Аделаида

Четыре дня пути от Фримантла до Аделаиды ничем особенным не ознаменовались, если не считать встречу небольшого кита, которого я лично не видел, и сопутствия нам дюжины чаек и других морских птиц, из-за которых между пассажирами были даже споры: были ли среди них альбатросы. Одно было верно: за пароходом летело четыре разных вида птиц.

Земля исчезла из виду очень скоро. Песчаные и невысокие берега Австралии, скудно покрытые растительностью, легко уплывают вдаль, и только очень высокие деревья еще чуть-чуть рябят в глазах своими редкими стволами и просвечивающими вершинами. К 5 часам дня скрылся маяк Луин. Поздно вечером в 9-10 часов прошли мимо области около Порт-Огаста, а после нее уже шли открытым океаном, и вновь берег показался уже во владениях Южной Австралии. Дорогой встретился только один пароход.

За день до прибытия в Порт-Аделаиду пароходный «пальмейстер» (кассир) выдал мне и другим, покидавшим в этом порте пароход: 1) билет на съезд на берег на пароходе СГЛ, 2) билет II класса по железной дороге Аделаида - Сидней (билет из Европы у меня был на Сидней) для получения скидки, если бы я захотел не останавливаясь ехать в Сидней уже железной дорогой (пароход из Аделаиды также шел дальше в Сидней) и 3) мне по моей личной просьбе - удостоверение, что я был пассажиром СГЛ; это для получения удешевленного билета, если бы мне вздумалось вернуться в Европу опять пароходом СГЛ.

В наш последний переезд по океану он был совершенно спокоен, что мы вполне заслужили, пережив непогоду на севере и юго-востоке Индийского океана.

Около 11 часов (7 июля), пробыв в пути пять ночей и четыре дня, прибыли в Порт-Аделаиду и стали на якорь в открытом заливе, так как самый порт доступен только небольшим пароходам. «Дармштадт» поднял желтый карантинный флаг и стал поджидать доктора. Последний не замедлил прибыть на маленьком пароходике с флагом красного креста на белом поле. Вслед за ним подошел почтовый пароход, а затем и специальный пассажирский. Последний имел сверх основной палубы еще вторую, террасообразную. Это -для желающих смотреть на виды с высоты. С другого бока к «Дармштадту» подошла на буксире барка с подъемными штангами для поднятия груза и его сдачи. С одним из этих пароходов прибыли особые агенты, которые переправляют тяжелый пассажирский багаж в Аделаиду, что, как оказалось, без них сделать если и не невозможно, то во всяком случае очень затруднительно. Подобно другим, я указал свой сундук и получил карточку, на которой агент отметил мою фамилию и число вещей. Для таможенных целей мне пришлось дать ему и ключ от сундука. Впоследствии, принимая сундук, я нашел его отпертым, но вещи все были целы. Где-то у себя в записной книжке агент записал также мою фамилию, число вещей. То же самое другие агенты проделали с багажом остальных пассажиров. Взяв в руки небольшой ручной багаж, я сошел на передаточный пароход, прислушиваясь к полезным и практическим советам, даваемым мне мистером Смит-сом. Теперь я и сам мог дать очень полезный совет покидающим пароход при аналогичных условиях. По возможности нужно все укладывать в один или несколько больших сундуков и чемоданов, оставляя себе самое портативное. Все позднейшее, а равно и дороговизна извозчиков в Аделаиде меня в этом вполне убедили.

