РЕАЛЬНОЕ ЧУДО

Сначала определим, где оно находится, это «реальное чудо». Если считать от Москвы, то на другом конце света - что-то около семнадцати тысяч километров. Если пересечь всю Европу, затем Атлантический океан до ближайшей точки Южной Америки, а потом проложить маршрут напрямую до Гуаякиля, крупнейшего порта Тихоокеанского побережья, то от него до Галапагосских островов совсем близко: шестьсот морских миль почти по линии экватора на запад...

Реальное чудо

Если говорить об официальном названии, то острова на зарубежных картах обозначены как архипелаг Колумба. Это последнее название им было присвоено в честь четырехсотлетия открытия Америки, хотя о существовании Южного моря за Панамским перешейком, впоследствии оказавшегося Тихим океаном, Колумб не подозревал. До этого торжественного наречения каждый открывавший их для себя называл острова по-своему. Испанцы давали островам испанские названия, англичане - английские. Сейчас у самых больших островов архипелага по нескольку названий. Первооткрыватели - и испанцы, и англичане, - однако, сходились в одном: весь архипелаг они называли Чудесным (по-испански - «энкантадас», по-английски - «энчантед»). Несколько позже моряки всех стран стали называть острова Галапагосскими, и это название до сих пор наиболее популярно, но об этом рассказ впереди.

А теперь, возвращаясь к употреблению слова «чудо» по отношению к островам, сошлюсь, как это делают многие, на научный авторитет. Дело в том, что Галапагосы называли Чудесными не только истосковавшиеся по суше в дальних плаваниях моряки, но и самые строгие ученые мужи. Хотя на первый взгляд ничего чудесного в этих островах нет, архипелаг состоит из 13 больших островов, шести поменьше и еще 42 островков, которым дали официальные названия. Остальные, представляющие собой отдельные скалы, не удостоились и этой чести. Таких архипелагов в Тихом океане много. И все-таки...

«Принимая во внимание малый размер островов, мы чувствуем себя еще более пораженными, узнав число их обитателей и их разнообразие. Глядя на каждый холм, увенчанный кратером вулкана, приходим к выводу, что океан был пробит здесь геологически недавно. Таким образом, во времени и пространстве мы "получили возможность приблизиться к великому событию, чуду из чудес, первому появлению живых существ на Земле...»

У моряков и ученого были, разумеется, различные мотивы для того, чтобы называть острова чудесными, но мне кажется знаменательным совпадение определений мореплавателей и Чарлза Дарвина (вышеприведенные слова принадлежат ему).

Молодой ученый, которому тогда не исполнилось и тридцати, провел на островах несколько недель, но этого оказалось достаточно, чтобы понять уникальность островов как природной лаборатории, собрать материалы, которые легли в основу его книги «О происхождении видов», и перевернуть представления об окружающем мире.

Несколько слов об одной из гипотез происхождения Галапагосских островов. Вообще гипотез о происхождении островов и удивительного мира их обитателей несколько. Я расскажу лишь об одной, самой, на мой взгляд, достоверной.

Острова появились над поверхностью океана около пяти миллионов лет назад в результате вулканической деятельности. Постепенно они заселялись с материка, который находится от архипелага не так далеко, чтобы все живое погибло во время длительного путешествия, и не так близко, чтобы на него могли легко переселяться все обитатели континента. Попав на острова, отдельные виды животных и растений постепенно изменялись под воздействием местных условий. Природа, создавая эту естественную лабораторию, позаботилась о том, чтобы одно из важнейших условий жизни животных - климат менялся от острова к острову довольно резко. Достаточно сказать, что с юга Галапагосы омывает холодное течение Гумбольдта, с севера - теплое Ниньо.

Поскольку острова сконцентрированы на небольшой площади, природная лаборатория стала идеальным местом для наблюдений. Внимательный исследователь мог, например, легко заметить, что такие не похожие друг на друга птички с острова Изабела и острова, скажем, Бальтра на самом деле когда-то имели одного и того же прадедушку-зяблика. Заметить это было легко, но никто не замечал по одной простой причине: в то время считалось, что живые существа неизменны, раз и навсегда сотворены всевышним... Это выдавалось за абсолютную истину, и, чтобы ее опровергнуть, нужно было быть Дарвином.

