Заключение

Характерной особенностью способа производства у австралийских аборигенов являлось его единообразие в основе своей по всему континенту. По-видимому, он был мало связан с условиями окружающей среды, которые на такой огромной территории, как Австралия, конечно, варьировали. Так, мы увидели, что собственность на землю была, по существу одинаковой и неизменно определялась отношениями "владелец"/"управляющий" вне зависимости от того, происходило это на тропическом побережье Арнемленда со сменой "влажных" и "сухих" периодов или в местах расселения аранда, приближающихся к условиям пустыни. Такое положение являет собой заметный контраст по сравнению с изменчивостью, обнаруживаемой в других районах мира, например у индейцев Северной Америки или даже только на территории США, равной по площади Австралии.

Как же можно объяснить подобное единообразие? На этот вопрос нет простого ответа, но один важный, по моему мнению, фактор состоит в том, что общественное производство здесь не создавало прибавочного продукта, и в результате общественное разделение труда только зарождалось. Несомненно, что решающее значение имело именно отсутствие средств реализации любого созданного прибавочного продукта, ведь в противном случае это могло бы привести к разнообразным вариантам его реализации, таким, скажем, как у папуасов и меланезийцев⁶⁹⁵.

Одна из особенностей подобного отсутствия прибавочного продукта состояла в том, что способ производства сдерживался или ограничивался биологическими факторами. Было бы неверно утверждать, что способ производства определялся биологическими факторами. Само по себе это было бы равносильно отрицанию существования самого способа производства у австралийских аборигенов, тем самым ставя их общество на один уровень с "обществами" некоторых высших животных.

В конечном счете - хотя и не будучи определяющими факторами - биологические параметры устанавливали границы размера локальной группы. При численности ниже определенного минимума она бы постоянно подвергалась угрозе вымирания вследствие воздействия случайных демографических факторов. Если же численность локальной группы начинала превышать определенное число, то все труднее становилось управлять использованием ее земельных ресурсов. Особенно затруднялись согласованные действия старейшин, которые в нужный момент могли оказаться в разных местах территории, осваиваемой, по определению Р. Джонса, в течение "годового хозяйственного цикла". Локальная группа состояла из одного, иногда двух, и, в крайнем случае - трех патрилиниждей, насчитывающих по три поколения⁶⁹⁶.

Аналогично, размер объединения локальных групп ("лингвистического племени") в конечном итоге в значительной степени устанавливался биологическими факторами. Для охоты и собирательства аборигенам нужно было хорошо знать местность, где они будут добывать пищу, и естественно, что их познания ограничивались лишь определенным участком территории. Кроме того, нельзя игнорировать и географические особенности, которые также устанавливали пределы⁶⁹⁷ объединению локальных групп.

Сомнительно, что в течение одного года один абориген мог побывать и пожить на земле всех локальных групп, входящих в его объединение. Но в то же время, несомненно, происходило значительное количество личных контактов, которые вели к определенному единообразию языка или к существованию взаимопонятных диалектов внутри этого объединения. При этих личных контактах развивались социально-экономические отношения между локальными группами, включая брак и инициацию.

Традиционные обряды, ритуалы, обычаи аборигенов могут показаться наблюдателю странными, он увидит, что они в значительной степени связаны с плодородием природы и плодовитостью человека, с необходимостью поддержания общества на определенном уровне. М. Меггит⁶⁹⁸ выразил это следующим образом:

"(Их космогония. - Ф. Р.) рассматривала человека, общество и природу как взаимосвязанные и взаимодействующие элементы большого функционально интегрированного целого. Согласно верованиям аборигенов, каждая составляющая в этой системе стремилась поддерживать себя для блага других составляющих и тем самым содействовала функционированию системы в целом".

Здесь правомерно замечание относительно выражений "плодовитость человека" и "плодородие природы". При использовании этих двух выражений напрашивается вывод, что мы имеем здесь дело с двумя различными и не связанными или по крайней мере слабо связанными явлениями или представлениями. Но на основе гипотезы Фриша о "критической полноте"⁶⁹⁹ можно убедительно доказать, что в традиционном охотничье-собирательском обществе, подобном преобладавшему в Австралии, была прямая взаимосвязь между плодовитостью человека (то есть женщины) и плодородием природы.