Уголок ботанического сада

Минут через десять передаточный пароход пристал к длинному, выступающему в море деревянному молу. Неподалеку на нем помещался какой-то сарай, игравший роль таможенного бюро. Все пассажиры вышли на платформу мола, оставив свой крупный багаж на попечение вышеупомянутых агентов. Тем не менее, войдя в деревянный балаган бюро, они стали поджидать прибытия этого багажа для дачи указаний, что в нем везут. Таможенный чиновник заставил меня открыть две мелкие вещи и сундук, но отнесся весьма благосклонно даже к запечатанным пакетам и запаянным пластинкам, когда услышал, что это «для фотографии» и «для насекомых». После осмотра я стал поджидать, когда придет поезд, долженствовавший отвезти меня в город Аделаиду. Одна знакомая по пароходу дама была встречена около таможенного бюро своим мужем. Так как она очень хотела помочь мне в моем путешествии по Австралии, особенно же во время пребывания в Аделаиде, то для начала она поспешила нас познакомить тут же на платформе. Все это вышло впопыхах: мистер Гилл наскоро поблагодарил меня за мои маленькие пароходные заботы о его жене, сунул свою карточку и, конечно, занялся своей женой, которую не видел около года. Меня же это обязательство познакомиться с супругом милой дамочки выбило из колеи: я растерял наиболее полезных спутников, и пока я глупо торчал около семьи Гилл, ожидая скороспелого представления, все уже куда-то разъехались. Уехали и Гиллы, кивнув мне на прощание.

Поезд, однако, не подходил, хотя я и поджидал его, бродя по сети рельс у бюро, удивляясь, что для приема пассажиров на поезд не сделано никакой удобной, платформы. Сообразив, что тут что-то не то, я, кого-то окликнув и получив не совсем для меня ясный ответ, пошел вдоль по молу, следуя рельсам. Действительно, станция железной дороги была дальше, на материке, в пяти минутах ходу. Оно было и вполне естественно: не утруждать мол частым давлением приходящих и уходящих поездов. Добираясь до станции, я был особенно рад своему малому багажу, так как нигде не видел никакого признака носильщиков. Когда я уже подходил к станции, то увидел, во-первых, махавшего мне мистера Смитса, который, как оказалось, обо мне забеспокоился по доброте и гостеприимству своего характера, а во-вторых, и поезд, приближающийся к станции. По жестам Смитса я тотчас же сообразил, что поезд этот, приняв пассажиров, немедля уйдет в Аделаиду-город. Следовательно, нужно было спешить, что я и благоразумно сделал, прибавив шагу. Подошел я как раз вовремя. Взяв наскоро билет II класса (8 пенсов), я успел дойти и сесть в купе и был очень рад встретить там кое-кого из дорожных спутников, которые пришли много ранее и ждали поезда на станции. Поезд ходит в город каждые полчаса и совершает путь в одну сторону за 40 минут, но, что странно, через 10 минут по отходе мы почему-то пересели в другой поезд. Опять лишний случай порадоваться малому багажу. Проехав портовые части города и предместье, мы, наконец, прибыли в самую Аделаиду, столицу Южной Австралии. Последнюю версту поезд шел мимо одноэтажных магазинов улицей. Частные дома как-то напоминали дачную местность с постройками по одному плану и такие же строения Перта и Фримантла. Только здесь было больше зелени и сады были совсем приличные. Впрочем, вплоть до самой Аделаиды я не встретил ничего, что бы можно было назвать живописным углом: природа всюду была бедна.

Тропический уголок в ботаническом саду Аделаиды

Вокзал Аделаиды большой, просторный. За станцию от него у нас отобрали билеты. Выйдя, я взял согласно наказу Смитса извозчика, нечто вроде миниатюрного омнибуса (такса - 1 шиллинг), и поехал искать счастья и удобства жизни в гостиницу «Кафе-Палас». В этой гостинице вы можете устроиться на разные лады: платить понедельно 30 шиллингов за пансион, платить понедельно 12 шиллингов и не столоваться и, наконец, платить подневно 2 шиллинга только за комнату. Я остановился на последней комбинации, так как не мог заранее определить, сколько времени мне придется пробыть в городе, и в случае долгого пребывания лишние 2 шиллинга в неделю уже не бог знает что составляли в моем бюджете. Гостиница содержится французом Бильэ, уже 16 лет живущим в Австралии.

Устроившись в своей комнате, я спустился вниз в ресторан и пообедал, то есть поел довольно неважного супу, неважного ростбифа, абрикосового компота и выпил чашку чаю. Последний напоминал видом кофе, был подан с молоком и содержал обилие чаинок. Справившись насчет своих вещей, я просил распорядиться их доставкой, но хозяин Бюро доставки сам вызвал меня по телефону и сообщил, что все будет мне доставлено сполна. Эта доставка сундука и двух свертков обошлась мне недорого, и я не могу понять, что имелось в виду при оценке, число вещей или их вес (довольно значительный).

