно около сотни различных типов барабанов - от миниатюрных до полутораметровых гигантов. Многие, особенно те, что связаны с традициями королевских семей, утеряли значение вместе со своими владыками, их можно увидеть только в музеях и частных коллекциях. Другие продолжают свою жизнь, их голос и сейчас не менее звучен, чем сотни лет назад.

Бродячий музыкант

Самый любимый и популярный - это, конечно, тот, что выбивает танцевальный ритм. В стране говорят, что "барабан делает танец". Бывает, что к барабанщику присоединяются другие музыканты. Пожалуй, второй по значению инструмент - лира. Простая и необыкновенно изящная, она известна многим поколениям угандийцев. За ней следует арфа - "энанга". Арфист пользовался всеобщим уважением и непререкаемым музыкальным авторитетом среди членов общины, обладал привилегиями вождей. Только его допускали в покои королевских жен, чтобы те могли насладиться нежными звуками.

Сегодня кое-где можно услышать целые оркестры, составленные из традиционных инструментов: барабанов, лир, деревянных ксилофонов, арф, флейт, труб и трещоток. Редкая свадьба обходится без таких оркестров, особенно в тех кланах, где традиции соблюдаются строго...

Как только руки ударяют по тугой барабанной коже, появляются танцоры. Это пока 'разминка', через минуту за движениями и танцоров и музыкантов будет трудно уследить

Как только руки человека касаются барабана, все замирают. Сначала следуют редкие тяжелые удары, возвещающие о начале представления; они убыстряются, становятся равномерными - и какая-то неведомая сила тянет всех в круг, заставляя двигаться в знакомом и понятном телу ритме. Танцующих становится больше, музыкант быстрее бьет по натянутой коже, все чаще мелькают его руки, вот уж их почти не видно, и не понятно, как возникают эти гулкие звуки... Достигнув невероятной быстроты, дробь внезапно обрывается. Мгновенно останавливаются танцоры, и вновь наступает тишина - до следующего танца.

Танцы почти всегда сопровождаются пением. О чем поют в Африке? О победах над врагом, о любви, о народных героях. Песня воздавала хвалу самым достойным людям. Авторы музыки и слов оставались, как правило, неизвестными - не из-за неблагодарности слушателей, а в силу обычая. Новая песня появлялась как будто ниоткуда и подхватывалась всеми. Никто и не пытался установить ее происхождение.

Текст песен, особенно старых, зачастую настолько насыщен метафорами, сравнениями и повторами, что без опытного толкователя не обойтись. В наши дни песни минувших лет молодые люди понимают с трудом. Многие из них сохраняются лишь как дань прошлому, в то время как их смысл остается скрытым.

Угандийцы любят хоровое пение. В стране сотни певческих коллективов, в которых участвуют и взрослые и малыши. Часто семья (а это иногда несколько десятков человек) собирается ночью у костра и, обсудив события прошедшего дня, затягивает мелодию. Мужчины пускаются в пляс, женщины играют на музыкальных инструментах. Нередко в деревне устраивают праздник, на который приглашают гостей из соседних селений. Зрителей на таком празднике мало, все поют, все танцуют. В конце лучшим исполнителям вручаются призы.

В этом танце могут участвовать все

Луракарака - один из любимых танцев ачоли, живущих на севере Уганды. Он начинается после захода солнца и длится до полуночи. На танцы собираются ребята и девушки из близлежащих деревень. Одеты все одинаково просто: только кусок материи на бедрах и пучок страусовых перьев в волосах. В левой руке - калебас, в правой - спицы, которыми они в ритм музыке ударяют по калебасу.

В центре стоит большой барабан, который дает сигнал к началу. Большинство песен в этой церемонии посвящены любви и приданому для невесты. Тексты их, как правило, коротки и незатейливы, наподобие этого:

Нет такого события, по поводу которого не устраивался бы танец. Вся жизнь человека проходит в окружении сложного, многоцветного мира фольклора, ритма, музыки. Даже свои первые шаги малыши делают в танце. Пластика движения, наверное, передается с генами, потому что дети танцуют не хуже взрослых. В деревнях нет музыкальных школ, но практически каждый играет на каком-нибудь инструменте. Музыку тоже сочиняют почти все. И об усопшем вспоминают танцем. Песни на похоронной церемонии печальны (хотя на проводах очень старого человека в определенных рамках веселье допускается). Собравшиеся поминают умершего и клянутся отомстить смерти за ее злодейство:

Некоторые танцы ачоли прямо связаны с колдовством. Они называются по имени очень древнего и сильного духа "джок", который может быть добрым или злым в зависимости от обстоятельств.