При традиционных условиях женщина в период между первой менструацией и наступлением менопаузы обычно была либо беременна, либо кормила ребенка грудью⁷⁰⁰. Деятельный образ жизни женщины-собирательницы обычно способствовал сокращению полноты ее тела, а кормление ребенка грудью оказывало еще большее влияние на этот процесс, что в совокупности, вероятно, приводило ее к такому состоянию, когда беременность становилась маловероятной. Если это было неблагоприятное время года, то есть природа была малоплодородной, полнота тела женщины еще больше сокращалась и переходила критическую черту, ниже которой беременность уже, по-видимому, невозможна. С другой стороны, в благоприятное время года, когда было много упитанных животных, а также изобиловала растительная углеводосодержащая пища, уровень полноты женщины мог значительно повыситься, даже при кормлении ребенка грудью, и превзойти критическую черту, в результате чего женщина потенциально могла забеременеть. В этой связи интересно отметить, что в сознании самих аборигенов нет четкой черты, которую приводит этнограф между плодовитостью человека и плодородием природы⁷⁰¹.

Идеологическое содержание необходимости поддержания общества на определенном уровне, в какой бы форме оно ни проявлялось, не так уж странно, как может показаться на первый взгляд, поскольку это конечная цель всех обществ - классовых и бесклассовых. И конечно, мы, в наших "современных" обществах, имеем столько же обычаев, мифов и обрядов, как и аборигены, для достижения этой цели.

Общественная надстройка - это одно, а способ производства, на котором она возвышается, - это другое явление. Идеология как часть надстройки одной из своих сторон выражает необходимость поддержания существующего положения, но именно способ производства осуществляет его на практике и проявляется во взаимосвязанных материальных путях достижения этой цели.

В предыдущих главах различные производительные силы и производственные отношения рассматривались по отдельности. Это было логически необходимо, но в результате могло создаться впечатление, что каждое явление существует и функционирует независимо от других, хотя с самого начала было ясно, что во многом они накладываются друг на друга. Так, нельзя понять особенности семьи аборигенов без связи ее с локальной группой, инициация теряет смысл вне связи с семьей и так далее.

К. Маркс постоянно подчеркивал диалектическое единство производительных сил и производственных отношений в способе производства. В этой заключительной главе мы попытаемся рассмотреть эти явления как единое целое и представить традиционный способ производства у австралийских аборигенов как такое единое явление с рациональным стремлением к поддержанию присущего ему статуса-кво.

Индивидуум был прежде всего связан со своей локальной группой. Его отношение к другим локальным группам было противоречивым по следующим причинам. С одной стороны, необходимо было сотрудничество и взаимопомощь, чтобы, во-первых, его группа могла пользоваться землей других групп, то есть их основным средством производства, и, во-вторых, что не менее важно, связи с другими локальными группами были важны для производства не только пищи, но также - в отношении женщин - для воссоздания самой производительной силы - человека. С другой стороны, не существовало централизованной власти на уровне более высоком, чем сама локальная группа; все прочие локальные группы считались "чужаками", чьи действия были непредсказуемыми, а потому потенциально опасными - ведь они могли причинить вред той локальной группе, к которой принадлежал абориген.

Поскольку авторы ранних работ об аборигенах даже не знали о существовании локальной группы или в лучшем случае имели о ней лишь смутное представление⁷⁰² и, кроме того, поскольку авторы некоторых современных работ считают, что локальная группа только регулировала заключение браков, ее решающая и разносторонняя роль в производственных отношениях обычно недооценивалась.

Что касается браков австралийских аборигенов, то обычно их изображали как прямой или непрямой взаимообмен между локальными группами, например обмен племянницами⁷⁰³. К. Леви-Строс пошел дальше, приняв как постулат, что матрилатеральный кросс-кузенный брак обеспечивал максимальное обращение женщин - дефицитного товара в традиционном обществе⁷⁰⁴. Но слабость этих гипотез состояла в том, что все они рассматривали женщину лишь как объект противоположного пола.