Теперь, видимо, нет нужды объяснять, какое нетерпение испытывал я, планируя путешествие на Галапагосы, тем более что мне не надо было добираться до них, преодолевая расстояние в семнадцать тысяч километров.

Маршрут был задуман такой: от Лимы до Кито - самолетом, от Кито до Гуаякиля - опять самолетом, от Гуаякиля до Галапагосов - самолетом или на морском корабле. В конце концов что такое 600 морских миль в наш космический век?

РЕЙС НА «ЛИНА А»

Итак, путешествие на Галапагосские острова началось в Лиме, если можно считать началом путешествия неделю бесплодных попыток выяснить расписание сначала самолетов, а потом любых транспортных средств, на которых можно было бы преодолеть эти 600 морских миль.

Галапагосские острова-природная лаборатория на Земле

Расписания в Лиме никто не знал, как будто речь вновь шла о путешествии от Пукальпы до Икитоса, а не о поездке на всемирно известный архипелаг. В многочисленных конторах туристических фирм только разводили руками и, проникаясь сочувствием, предлагали слетать в Куско или съездить на Мачу-Пикчу... В эквадорской международной авиакомпании «Экваториана авиасьон» мне наконец дали... совет: добраться до Кито, столицы Эквадора, и попытаться найти перевозчика там.

Я невольно подумал о мудрости редакции, посоветовавшей совместить приятное с полезным во время командировки в Эквадор и написать репортаж об открытии нефтяных месторождений. Приятным считалась поездка на острова, поскольку я проявил к ней интерес, а полезным - репортаж о нефти. С тем я и отправился в Кито, откровенно говоря уже не надеясь на благоприятный исход.

Животные не боятся человека. За короткий срок внимательный наблюдатель может узнать многое

Кито встретил меня легкой головной болью от непривычки к высоте и холодным ярким солнцем, которое скрылось за горами, как только я добрался до небольшого отеля, с громким названием «Инка-Империаль». Здесь мне неожиданно повезло. То, чего не мог найти по справочникам ни один туристический агент в Лиме, знал официант, которому я на всякий случай пожаловался на судьбу.

- Да этим же занимается мой двоюродный брат! - сказал он, польщенный моим откровением. Идя утром по адресу, я все еще сомневался (двоюродный брат в Латинской Америке может легко означать просто соседа или человека, которого собеседник когда-то видел, а подобная рекомендация - желание улучшить вам настроение на ночь).

Адрес оказался все-таки верным, хотя господин Франси-ско Саласар, любезный и обходительный администратор небольшой туристической фирмы, ни о каком двоюродном брате-официанте никогда не слыхал.

- Очень хорошо, - сказал он, - у нас только что отказался лететь один клиент.

Оказалось, что обычно для поездки на острова нужно заказывать место месяца за два. Здесь же меня снабдили несколькими пособиями, которые начинались с таких слов: «Дарвин побывал на островах, и мир изменился! Побывайте и вы! Ваш мир тоже изменится!» Там же я прочел, что агентство предоставляет мне «исключительную радость» провести несколько дней на замечательном дизель-электроходе «Лина А», который курсирует между островами, и что перелет на архипелаг займет около трех часов.

Кактус вырос на застывшей лаве

Самолет компании TAME вылетал рано утром. В аэропорт я примчался задолго до вылета. Минут через сорок прибыли еще четыре пассажира, и мы тронулись сначала в Гуаякиль. Там должны были подсесть остальные участники поездки. В общем все обошлось без особых приключений, если не считать, что перед самым вылетом из Гуаякиля самолет сменили, поскольку не запускался мотор, и все три часа перелета от Гуаякиля до аэродрома острова Бальтра я с опаской посматривал на винт - не остановится ли. Но старенький двухмоторный «Дуглас» благополучно гудел всю дорогу.