Чтобы не терять золотого времени, я отправился в зоологический сад. Его очень нетрудно найти, следуя бульваром от дворца премьера, пока на углу не встретится надпись «Зоологический сад» («Зоо», как здесь его зовут для краткости). Сад был открыт.

Я прежде всего нанес визит директору мистеру Менчин. Последний принял меня официально любезно, посоветовал познакомиться с директором Ботанического сада, когда-то бывшим русским подданным и женатым на русской, и дал разрешение на более детальный осмотр сада, прибавив, что он не так велик и благоустроен, как такие же сады в Мельбурне и Сиднее.

Аделаидский сад небольшой, чисто научный и образцово содержится. Он хорошо декорирован разными посадками, среди которых много пальм и кактусов. Постройки и помещения для животных небольшие, но удобные и некоторые очень изящны. Посередине сада широкая беседка для отдыха. Имеется буфет с освежающими напитками. Всюду по саду проведена вода, и повсеместно полная чистота.

Внимательность к публике простерли до того, что у входа в сад повешена доска с обозначением всего потерянного в саду и найденного сторожами. Из построек для животных хорош рептильник с углублением посередине для крокодилов, но население его было невелико, а указанного в этикетке пифона (Пифон - в греческой мифологии так называется змей, якобы обитавший вблизи города Дельф, убитый Аполлоном. С тех пор Аполлон именуется Пифийским, а прорицательницы при дельфийском храме (Пифо) - пифиями) и совсем не было. В птичниках насести для отдыха декорированы в виде палаток. Дупло одного гигантского дерева приспособлено под жилище кенгуру, что выглядит весьма красиво. В клетках мелких птиц устроены удобные для птиц и их гнезд трубки. Но особенно живописен уголок с фламинго в виде зарослей у широкого бассейна. Зато у лебедей водоемы имеют жалкий вид; в них этим большим птицам положительно негде развернуться, чтобы поплавать; особенно обижен абориген Австралии - черный лебедь.

Следующий беглый перечень наиболее важных животных даст приблизительные указания о коллекциях аделаидского сада: я встретил в нем тигра, льва, леопарда, ягуара, динго, бурого и малайского медведей, буйвола, дромадера, двух маленьких тибетских яков, козлов, тюленя (его я, впрочем, не видел и сужу по этикетке, к которой почему-то прибавлено, что детям нельзя подходить), антилопу, ламу, обезьян (бабуинов, павианов, мартышек), кенгуру, опоссумов, маленького вомбата, мелких сумчатых и цивету. Из птиц упомяну эму, фламинго, журавля и разных попугаев, из рептилий - крокодила и несколько ядовитых и неядовитых, преимущественно местных австралийских и азиатских змей.

Пробродив в саду до вечера, я вернулся в город закусить в одну из съестных лавок. Так я называю лавки с рыбной и омарной торговлей, содержимой преимущественно типичными греками. В этой лавке, кроме ее специфического товара, можно получить разные консервы и, между прочим, хорошую порцию жаркого (преимущественно баранины и рыбы). Цены выставлены на висячем прейскуранте.

Вечером пересмотрел доставленный большой багаж и нашел все в целости. Лег спать поздно, около 11 часов.

Утром (8 июля) после завтрака ходил в контору Далгетти (богатая транспортная контора, имеющая дела в Англии и Австралии), куда у меня были рекомендательные письма. Но нужные мне агенты были в отъезде и должны быть через день, почему я тотчас решил заполнить время визитом к директору Рисовальной школы мистеру Гиллу, о котором речь уже была выше. Он принял меня на службе очень любезно и, потолковав несколько минут, оделся и предложил меня тотчас же свести и познакомить с директором местного научного музея (по преимуществу этнографического и естественноисторического).