В противоположность подобным взглядам здесь выдвинут тезис, что женщина наравне с мужчиной рассматривалась в традиционном обществе аборигенов не только как объект противоположного пола, но и как экономический субъект, как производитель растительной пищи, игравшей большую роль в рационе аборигенов, а также выступала воссоздателем основной производительной силы - мужчин (и женщин).

Принятие этого положения дает возможность рассматривать брак и семью в связи, как я полагаю, с другими производственными отношениями.

Здесь нет нужды повторять анализ и обсуждение различных социальных групп, институтов и так далее, которые в конкретной форме выражают в себе производственные отношения, достаточно лишь перечислить их:

1. Естественное разделение труда в соответствии с возрастом и полом;
2. семья;
3. локальная группа;
4. объединение локальных групп;
5. производственная группа и связанные с ней производственные (и распределительные) отношения;
6. инициация, то есть обучение и подготовка молодежи, как юношей, так и девушек;
7. собственность на землю, проявляющаяся не как отношение групп людей к главному средству производства, а как отношения между группами, связанные с использованием земли;
8. институт, в результате действия которого инициированный мужчина "служит" для получения жены, то есть имеет экономические обязанности по отношению к семье, согласившейся дать ему со временем жену (жен).

Чтобы проиллюстрировать гибкую взаимосвязь различных форм производственных отношений, мы снова обратимся к двум семьям во главе с аборигенами (4) и (7)⁷⁰⁵. Прежде всего, необходимо отметить, что вскоре после того, как я последний раз встретил их в сентябре 1941 г., (4) "украл" девочку (VI)⁷⁰⁶ и поселился отдельно от своего брата и семьи тестя. При таком положении вещей в конце сентября 1941 г. наблюдалась следующая ситуация:

Практически теперь оба мужчины имели по три жены, так как (IX) не жила в семье (7), хотя ее сын (9) жил с ним. Вскоре женщина (IX) умерла.

С двумя оговорками эти две семьи можно было бы рассматривать как полноценные полигинные объединения. Оговорки следующие. Во-первых, мужчин нельзя считать типичными главами полигинных семей, так как их возраст меньше средних 42 лет. Во-вторых, в случае с семьей аборигена (4) отсутствует жена в важном детородном периоде 20-27 лет, когда женщины особенно нуждались в помощи коллектива других жен.

Давайте допустим, что в течение 12 лет семья аборигена (4) оставалась бы стабильной, что он не получил новых жен и не потерял прежних в результате их "похищения" или смерти. К этому времени (4) было бы 42 года, (V) и (VI) - 22 года, а (VIII) - 43 года. В этом случае перед нами была бы типичная полигинная семья: мужчина 42 лет, старшая жена 43 лет и две молодые жены в важном возрастном промежутке 20-27 лет. Но в этой семье не было бы жен, проходящих обучение, - девочек, не достигших половой зрелости.

Допустим также, что через 5 лет и семья аборигена (7) осталась бы стабильной. К этому времени (7) было бы 42 года, (III) - 18 лет, (IV) - 28 лет и (VII) - 16. Здесь снова перед нами старшая жена, миновавшая критический период 20-27 лет, и две молодые жены, которые скоро вступят в этот период. В этой семье также отсутствовали бы молодые жены-девочки, не достигшие половой зрелости и проходившие обучение.

К тому времени, когда мужчины (4) и (7) достигли 42 лет (допуская, что они не потеряли бы жен в результате "кражи" или смерти и не приобрели новых), они являлись бы опытными главами семейств, пользующимися большим влиянием и уважением в обществе. Все их жены достигли бы детородного возраста (или оставались в нем), и все они имели бы одного, а (VIII) и (IV), возможно, двух детей. К этому времени все их потомство, жившее с ними в 1941 г., то есть мальчики (5), (6), (8) и (9), покинуло бы свои семьи для прохождения инициации под руководством других мужчин, принадлежащих к противоположной половине⁷⁰⁷.