Путешествие на Галапагосы иногда называют путешествием в далекое прошлое, имея в виду, конечно, разницу в 15 - 20 миллионов лет между началом развития фауны и флоры на островах и на континенте. Если отбросить тот факт, что животные и растения, которые начали заселять острова пять миллионов лет назад, уже прошли довольно долгий путь развития на континенте, и принять во внимание развитие, которое они прошли с момента образования островов в изоляции от остального мира, то будет ясно, с каким прошлым планеты мне предстояло встретиться.

Лежбище морских игуан

Аэропорт на острове Бальтра ничего общего с этим прошлым не имел. Название его «Сеймор» скорее напоминало о совсем недавней истории. Во время второй мировой войны здесь размещалась американская военно-морская база. Когда война кончилась, эквадорцы не захотели иметь военную базу у себя под боком и отказались продлить соглашение с США. Останься американцы на островах в то время, и теперь наверняка на Галапагосских островах разместились бы небоскребы гостиниц и банков, как на Гавайях, а заповедник был бы безвозвратно потерян. К счастью, американцы ушли, предварительно взорвав все постройки базы. Взлетную полосу, однако, быстро восстановили, и теперь она служит для приема вот таких рейсов, как наш.

РАБОТЯЩИЕ ЗЯБЛИКИ И ДОБРЫЕ ДРАКОНЫ

Капитан и два здоровенных загорелых парня принимали пассажиров у трапа. Матросы показывали каждому дорогу в каюту. Мне выпало жить с агентом туристической фирмы с Гавайских островов по имени Стен. Он по долгу службы должен был ознакомиться с рейсом подробно и поэтому очень сетовал, что наш единственный иллюминатор почти всегда закрывала вода. Меня это не смущало, поскольку я спускался в каюту только ночью.

Дизель-электроход оказался небольшой, довольно удобной греческой яхтой на сорок пассажиров, зафрахтованной для рейсов между островами. «Линой» она была названа в честь дочери владельца. Служба на «Лине» была отлажена отменно, так что капитан вышел на мостик, только когда мы отошли от Бальтры на милю. Коротко подстриженный» загорелый, в спортивных шортах и тапочках на босу ногу, он был больше похож на спасателя одесского пляжа, чем на капитана яхты, курсирующей в довольно опасном из-за подводных скал районе. «Первая высадка в Конвей-Бич, острова Санта-Крус, - сказал он, заметив, что я интересуюсь его лоцманскими заметками (он вел корабль, полагаясь на очертания берегов, почти не глядя на приборы), - спешите занять место в шлюпке».

Минут через пять шлюпка с первым десятком экскурсантов шла к берегу, шлепая плоским, как у десантной баржи, носом по мелкой крутой волне. Вот и берег. Я выпрыгнул, придерживая рукой фотоаппарат, и быстро пошел вдоль берега, постепенно уходя в глубь острова. Первое впечатление от встречи с Галапагосами хотелось получить в одиночестве. Когда за спиной стихли голоса, я остановился и посмотрел вокруг. Странное это было место. Под ногами желтовато-красный, мокрый от недавнего прилива песок со множеством следов - птичьих лап. Песок обрамляли похожие на пролившийся чугун языки как будто вчера застывшей лавы. Цепляясь за ее пористую поверхность, стояли кусты, серо-белые, без единого листа. За ними поднимался зеленый лес высоких, трехметровых кактусов. Кактусы показались еще выше от того, что росли на склоне холма. Если бы не яркое солнце, могло показаться, что я очутился среди декораций к пьесе о царстве злых волшебников. К мистерии новизны окружавшего меня пейзажа вдруг прибавилось ощущение, что кто-то на меня пристально смотрит. Я внимательно оглядел стволы кактусов (это были именно стволы, так как толстые сочные листья начинали расти на высоте метра - двух) и неожиданно заметил двух коз. Они стояли неподвижно боком ко мне и, повернув головы, смотрели, как, наверное, смотрят только козы. Бурая гладкая шерсть блестела на солнце. Я сделал резкое движение, потянувшись за аппаратом, и они, рванув с места, исчезли в зарослях, словно лесные духи.