Бывает, что злой "джок" вселяется в человека, и тогда необходимо вызвать знахаря, чтобы помог освободиться от его чар.

Церемония начинается вечером при свете костра. Знахарь появляется в экзотическом одеянии - шкурах черного козла, которые обладают магической силой отпугивать зло. Вокруг него собираются помощники с трещотками в руках. Кроме них присутствует всего один барабанщик. Для этого танца имеется специальный тамтам, который тоже называется "джок". Он небольшого размера, и на нем полагается выбивать только одну и ту же ноту.

Если в молодую девушку вселился дух "джок аньйондо" (дух рождения), то ее сажают на табурет, а талию обертывают шкурой черного козла. Начинается песня, монотонная, с повторяющимися словами, оглушительны трещотки, как-то совсем по-колдовски звучит тамтам. Постепенно ритм ускоряется, овладевает девушкой, и та, в трансе, поднимается, и тело ее начинает танец. Именно тело, говорят ачоли, ибо сама девушка и не подозревает, что она танцует: это "джок" вынужден показать себя под воздействием волшебной музыки. Чем быстрее стучат трещотки, тем труднее "джоку" удержаться в теле девушки, и вот наступает долгожданный момент, когда девушка без чувств падает и тело ее замирает: дух покинул ее. Лечение закончено, знахарь забирает надлежащую дань и покидает деревню.

Кроме "джок аньйондо" ачоли известны еще "джок уронго" (дух диких зверей) и "джок кулу" (дух реки). И для каждого духа своя магическая песня. Вот слова одной:

После этих слов, повторенных многократно, "джок уронго" не выдерживает и освобождает жертву.

Колониализм послужил появлению нового неприятного духа - "джок муми" (дух белого человека), который, как верили прежде ачоли, вселялся в тех, кто покидал родные места и переезжал в город. Уехавший как бы обретал привычки белого человека, которые, по мнению ачоли, главным образом состояли в стремлении воевать, соблюдать во всем порядок и регулярно, по часам, пить чай. Вот какими словами изгоняли "духа белого человека":

Посрамленный "джок муми" после этих разоблачений позволял жертве сбросить вредные городские привычки и вновь стать нормальным деревенским парнем.

Из всех танцев "джок" самым важным считается посвященный рождению близнецов, которые считаются подарком "джок аньйондо" - духа рождения. Кроме того, близнецы, как считают ачоли, появляются на свет только по воле предков, которые в этом случае поворачиваются в могилах на спину, чтобы пронаблюдать за отношением к ним со стороны людей (обычно умершие хоронятся в положении на боку). Танец, называемый "джок рут", устраивается у священного места, где участники благодарят предков и совершают обряд приношений. Песни просят "джока аньйондо" не забирать одного из близнецов, потому что они слабее нормальных детей.

Впрочем, причина такой просьбы заключалась в другом. Почти во всех уголках континента близнецы наделялись тайным могуществом, которое могло принести как счастье, так и беду. Верили, что гораздо спокойнее иметь разнополых близнецов. Баганда давали этому такое объяснение: если мальчик захотел бы убить свою мать, то сестра отговорила бы его. А близнецы-мальчики легко бы договорились между собой. То же самое относится и к двойняшкам-девочкам. Но, несмотря на потенциальные неприятности, которые несло в себе рождение близнецов, событие это отмечалось с большей пышностью, чем рождение одного ребенка. У баганда родители близнецов получали специальный титул, который вводил их в число избранных. Отец получал имя "салонго", а мать - "налонго". Если близнецы рождались у короля, то он тоже становился "салонго", однако королевская власть ставила его выше всех родителей близнецов, в связи с чем его называли "сабалонго".