Но к моменту достижения 42-летнего возраста мужчины, как (4), так и (7), уже миновали бы пик своей наивысшей охотничьей продуктивности, и если бы их семьи вынуждены были полагаться лишь на мясо, добытое этими мужчинами, они не смогли бы выжить. С другой стороны, большинство их жен достигло бы к этому времени наибольшей продуктивности как собирательницы, и это обеспечивало бы гарантированное поступление растительной пищи в свои семьи.

Этот недостаток в обеспечении животной пищей соответствующих семей (или производственных групп, в которых они жили бы) компенсировался институтом инициации и практикой "службы" молодого инициированного мужчины для получения жен (и мальчиков, подлежащих инициации).

Ко времени достижения 42-летнего возраста аборигенами (4) и (7) они стали бы старейшинами в своих локальных группах и уважаемыми членами в объединении локальных групп. Следовательно, их рассматривали бы как желательных наставников инициируемых юношей из локальных групп, принадлежащих к противоположной патрилинейной половине. Окончательное решение о распределении инициируемых принимали бы не аборигены (4) или (7) единолично, но вместе со своей локальной группой, и в частности с коллективом ее старейшин. Также было вполне возможно, что к 42 годам они получат и новых жен. Но исходя из ситуации, сложившейся в 1941 г., в новых женах не было явной необходимости, так как вклад женщин в хозяйственную жизнь их семей казался обеспеченным. Если бы эта локальная группа приобрела молодых девушек, то есть элементы основной производительной силы, для обучения их обязанностям жены, то получили бы их другие мужчины при условии, что эти мужчины имели старших жен, которые могли обучать девочек.

Юноши, которых мужчины (4) и (7) получали бы для проведения инициации, могли вносить значительный вклад в производство до 17-18 лет, когда завершался первый этап инициации. Но главный вклад в добычу животной пищи, разрешающий проблему обеспечения соответствующих семей (и одновременно производственной группы), вносили бы молодые инициированные мужчины, "служащие" для получения жен (и/или мальчиков, подлежащих инициации). В 1941 г. (4) и (7) с уверенностью могли рассчитывать, что к тому времени, когда им будет по 42 года, их жены родят несколько детей, как мальчиков, так и девочек, и каждая из них будет потенциально обеспечивать добавление животной пищи в результате "службы" за них молодых инициированных мужчин из локальной группы, принадлежащей к противоположной патрилинейной половине.

Распределение в 1941 г. или в последующие годы этих потенциальных сыновей и дочерей проводилось бы не по единоличному решению отцов (4) и (7), а старейшинами локальной группы в целом, причем эти вопросы, несомненно, обсуждались бы и со старейшинами локальных групп противоположной половины, выступавшими в качестве партнера. Конечно, это не было бы случайным распределением - оно проводилось бы с учетом будущего положения, принималось бы во внимание, с какими локальными группами из противоположной половины надо установить или укрепить связи. Несомненно, непосредственные выгоды сопоставлялись с будущими обязанностями, и наоборот.

Важное значение имел учет того влияния, которое такое распределение оказывало бы в будущем на предоставление земли данной локальной группы в пользование другим в результате действия института "владелец"/ "управляющий" при передаче жен в другую группу. И наоборот, локальная группа приобретала бы право пользоваться территорией других групп после получения от них жен.

В этой связи интересно отметить, что родная сестра аборигенов (4) и (7)⁷⁰⁸ была замужем за мужчиной из локальной группы с северо-запада Грут-Айленда, а одна из жен аборигена (4) тоже происходила из этой локальной группы⁷⁰⁹. Кроме того, четыре сына аборигенов (4) и (7) в 1941 г. уже были обещаны в ученики для прохождения инициации мужчинам из той же локальной группы⁷¹⁰.

Это вполне очевидное желание локальной группы, к которой принадлежали мужчины (4) и (7), установить или укрепить отношения с локальной группой с северо-запада острова становится понятным, если принять во внимание, что на территории этой последней группы находилось несколько защищенных заливов, где можно было охотиться на дюгоней.