- Совсем не похожи на домашних, правда? - сказал кто-то за спиной. Я обернулся. Это был Хосе, высокий, смуглолицый эквадорец, с прямыми, зачесанными назад волосами. Перед окончанием биологического факультета он решил подработать во время каникул, собрать материал для диплома и поближе познакомиться с обитателями островов. Нанявшись на «Лину» гидом, он обошел архипелаг вдоль и поперек и знал здесь решительно все. Во всяком случае мне так показалось. Мы познакомились во время перехода. Узнав, что я собираюсь писать об островах, он проникся симпатией и не покидал меня в течение всего путешествия.

- Не похожи, - согласился я.

- Вот что значит дикая природа, борьба за жизнь. А завезли их сюда обыкновенными домашними козами. Теперь это самый большой вредитель на островах. Но ты еще услышишь о них, а теперь пойдем наверх, а то ты так и простоишь здесь, - предложил Хосе.

С его помощью каждая деталь пейзажа приобрела свое точное название. Серо-голубые кусты без листьев оказались деревом пало-санто - по-испански «святое дерево». Его сломанная ветка пахнет ладаном. Пало-санто не распускает листьев, экономя влагу. Недостающий кислород захватывает прямо из воздуха отростками корней. Множество отростков выглядывало из-под утрамбованной морскими приливами поверхности песка. Высокие гладкие стволы кактусов стали такими из-за наземных игуан, которые лакомятся их листьями. Естественно, выживали только те растения, которые смогли поднять «кроны» на недосягаемую для них высоту.

- Теперь смотри внимательно, - сказал Хосе, показывая на дерево метрах в пяти от нас. На дереве небольшая птаха, похожая на нашего воробья, деловито разглядывала изъеденную червями поверхность ветки. Заметив, что я не нахожу ничего странного в поведении птицы, он пояснил: «Знаменитый дарвинский зяблик. Единственное в мире пернатое, которое использует «орудие труда» для добычи пищи».

Птаха тем временем продолжала исследовать ветку и наконец нашла то, что искала. Она попробовала достать червя из глубокой бороздки, но клюв оказался слишком короток и толст. Нисколько не смущаясь неудачей, зяблик быстро перелетел на кактус, отломил клювом острый шип и вернулся на прежнее место. Теперь он стал энергично ковырять в отверстии шипом. Чтобы достать червяка, ему потребовалось не более десяти секунд. Он бросил шип, подхватил червяка и был таков.

- Ну вот, одно чудо природы ты уже видел, - сказал Хосе, - хотя зябликов на этом острове много, но полную «процедуру» добычи питания не всегда увидишь. А теперь пойдем поищем игуану, - сказал он.

Игуану мы нашли довольно быстро. В спрессованном песке было несколько нор, похожих на барсучьи. Неподалеку от одной из них притаилась игуана. Пока я наблюдал за ней, мне вспомнилось название одной из статей о Галапагосах - «В краю драконов». С фотографии, иллюстрирующей статью, смотрело свирепое чудовище. Плотно сжатые челюсти, покрытая чешуей морда, безразличный холодный взгляд маленьких глаз и устрашающие костные наросты на загривке и голове. Игуаны, внешне действительно похожие на драконов (их, кстати, часто используют в фантастических фильмах на этих ролях, снимая с близкого расстояния), на самом деле большие добрячки. В Центральной Америке мне приходилось видеть игуан и большего размера - свыше 80 сантиметров в длину. Вероятно, и на острова их принесло на каком-нибудь дереве, сорванном ураганом с побережья континента.

- Если хочешь сделать снимок, не приближайся к ней, - посоветовал Хосе. - Раньше они никого не боялись, а теперь дикие козы часто тревожат их.