Директора мы не застали, и мистер Гилл оставил ему письмо о нашем визите и о моей особе, а сам, поручив меня д-ру Зицу, простился и ушел опять на свой пост. С первых же слов беседы я убедился, что ассистент директора одновременно и консерватор музея. Д-р Зиц, собственно, и есть центральное лицо музея, основатель его, пестун и душа. Это пожилой, но очень бодрый и живой старик немец, весьма солидный знаток местной зоологии и этнографии: он быстро проэкзаменовал меня о цели моего прибытия в Австралию и, видимо убедившись, что перед ним не просто глобтроттер (Глобтроттер - объехавший весь земной шар), с увлечением, несвойственным его годам, пустился в глубоко интересную для меня беседу о настоящем, прошлом и будущем музея. В его глазах сверкала любовь к своему детищу и чувствовалось, что ему приятно потолковать о нем с иностранцем «ученым».

Он тотчас же повел меня по музею, показав наиболее интересные вещи по фауне Австралии, по ее минеральным богатствам и по ее этнографии. Особенно ценна была коллекция утвари австралийцев. По словам Зица, в Аделаиде собрана наиболее богатая из подобных коллекций. Показывая своеобразное и кажущееся многим таинственным оружие туземцев- возвратные бумеранги, Зиц вынул один из них и сказал, что этот экземпляр особо драгоценен: все «черные» (людей черной расы в Австралии зовут black fellow), которым его показывали, признавали в нем лучший из всех бумерангов по ловкости, с какой его можно бросить. Не всякий бумеранг имеет удачную кривизну, а от нее-то и зависит самый полет этого оружия или, вернее, орудия. Возвратные бумеранги по легкости своей непригодны для охоты на крупную дичь. Зиц предупредил меня быть осторожным при приобретении орудий и утвари для увоза в Европу, так как в последнее время «черные» стали выделывать утварь, и особенно бумеранги, на продажу, видя, как охотно им за них платят деньги, а цена последних им давно стала известной.

Настоящие орудия в Южной Австралии теперь достать очень трудно (в этом я скоро убедился). Проведя с большой пользой для себя и своей миссии часа два с д-ром Зицем, я в час дня отправился завтракать в греческую лавку, нарочно в другую. На этот раз она оказалась очень грязной, но этим одним только и отличалась от лавки Пильтиса. Затем вновь отправился в музей, чтобы застать директора. Дорогой был свидетелем интересной сцены.

По улице шел, громко разговаривая, бранясь, хотя и не особенно грозно, и размахивая руками здоровый мужчина, по-видимому подвыпивший. Появившийся вблизи полицейский подошел к нему и, осторожно, для вышеуказанного субъекта незаметно вынув из кармана ручные кандалы, быстро и ловко надел их ему на руки, после чего спокойно довел его до извозчика и куда-то повез - вероятно, для отрезвления.

В 2 часа я, наконец, застал и директора музея - профессора зоологии Аделаидского университета Стэрлинга. Он принял меня очень любезно и, узнав, что с музеем я уже ознакомился, повел меня в университет. Мы побывали в его зоо-лого-физиологической лаборатории, где могут работать человек тридцать за столами у окна и во втором ряду подальше. Обстановка простая, обычная в лабораториях-аудиториях. На окнах стояли две посудины-акварии, с боков столов - две доски для лектора. Микроскопы хорошей системы Цейса и Лейца.

Рядом с лабораторией профессорская приемная с небольшой научной библиотечкой. Коридор, в котором стоят шкафы с инструментами, лупами и моделями (развитие лягушки и др.), ведет в лаборантскую, где, кроме рабочих столов, помещается реактивный террарий с лягушками. В нижнем этаже была еще комната, где работают профессор и его ассистент. Общая аудитория небольшая, с очень крутым амфитеатром, поэтому довольно удобная. У Стэрлинга в этом году было 27 студентов (из 300 с лишним во всем университете). Затем Стэрлинг повел меня в химическую лабораторию, где познакомил со своим коллегой профессором химии. Эта лаборатория рассчитана на 60 человек. Обстановка обычная. Никаких особенных удобств и приспособлений нет. Вытяжных шкафов около двадцати, но сероводородной комнаты нет. Рядом вторая лаборатория, поменьше.