Пример с аборигенами (4) и (7), основывающийся на состоянии их семей в сентябре 1941 г. и их дальнейшем потенциальном развитии, был так детально рассмотрен, во-первых, потому, что он касается положения, которое можно еще считать практически традиционным, и, во-вторых, потому, что он показывает тип планирования, необходимого для поддержания существующего положения, в частности локальной группы, и в то же время жизнеспособности семей во главе с аборигенами (4) и (7). При планировании необходимо было принимать во внимание все вопросы, упомянутые выше, которые в конкретном виде выражали отношения производства и распределения.

Вопрос о планировании аборигенами будущего большинство авторов сводят к рассмотрению, запасали или нет аборигены пищу на завтрашний день. Постановка вопроса таким примитивным образом в действительности равносильна пренебрежению умственными способностями аборигенов, и в то же время она показывает неосведомленность авторов в отношении того, что способствовало поддержанию функционирования общества аборигенов. И если предусмотрительность в запасании пищи ограничивалась парой дней, то планирование развития общества простиралось на годы, если не на десятилетия. Кроме того, оно осуществлялось внутри сложной системы производственных отношений и связанных с ними институтов. Такое планирование касалось многочисленных непредсказуемых параметров: например, выживут ли дети, которых родит женщина в обозримом будущем, и сыграют ли они, таким образом, свою важную роль в обеспечении группы пищей; сдержат ли обещания локальные группы, с которыми заключены различные соглашения; каковы будут пагубные последствия неблагоприятных периодов и т. д. Все это были вопросы, в решении которых, конечно, определяющее значение имел многолетний опыт, и поэтому понятно уважение, проявлявшееся по отношению к мнениям старейшин.

Итак, одной из особенностей, присущих аборигенам, на которую не обращали серьезного внимания, являлось их предвидение и планирование, необходимые для регулирования общества, с тем чтобы поддерживать существующий традиционный способ производства. Другая характерная черта их общества, которую исследователи также игнорировали, состояла в неотъемлемой связи обучения молодежи обоих полов с общественной жизнью, в большом значении, придаваемом этой интеграции аборигенами. Здесь мы опять столкнулись с гносеологической проблемой и этноцентризмом наблюдателей, мешавшим им признать, что эти человеческие свойства были так же необходимы в охотничье-собирательском обществе, как и в их собственном.

Исследователи не проявляют желания разрабатывать эти последние вопросы; с 1960-х годов, когда сами аборигены вышли на арену политической борьбы, они все более критикуют этнографов за непонимание их проблем⁷¹¹. Отчасти непонимание происходит из неспособности этнографов осознать, что аборигены при традиционных условиях обладали всеми свойствами, присущими человеку, подобно самим этнографам, хотя институты, через которые эти свойства проявлялись, совершенно отличались от институтов, известных этнографам по их обществу. Здесь мы упомянули лишь две важных черты - способность аборигенов при традиционных условиях к долгосрочному планированию, направленному на поддержание общества, и признаваемую ими важность обучения подрастающего поколения и создания необходимых институтов или процедур для достижения цели - но этот перечень можно легко продолжить.

Из обсуждения в предыдущих главах, где рассматривались институты, через которые проявлялись производственные (и распределительные) отношения, становится ясно, что устанавливались формальные отношения одной локальной группы с другой или другими локальными группами, принадлежащими к противоположной патрилинейной (названной или неназванной) половине, например, в результате брака, инициации, отношений "владелец"/ "управляющий". Но очевидно, что такие формальные отношения не устанавливались между локальными группами, принадлежащими к одной и той же патрилинейной половине.

Это тем более удивительно, что очевидно существование необходимости в таких формальных регулятивных отношениях между локальными группами в одной и той же патрилинейной половине. Конкретным примером такой потребности могут служить десять случаев намеренного убийства, отмеченные выше⁷¹². Все они были связаны с конфликтами из-за женщин. Но из этих 10 убийств 6 были осуществлены мужчинами, принадлежавшими к той же половине (хотя, как уже упоминалось, не к той же локальной группе), что и жертва; три убийства были сделаны людьми из другой половины; десятый случай остался неясным.