Я медленно подошел к игуане. Она терпеливо позировала некоторое время. Потом я, видимо, начал раздражать ее. Неосторожное движение - и она быстро побежала прочь, смешно крутя всеми четырьмя лапами. Еще долго был слышен ее сердитый топот. Я подумал, что она больше не вернется, и начал перезаряжать фотоаппарат. Но я явно недооценил любопытство этого забавного пресмыкающегося. Через некоторое время она появилась снова. Медленно приблизилась и, склонив набок голову, стала рассматривать желтую картонную коробочку из-под пленки. Хосе сорвал цветок кактуса и протянул его игуане. Она осторожно взяла цветок и с видимым удовольствием съела. Цветы кактуса - их лакомое блюдо, поэтому они неравнодушны ко всему желтому...

Хотя все устали от впечатлений первого дня, никто не хотел уходить из уютной кают-компании допоздна. Писали открытки знакомым, рассказывали друг другу истории... Я приводил в порядок записи дневника и прислушивался к разговору супружеской пары англичан с американцем из Лос-Анджелеса.

Джон, как звали мужа, врач по профессии, воевал в Нормандии во время второй мировой войны в армии Монтгомери. Дорис, его жена, была в той же армии санитаркой. Они вспоминали всякие смешные истории о том, как Джона ловил патруль, когда он пытался проникнуть к Дорис в женский барак. Американец тоже воевал, как он выразился, «на каблуке итальянского сапога». Они веселили себя разглядыванием группы туристов из ФРГ, прикидывая, кем они могли быть во время войны. Заметив, что я закончил писать, американец обратился ко мне: «А вы откуда будете?» «Из СССР», - сказал я. «О-о-о!» - сказал он. С этого момента не проходило и часа, чтобы кто-нибудь из пассажиров «Лины» не подходил ко мне и не говорил: «Очень рад, я впервые вижу русского». Или: «...я был в вашей стране, я очень рад видеть русского». Неприятных вопросов не задавали, но нелепые для людей достаточно образованных были. «Скажите, за работу вы получаете деньги или боны?» - «Деньги». - «Вы можете их тратить на что угодно или государство регламентирует?» - «На что угодно». - «Можно купить автомобиль?» - «Можно». Сначала я пытался объяснить разницу между личной собственностью и частной, а потом решил упростить задачу - отсылал задававших вопросы к тем, кто уже был в Советском Союзе, благо среди пассажиров их было трое.

МСТИТЕЛЬНЫЙ ТЮЛЕНЬ И ВОЗДУШНЫЕ АКРОБАТЫ

Мы встретили утро у Бартоломе, небольшого островка, примечательностью которого была вертикально торчащая из воды скала. В Крыму ее назвали бы «чертов палец», а здесь она не имела названия, зато служила приметой небольшой закрытой гавани с желтым мелким песком. Всех желающих искупаться утром привезли на остров. «Вот она, шикарная жизнь! Купаешься себе на экваторе, когда у нас зима», - вспомнил я разговор с одним из моих приятелей в Москве, подыскивая безопасное место для фотоаппаратов. Я не стал объяснять, что в Лиме, где я работал, из-за холодного течения вода в океане круглый год примерно такой же температуры, как в Москве-реке в конце марта...

Вот почему я был благодарен капитану «Лины» за эту неожиданную возможность. Вода в заливчике была ласковой и теплой, песок еще не успел накалиться, а солнце, несмотря на ранний час, припекало. «Что я могу рассказать об этом острове?» - подумал я, стараясь запомнить всю картинку до мелочей. Впереди совершенно ровный горизонт океана, неподвижная на якоре «Лина А», немного левее - «чертов палец», опять ровная линия воды, крутая твердь гранита островка, нависающая над песком берега. Вдруг под скалой что-то зашевелилось, и из-под вылизанного в камне водой карнизика, который я сначала не заметил, соскользнул по песку, как по снежной горке, тюлень. Я знал, что достопримечательность Галапагосов состоит в необычном разнообразии животного мира: здесь уживаются рядом жители Арктики - тюлени, холодной Антарктики - пингвины, тропические розовые фламинго... Ждал встречи с ними и все-таки оказался не подготовленным к неожиданному появлению тюленя на песке островка, в каких-нибудь пяти милях от экватора.