Если умирали родители близнецов, то их хоронили вечером в отличие от обычных людей, которых обычай велел хоронить днем. Смерть самих близнецов никто не оплакивал. Говорили в таких случаях, что близнецы "улетели" или "отправились по дрова". И хоронили их в отдельных местах, так как твердо верили, что их рождение и смерть происходили по причинам тайным, особым, ведомым только богам.

У баганда церемониальный танец по случаю рождения близнецов больше напоминает веселую игру. Действо начинается, когда близнецов вносят в родительский дом. С этого момента каждый, кто переступает порог дома, должен все чувства и переживания передавать в песне, даже если гость захотел пить, он обязан спеть свою просьбу. Неудивительно, что эта часть празднества происходит под неумолкаемый смех его участников. Затем по традиции близнецов выносят во двор на всеобщее обозрение. У дома уже установлены ритуальные барабаны. Родственники счастливых родителей делятся на две группы и, продолжая пение, окружают "свои" барабаны, стремясь не допустить, чтобы кто-то из другой группы прикоснулся к ним. Борьба продолжается до тех пор, пока матери или отцу близнецов не удастся это сделать.

После этого начинается угощение, во время которого то здесь, то там вспыхивает танец и звучат ритуальные песни. Возле новорожденных сидит специально приглашенный знахарь. Время от времени он окропляет близнецов и танцующих заговоренной водой и бормочет заклинания, отгоняя злых духов.

Если злым духам приходится слышать довольно неприятные звуки: трещотки, монотонную дробь барабана, то совсем другие инструменты играют в радостные дни.

Арфа-ачоли называют ее "нанга" - звучит на свадьбе. Мужчины-ачоли предпочитают этот инструмент всем другим. Они часто играют на арфе в одиночестве, думая о своей избраннице, тихо напевают о любви на пути к ее дому. На свадьбу приглашают лучшего исполнителя, человека пожилого и уважаемого. Он здесь единственный музыкант: считается, что сопровождающий бракосочетание танец может быть исполнен лишь под нангу. При ней и тамтам вел себя совершенно по-другому - весело. Вообще арфа с давних времен любима народами Восточной Африки. Она, конечно, лишь отдаленно напоминает известную нам: "нанга" намного скромнее и в оформлении, и в звуковой гамме. Но, несмотря на это, и она способна приводить в трепет девушку, для которой играет ее возлюбленный, или принести вдохновение музыканту-самоучке, уединившемуся в буше с любимым инструментом.

У ачоли и свадебный танец называется "нанга". Как и большинство танцев, его танцуют вечером, у костра, после того как гости поужинали и выпили домашнего пива. Первыми в круг вступает невеста со своими подружками. Они должны показать, что владеют всеми премудростями нанги. Девушки чередуют два главных движения: "лапаларо" и "ангинья". В первом случае девушки танцуют одни в бешеном ритме. Во втором, когда замедляется движение их бедер, в круг буквально впрыгивают мужчины. Их высокие прыжки сопровождаются хлопками в ладоши и радостными возгласами. Часто танец сопровождается частушками, чем-то похожими и на наши деревенские.

В одной из них девушка примерно так жалуется на богатого жениха, которого подобрали ей родители:

В прежние времена (кое-где эта традиция сохранилась и по сей день) часто устраивались настоящие музыкальные вечера, и хозяин приглашал гостей даже из отдаленных деревень. Желающих послушать музыку, попеть и потанцевать находилось очень много. Вот как описывал такое событие угандиец Й. Бансиса в 1936 году: "Хозяин сообщал гостям день, время начала праздника и его программу. Музыка и танцы не прекращались до утра. Всем было очень приятно, если и жена хозяина участвовала в танце, и тогда гости пели особенно громко и старательно, чтобы понравилось хозяйке. Обычно после танцев лучший танцор награждался призом". Таким образом, как мы видим, уже в самые отдаленные времена (а Бансиса вспоминал именно их) устраивались даже фестивали песни и танца. И конечно, после достижения независимости эта традиция не умерла, а возродилась с новой силой.

Музыкальные вечера не обязательно переходили в танцы. В королевствах Торо и Буньоро женский хор пел под аккомпанемент традиционных инструментов, а зрители - в основном мужчины - с волнением внимали волшебным звукам.