Нам нет необходимости освещать проблему отсутствия формальных регулирующих механизмов между локальными группами в одной и той же патрилинейной половине, так как это, в сущности, один из аспектов социогенеза австралийцев, рассмотренный в других работах⁷¹³ и не входящий в задачи данного исследования.

Другая проблема, являющаяся естественным следствием первой, заключается в том, какие свои потенциальные возможности развивало общество аборигенов для предотвращения конфликтов между локальными группами, принадлежащими к одной и той же половине, которые в конечном счете могли привести к убийству. Хотя эта проблема представляет как местный, так и всеобщий исторический интерес, ее рассмотрение также не входит в задачи данной работы. Тем не менее тот факт, что отсутствовала центральная власть на более высоком уровне, чем локальная группа, способствовал развитию таких конфликтов, и, возможно, установление централизованной власти на уровне более высоком, чем локальная группа, то есть на "племенном" уровне, привело бы по крайней мере к сведению подобных конфликтов к минимуму. В то же время такая централизованная власть подвергла бы отношения между локальными группами противоположной половины чрезмерной регламентации. Конечно, это лишь теоретические рассуждения, и, во всяком случае, вторжение английских колонизаторов оборвало возможное дальнейшее развитие.

По причинам, отмеченным во введении, вопросы о надстройке в обществе аборигенов упоминались лишь случайно, в связи с другими явлениями и не подвергались специальному детальному исследованию. Однако здесь необходимо привести некоторые соображения⁷¹⁴ о родственной организации и отражении ее во взаимоотношениях между отдельными лицами или группами лиц, характерных для общества аборигенов.

Прежде всего надо повторить очевидное утверждение, что классификация родства у аборигенов и организация систем родства представляли собой кодификационное отнесение родственников к определенным группам, причем эти кодификации существовали как идеи в умах аборигенов, хотя эти идеи в значительной степени могли быть систематизированы и объективированы.

Прошлое поколение исследователей⁷¹⁵ принимало почти как аксиому, что главная задача систем родства состояла в предписании, на каких именно женщинах может жениться данный мужчина⁷¹⁶. Но брак - это материальные отношения между мужчиной и женщиной вне зависимости от того, рассматривается он в биологическом или экономическом плане. Принятие этого положения приведет нас к неизбежному выводу, что материальные отношения определяются идеями, существующими в умах аборигенов. А это чистый философский идеализм, переворачивающий реальное соотношение вещей, и, конечно, для марксиста он неприемлем.

Если мы отвергнем это положение, то что же тогда представляет собой кодификация родственников? Как мы видели, семья (и брак) являлись одним из институтов, входившими в систему производственных отношений. В каждом конкретном случае действовала целая серия случайных обстоятельств, определявшаяся в конечном итоге субъективными соображениями определенных групп (особенно коллективами старейшин из двух локальных групп, принадлежащих к противоположным половинам). Таким образом, брак с определенной женщиной не предписывался мужчине жестко системой родства (например, женитьба на дочери дочери брата матери его матери). Кроме того, вполне вероятно, что вследствие случайных факторов такой женщины могло вообще не существовать или она не подходила для данного брака. Брак, в конечном счете, определяли те преимущества, реальные или предполагаемые, которые приобрели бы в результате такого брака локальные группы будущих жены и мужа.

Подобные соображения учитывались не только при браке, но и при функционировании других институтов, рассмотренных в данной работе. На основе этого я пришел к выводу, что классификация и систематизация родства отражали в совокупности производственные отношения в том виде, как их представляли и кодифицировали аборигены.