Подхватив фотоаппарат, я побежал вдоль кромки воды к тюленю. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, совсем молодой и потому желтый. Не отдавая себе отчета, в том что желтое пятно на желтом песке получится на черно-белой пленке без нужного контраста, я начал фотографировать его, боясь, что он улизнет в воду. Но тюлень продолжал лежать неподвижно. Тут я заметил, что мухи облепили ему глаза, и подумал, что, может быть, он болен и не в силах добраться до воды. «Снесу-ка я его в воду», - решил я и протянул к нему руки. Он быстро вскочил на передние ласты и, распушив усы, зашипел по-кошачьи. Я отпрыгнул. Тюлень тут же плюхнулся на песок и закрыл глаза. Что делать? Жаль, если сдохнет от этой жары. Я зачерпнул пригоршню воды и плеснул на тюленя. Он открыл глаза и пополз, толкая морду по песку. Два метра, отделявшие его от воды, он полз долго, грустно вздыхая, как тяжелобольной. Затолкав наконец половину тела в воду, пошевелил ластами, медленно перевернулся на спину, нырнул неглубоко, приподнял нос над водой, посмотрел на меня и исчез. Я почувствовал себя бойскаутом, сделавшим одно доброе дело в этот день, и тут же забыл о тюлене, когда Стен предложил мне свою маску и ласты.

Тропический подводный мир открылся мне впервые. Впечатление было такое, как будто я рассматривал специально подобранные диковинные экземпляры рыб в аквариуме, только для аквариума рыбы были довольно большими. Серо-перламутровые, ярко-синие с длинными, как ленты, желтыми хвостами... Вот серая погналась за ярко-синей. Синяя уходила от погони не очень быстро, даже лениво. Потом резко остановилась и развернула свой ярко-желтый хвост. Серая рыба отпрянула, напугавшись. Я приподнял голову и увидел, что прямо на меня, как самолет в лобовой атаке, плывет тюлень. Собственно, тогда я не понял, что это тюлень. Просто увидел морду животного. Я стремительно нырнул под него. Он мазнул меня по спине и, резко развернувшись, выскочил на поверхность метрах в десяти. К эрэму моменту я уже стоял на ногах по грудь в воде, стараясь откашляться от набравшейся в горло соленой воды. Тюлень высунул из воды голову и несколько раз тявкнул. В переводе на русский язык это, наверное, означало: «Вот так-то. Не будешь беспокоить отдыхающих тюленей!»

«Лина» пересекла экватор в 11 часов 23 минуты. Буйных празднеств с купанием в бочках и обливанием водой по этому поводу не устраивали. Подобные эмоции были бы не по возрасту большинству пассажиров. Вместо этого в кают-компанию пришли переодетые в нептунов матросы и аккуратно вымазали носы пассажиров сладким розовым кремом. Каждый расправился со своей порцией по-своему: кто съел, а кто смыл.

Во второй половине дня мы высадились на острове Дженовеза. Лучше было бы называть его на английский манер Тауэр (башня), так как остров представляет собой высокий вулкан. С одной стороны он размыт, и «Лина» беспрепятственно вошла в кратер. На картах он называется заливом Дарвина.

Для тех кто знаком с нашими колониями птиц на скалистом Севере, высадка на Дженовезе не была бы сюрпризом, хотя здесь все было несколько иначе. Колония птиц заняла пологую часть берега. Гнезда разместились на низких редких кустах и под ними, прямо на застывшей лаве. Красноногие и синеногие бакланы, желтоносые альбатросы и красногрудые фрегаты жили вперемешку, не мешая друг другу. Все они не обращали никакого внимания на людей. Их можно было рассматривать и фотографировать с любого расстояния. В этом и заключается еще одно преимущество природной лаборатории на Галапагосских островах. Для животного мира понятия «человек-враг» не существует. Птицы и животные ведут себя совершенно естественно в присутствии наблюдателя, и за короткий срок здесь можно увидеть гораздо больше, чем на континенте.