Музыка и танец неразрывно связаны с религией. Они не только развлечение, это одно из главных звеньев, соединяющих африканца, по его представлению, с потусторонней жизнью, с духами предков, с тем причудливым миром, который создан воображением и традициями. Инструменты, их звуки, движения в танце, танцевальные маски -все наделяется магической силой. В Уганде, например, барабаны ассоциировались с членами королевской семьи, которые, как было известно всем, свободно общались с духами. Некоторые народы до сих пор считают, что в звуках флейты живут духи. Танцор, понимающий, что с загробными жителями шутить нельзя, скрывает лицо под маской, а тело разрисовывает краской.

Каждая маска ведет свой танец, со сложными фигурами, которые проявляют ее характер и подчеркивают ее доброе или злое начало. Маска племени ньоро надевалась в танце, изображавшем борьбу против духа Каумпули - бога чумы. Маска народа торо показывала людоеда, который охотился за маленькими детьми. Костюмы и маски концентрируют внимание на духовной сущности танца. Личность танцора совершенно безразлична, а его мастерство второстепенно по сравнению с религиозным смыслом исполняемых им движений.

Причудливо одеваются танцоры народа тесо. Они разукрашивают лицо красной глиной и набрасывают на тело шкуру колобуса. На груди - замысловатые украшения из бус, ракушек и кусочков кожи. На левой руке - браслет из бус, к правой привязан хлыст из коровьего хвоста. На щиколотке правой ноги болтаются маленькие железные колокольчики. В правой руке - особый танцевальный посох.

Лучшее платье - бусы

Каждое из этих украшений имеет смысл, который в наше время способны объяснить только старики. Молодежь сохранила внешние атрибуты традиционных танцев, не особенно задумываясь над их содержанием. Тем не менее вера танцоров в силы, которые проявляют себя через маску, порой настолько сильна, что исполнители отождествляют себя с изображаемым духом и на время впадают в транс. Этого момента ждут старшие. Каждый по-своему, они начинают толковать движения танцора, в которого "вселился" дух маски...

Приходится порой слышать, что колониализм будто бы сыграл большую положительную роль в развитии культуры африканских народов. В качестве примеров обычно приводятся музеи, созданные европейцами в Африке, миссионерские школы, в которых африканцам давались первые уроки грамоты, труды миссионеров по изучению фольклора африканских народов.

Но система образования в колониальной Африке была построена таким образом, что, вступив в нее, африканец был вынужден отдаляться от собственной культуры, традиций и обычаев. Прямо и косвенно ему внушали, что его народ примитивен, что у него нет самостоятельного будущего. Создавая африканскую элиту, колонизаторы пытались потом "научно" подтверждать, что африканец должен неминуемо отвернуться от своего прошлого и разочароваться в традиционных ценностях, если отведает плодов "высшей" цивилизации.

Известный исследователь африканской культуры англичанка Маргарет Троуэлл привела в одной из книг следующий пример. Однажды она принесла в угандийский колледж несколько археологических экспонатов для определения их происхождения. Молодой африканец, к которому она обратилась за помощью, с гордостью ответил: "Мадам, я абсолютно ничего об этом не знаю - разве я не образованный человек?"

"Разум этого африканца пребывает в смятении,- сделала вывод Троуэлл.- Западная цивилизация лишает его равновесия. Старый образ жизни ушел, а новый еще не воспринят полностью; он почти стыдится признавать свою принадлежность к старому миру, в новом же он еще не нашел себя".

Колониализм безуспешно пытался доказать, что "примитивные" традиции и искусство африканцев никогда и ничего не смогут предложить мировой культуре и в лучшем случае останутся развлечением для туристов.

Однако годы самостоятельного развития молодых африканских государств похоронили подобные "теории". Современный африканец не только не стыдится своего прошлого, напротив, он гордится им, ему чуждо нигилистическое отношение к традициям. "Десятилетия колониализма не прошли бесследно для нашей культуры, - говорил мне известный угандийский композитор и музыкант Эдвард Галабузи-Мукаса. - Мы, люди среднего поколения, на своем опыте знаем, как быстро могут исчезнуть связи с прошлым и насколько невосполнима эта потеря для молодежи. Наша непосредственная задача - реабилитировать национальную культуру, сделать ее достоянием всего народа".