Системы родства аборигенов, несомненно, обнаруживали определенные правила⁷¹⁷ - и не простого характера, - заложенные в них предыдущими поколениями. Как же тогда философская необходимость, заключавшаяся в сжатой форме в этих правилах, присущих системам родства, соотносилась с философской свободой, очевидной в отдельных случаях? Здесь надо привести слова Ф. Энгельса⁷¹⁸ о законах исторического развития:

"... История делается таким образом, что конечный результат получается от столкновений множества отдельных воль, причем каждая из этих воль становится тем, чем она есть, опять-таки благодаря массе особых жизненных обстоятельств. Таким образом, имеется бесконечное количество перекрещивающихся сил, бесконечная группа параллелограммов сил, и из этого перекрещивания выходит одна равнодействующая - историческое событие. Этот результат можно опять-таки рассматривать как продукт одной силы, действующей как целое, бессознательно и безвольно. Ведь то, чего хочет один, встречает противодействие со стороны всякого другого, и в конечном результате получается нечто такое, чего никто не хотел. Таким образом, история, как она шла до сих пор, протекает подобно природному процессу и подчинена, в сущности, тем же самым законам движения. Но из того обстоятельства, что воли отдельных людей, каждый из которых хочет того, к чему его влечет физическая конституция и внешние, в конечном счете экономические, обстоятельства (или его собственные, личные или общесоциальные), что эти воли достигают не того, чего они хотят, но сливаются в нечто среднее, в одну общую равнодействующую, - из этого все же не следует заключать, что эти воли равны нулю. Наоборот, каждая воля участвует в равнодействующей и постольку включена в нее".

Системы родства не создавались каким-либо "богом из машины", чтобы аборигенам было известно, на какой женщине определенный мужчина может жениться. Но в конечном итоге они представляли собой кодификацию самими аборигенами общей суммы материальных отношений внутри общества. Тем не менее самим аборигенам вполне могло казаться (то есть представляться субъективно), что система родства действительно была дана им каким-то "богом из машины". Кроме того, существуют мифы, рассказывающие, как аборигены во Времена сновидений получили свою систему родства, считающуюся с тех пор непреложной. Но родственные организации австралийцев не являются закрытыми перманентными системами, это всегда лишь нечто приблизительное с рядом "исключений", постоянно возникающих из случайностей, которые могут быть либо субъективными, либо объективными (например, демографические смещения). Вследствие этого повторная кодификация или корректировка системы аборигенами являлись постоянным процессом⁷¹⁹.

Вернемся к цитате Ф. Энгельса, приведенной выше, и к тому факту, что в австралийских системах родства, несомненно, можно обнаружить правила. Эти правила являлись реальным выражением взаимообмена и сотрудничества, свойственных обществу аборигенов, которое, несомненно, вне зависимости 5т воли отдельных аборигенов развивалось в соответствии с законом, сформулированным Ф. Энгельсом⁷²⁰.

Поскольку в этой работе основное внимание было направлено на способ производства у аборигенов, и общественной надстройки мы касались лишь от случая к случаю, могло сложиться впечатление, что был применен чисто экономический, хотя и материалистический подход. И К. Маркс, и Ф. Энгельс всегда подчеркивали, что в конечном итоге определяющим элементом в истории является производство и воспроизводство реальной жизни.

Если же это положение искажается, когда говорят, что экономический элемент является единственным определяющим то исторический материализм превращается в бессмысленное абстрагирование. Экономические условия - способ производства - являются базисом, но различные элементы надстройки также оказывают влияние на течение истории и во многих случаях определяют его формы. Существует взаимодействие всех этих элементов в базисе и надстройке, при котором экономическое развитие в конечном итоге утверждает себя как необходимость⁷²¹.

Мы прежде всего стремились проследить не историю аборигенов, то есть развитие способа производства через промежуточные стадии начиная от низшей формы⁷²²; наша задача гораздо скромнее: показать способ производства как целое и функционирование производственных отношений, в частности в этнографической современности у австралийских аборигенов. Но мы, конечно, не отрицаем, например, того, что системы родства и различные рассмотренные выше институты являются результатами исторических процессов.

Было бы неразумно отрицать, что общественные институты - к примеру, инициация юношей - не определялись в значительной степени надстройкой и в том числе идеологией. Тем не менее, как уже отмечалось, сущность института инициации была в конечном итоге хозяйственной, то есть состояла в подготовке юноши к его будущей хозяйственной роли в обществе, с одновременным использованием его возрастающих производительных способностей на пользу семьи (и производственной группы), к которой он был "прикреплен".