Я мог бы рассказать и о красноногих и синеногих бакланах, которых иногда называют «птица-клоун» за то, что они смешно показывают своим подругам ноги перед свадьбой, и о желтоносых альбатросах, выбивающих клювом, как на ксилофоне, песни любви, но, следуя старой журналистской традиции писать в первую очередь о том, что больше всего удивляет, расскажу о птице-фрегате.

Мне никогда не приходило в голову, что фрегатами их назвали люди, видевшие этих птиц на земле. Сидя на гнезде (впрочем, это слишком громкое название для сооружения из нескольких веточек кустарника), фрегаты - будущие папы раздувают большой ярко-красный мешок на груди и становятся похожими на черный кораблик под красным парусом. «Сейчас мешок не имеет большого значения, - объяснял мне Хосе, - но если бы ты видел их во время свадеб...» Самцы кладут веточки (иногда воруя их у соседей-бакланов), садятся на такое условно обозначенное гнездо и раздувают мешок. Самки в это время летают высоко в небе. Если мешок достаточно красив, садятся рядом с его обладателем. Яйцо самка фрегата откладывает одно, а высиживает его эта дружная семейная пара по очереди. С соседями - бакланами и альбатросами - в это время не ссорятся, разве только пошипят на соседа, широко открыв крючковатый клюв, когда тот приблизится слишком близко к гнезду. Но когда из яйца появляется прожорливый птенец и проблема питания выступает со всей суровостью борьбы за существование, фрегаты начинают вести себя как флибустьеры. Они парят неподалеку от острова, поджидая жирных и неповоротливых в воздухе бакланов. Если баклан несет подходящую для фрегатов рыбу, пара стремительно нападает на него. Самец хватает баклана за хвост и резко дергает вверх. Тот теряется и выпускает рыбу. Самка фрегата в это время подхватывает чужую добычу на лету. Пока Хосе рассказывал о фрегатах, я рассматривал их гнезда-прутики, птенцов, не уступающих по размерам взрослым фрегатам. Их возраст можно было определить по цвету оперения: чем старше, тем оно темнее.

Фрегаты, такие неуклюжие на земле, в воздухе настоящие акробаты. Весит фрегат граммов восемьсот, а крылья его достигают в размахе 120 сантиметров. «Смотри!» - сказал Хосе и показал вверх. Над нами, на высоте десяти метров, парил фрегат. Он слегка покачивался в воздухе, как подвешенная на нитке игрушка. Потом сложил одно крыло, почесал его клювом, поправил перья и снова выпрямил. «Ты видел что-нибудь подобное?» - воскликнул Хосе со смехом. Мне передалось его настроение: совершенство всегда радует.

Из бухты Дарвина «Лина» выходила медленно. Проход был слишком узким, а океан начинал играть волной, показывая, что не такой он тихий. Нас всех плотно накормили перед выходом и посоветовали поскорее заснуть. Пожалуй, это был лучший совет людям, не привыкшим к качке. Моряков «отвлекают» от морской болезни по-другому: работой. Экипаж работал всю ночь. Машины стучали ровно. А к утру следующего дня мы укрылись от волн в проливе между островами Фернандина и Исабела.

ЖИТЕЛЬ АНТАРКТИДЫ НА ЭКВАТОРЕ. РЫЦАРСКИЕ ПОЕДИНКИ МОРСКИХ ДРАКОНОВ

Сначала мы высадились на Фернандине. Потоки застывшей лавы показались мне здесь совсем свежими. Позже, прочтя описание островов, я узнал, что «показалось» не случайно. Фернандина оказалась действующим вулканом. Последнее извержение его было в 1965 году. Прочная на вид корка застывшей лавы угрожающе трещала, под ногами, пока мы поднимались вверх, к кратеру. Осмотрев окрестности, мы отправились на поиски пингвинов. Искали довольно долго, пока не натолкнулись на два яйца в расщелине лавы. Худой, маленький пингвин оказался рядом. Он озабоченно крутился поблизости, пока Хосе записывал в книжку место нахождения гнезда. «Пингвинов в этом году совсем мало. Теплое течение сейчас сильнее. Вода теплее обычного, - рыба уходит, питаться нечем», - объяснял Хосе по дороге к шлюпке.