В заключение коснемся здесь вопроса, который в последние годы приобрел политическое значение. С подъемом женского освободительного движения в некоторых кругах появилась склонность считать, что в традиционном обществе аборигенов преобладал своего рода "мужской шовинизм", при котором мужчины нещадно эксплуатировали женщин. Взгляды Ф. Каберри⁷²³ можно назвать предтечей этой крайней позиции. Мы не будем полемизировать с подобными современными взглядами, но необходимо, наверное, повторить замечания, сделанные ранее, с целью показать, что то, что на первый взгляд может представиться эксплуатацией женщин, в конечном итоге оказывается обоснованным хозяйственной необходимостью.

Главный удар критики направлен против полигинии, некоторых браков девушек со значительно более старшими мужчинами и вступления девочек в "брак" до наступления половой зрелости.

Полигиния играет двоякую роль. Во-первых, она обеспечивает создание коллектива жен, что особенно важно для молодых женщин в возрасте 20-27 лет, когда они больше всего обременены уходом за грудными и/или маленькими детьми. Эти заботы делит с ними коллектив жен их мужа.

За отсутствием других данных я предположил, что по аналогии с мужчинами женщины достигали наибольшего развития своих производительных возможностей около 26 лет. Отсюда можно сделать вывод, что молодые женщины 20-27 лет эксплуатировались старшими мужчинами, состоящими в полигинных браках, не только в половом отношении, но и в хозяйственном. Однако недавно опубликованные данные Б. Михэн⁷²⁴ показали, что женщины достигали наивысших результатов в хозяйственной деятельности значительно позже 26 лет, то есть тогда, когда заботы по уходу за детьми значительно сокращались, а ведь именно наличие маленьких детей препятствовало женщине наиболее продуктивно заниматься собирательством.

Полигиния играла и другую роль, состоящую в том, что старшие женщины в коллективе жен обучали молодых девочек, еще не достигших половой зрелости, их будущим хозяйственным функциям.

Случаи брака со старшими мужчинами также являлись экономической необходимостью, поскольку именно эти старшие мужчины в обществе с низким уровнем развития производительных сил выступали наиболее опытными главами семейств, будучи лучшими организаторами производства и распределения.

"Брак" молодой девочки до наступления половой зрелости и ее включение в коллектив жен отнюдь не означал, что она подвергалась половой эксплуатации со стороны своего "мужа", который имел в этот период по меньшей мере еще одну старшую жену.

Постоянно повторяющиеся описания, часто сенсационного характера, сражений и убийств, вызванных похищением или "кражей" женщин, неизбежно создают впечатление, что это были преступления из ревности, из страсти к женщинам как объектам противоположного пола. Это ошибочный взгляд. Месть, даже убийство происходили в тех случаях, когда женщина - экономический субъект, а не половой объект - была "украдена" аборигеном, принадлежащем не к той локальной группе, что ее предыдущий муж. Возмездие осуществлялось локальной группой в целом, а вовсе не обязательно оскорбленным супругом. Похищение или увод женщины аборигеном, принадлежащим к той же локальной группе, что и ее муж, отнюдь не являлись поводами к конфликту. Ясно, что для понимания подлинного положения вещей исследователю надо прежде всего избавиться от представлений, что женщина в традиционном обществе аборигенов рассматривалась лишь как объект противоположного пола, а именно этого, несомненно, критики и не смогли сделать.

Если уж подвергать общество аборигенов критике за господствующую в нем "мужскую ориентацию", то можно было бы отметить, что главное средство производства - земля - наследовалось по мужской линии через патрилиниджи. Но даже и здесь наличие системы "владелец"/ "управляющий", при которой мужчина приобретал права "управляющего" на землю своей матери (или матери своего отца), представляло собой форму непрямого матрилинейного наследования, осуществлявшегося параллельно с патрилинейным наследованием права "владения" землею.

Итак, можно сделать вывод, что традиционное общество аборигенов отнюдь не рассматривало женщину как пассивный половой объект, напротив, оно считало ее наряду с мужчиной активным экономическим субъектом - производителем жизненно важной растительной части пищевого рациона общества, и, кроме того, женщина являлась воссоздателем главной производительной силы - самого человека.