Мы отправились на мыс Эспиноса. Только теперь я понял, насколько глаза истосковались по сочной зеленой листве. Зеленая яркая рощица низкорослых деревьев показалась лесом. Наверное, такое же чувство радости вызывали зеленые листья и у моряков. Есть много рассказов о том, как, завидев зеленые деревья на берегу, моряки бросались к ним, искали долгожданную пресную воду, хоть ручеек. В те романтические времена деревянных парусников, когда крепкий ветер означал движение, а зеленые ветви на затерявшемся в океане острове - спасительную влагу, не одно железное сердце охватывали тоска и отчаяние, когда в зеленой роще не находили ни капли пресной воды. Откуда им было знать, что это дерево приспособилось питаться соленой водой океана? Вот когда им приходила мысль о злых духах, а название островов - Волшебные - звучало как Заколдованные.

Нас проблема пресной воды не волновала, и поэтому все, что мы увидели на мысе Эспиноса, казалось идиллией.

Основной целью высадки на мысе Эспиноса были морские игуаны. Они занимали почти всю кромку берега. Лежали неподвижно, повернув головы в сторону солнца, будто совершали какой-то неизвестный обряд в честь светила. На западе теперь мода на^ пресмыкающихся. Вместо кошек и собак с маникюром заводят экзотических змей, ящериц и даже крокодилов. Пытались приручить и морских игуан (хотя приобретать их хлопотно: морские игуаны живут только на Галапагосских островах). Но все было напрасно: они не выживали ни в одном зоопарке, не то что в частном доме.

Я знал все это и потому смотрел на «редкость» особенно внимательно. Хотя, признаться, зрелище было не из приятных. Нетрудно было заметить, что большие группы игуан держатся обособленно одна от другой. На возвышенном месте, как правило, лежал самец (они заметно крупнее самок), охраняя территорию. Стоило самцу из другой группы приблизиться к гарему, как вожак выходил навстречу. Подобно древним рыцарям, он церемонно кивал головой, как бы приглашая соперника на поединок. Судя по их свирепому виду, можно было ожидать кровавой стычки. Однако из трех одновременно происходивших на берегу церемоний вызова «на дуэль» состоялась только одна. Два претендента бежали, не вступив в драку. «Свирепые» игуаны сражались довольно условно: они бодались, стараясь вытолкнуть друг друга с территории. Бодались долго. Минут через сорок, перед самым отходом шлюпки с острова, я снова вернулся к ним. «Дуэль» все еще продолжалась.

Поскольку морские игуаны действительно большая редкость и мало изучены, я скажу о них еще несколько слов.

Ученые считают, что морские игуаны эволюционировали от земных. Они приспособились пить соленую воду. Ян Тортон, английский ученый, полагает, что игуаны снижают количество соли в воде при помощи специальных желез: опресненная вода остается, а пересоленную выбрасывают через ноздри на расстояние около полуметра. Это, кстати, придает им еще большее сходство с драконами. Питаются игуаны водорослями. Хорошо плавают, передвигаясь в воде при помощи длинного хвоста. Хорошо ныряют, оставаясь под водой долгое время. Дарвин провел с ними такой опыт: привязал игуану к камню и опустил на дно. Через час вынутая игуана не проявила никаких признаков беспокойства. Природа снабдила игуан и какими-то механизмами ориентации. Когда их относили далеко от места их постоянного пребывания и отпускали, игуаны безошибочно находили дорогу назад. По всей видимости, они не знают врагов, кроме акул, не прячутся они и от галапагосского сокола, который охотится за ними на земле. Игуаны холоднокровные, но в отличие от других холоднокровных их поведение мало зависит от температуры тела. Замечено, что они боятся перегрева. Когда солнце в зените, игуаны поворачиваются к нему так, чтобы нагревалась как можно меньшая поверхность тела. Ночью они сохраняют температуру, прижавшись к нагретым за день камням.