Вслед за химической лабораторией мы осмотрели лабораторию анатомо-патологическую. Профессор анатомии, которому меня представил Стэрлинг, показался мне большим оригиналом, настолько он странно себя вел. В анатомическом театре, напоминавшем рекреационную залу училищ, стояло несколько столов, на которых студенты препарировали трупы. Когда мы вошли, студенты и профессор кучкой стояли около скелета.

В витринах патологического зала пока далеко не полно: здание университета увеличивается в счет будущего, почему места более, чем предметов. В одной витрине висело несколько патологических скелетов, из которых один отличался особенной уродливостью нижних конечностей и массой мелких пористых известковых придатков к костям.

По дороге мне показали и комнату «для студенток»: в Австралии в университетах обучаются оба пола. Над камином в этой комнате помещены три портрета женщин-докторов в костюмах университетских лекторов. Ныне эти дамы где-то в Индии.

Заглянули и в музыкальное отделение и прошли в обширный концертный зал, где даются концерты, устраиваются митинги и происходят университетские акты. Этот зал несколько напоминает англиканскую церковь, особенно благодаря поставленному на подмостки органу.

Из университета Стэрлинг повел меня обратно в музей, в препараторскую, где работало несколько препараторов. В ней, кроме других готовых и неготовых препаратов, стояли чучела льва, кафрского буйвола, американского оленя и др. Поднявшись по лестнице, какими-то переходами мы прошли в публичную библиотеку. Это очень красивое здание.

Библиотека доступна всем с 10 часов утра до 9 часов вечера. Книги справочного характера и для чтения. Если книга ценная, то выдается на ближайший стол под надзор. Показав библиотеку, профессор непременно пожелал показать мне и местную картинную галерею. Это небольшое уютное здание, в котором картины пока висят только внизу и наверху очень много места для будущих поступлений. Большинство картин современных авторов и недурны, но в общем зал напоминает случайное собрание картин у богатого человека. Есть несколько статуй и зачаток мюнц-кабинета (Мюнц-кабинет - нумизматический кабинет, где хранятся собрания монет, медалей и др); целые витрины заготовлены для монет и медалей, но пока ни тех, ни других в них не было.

Поблагодарив Стэрлинга за его гостеприимство, я распростился с ним, но на время, ибо как натуралист-путешественник должен был еще не раз побывать в музее и проштудировать в нем то, что меня интересовало в моей поездке по Австралии.

Вышеприведенными осмотрами закончился мой рабочий день. Отмечу кстати наиболее интересное в зоологической коллекции. В музее имеется несколько небольших горилл и скелет этой интересной и редкой в музеях антропоморфной (Антропоморфный - человекоподобный (антропос - человек, морфо - форма - греч.). Антропоморфными называют высших обезьян, строение организма которых похоже на человеческий организм) обезьяны.

Коллекция обезьян вообще недурна, особенно висящая гверенца и носачи (у последних в чучельном приготовлении часто морщатся и потому безобразятся носы). Есть и пара орангутангов. Прекрасны чучела ехидн, из них одна альбинос, другая представлена сворачивающейся в шар, что очень характерно для этих животных. Тут есть и «последний утконос южной Австралии», выжитый-таки отсюда культурой белых. Достопримечательность для Австралии - репродукция скелета мегатериума и скелет ноги игуанодона, полученный обменом (в музее имеются для обмена ископаемые Австралии, между которыми главное место занимает доисторический гигантский кенгуру, дипротодон). Есть прекрасные экземпляры недавно открытого и описанного Стэрлингом и Зицем сумчатого крота, живущего в земле в отдаленных пустынных оазисах Австралии.

Хороша, но несколько искусственна витрина с птицей-игруньей, или шалашником, как известно строящей себе шалаши или беседки, куда, играя, она сносит ракушки, камешки, сучки и листья, но где никогда не вьет гнезда. В музее много и другого ценного и поучительного по части естественной истории Австралии и других стран мира. Есть и декоративного типа ценности - например, гигантская акула, черепаха, молот-акула и др.

Набивка хорошая, везде соблюдается чистота, и всюду видна любящая заботливая рука консерватора и вице-директора Зица. Д-р Зиц говорил мне, что ему, между прочим, приходится бороться с климатом, который благоприятствует заведению всяких паразитов и термитов.

Сегодня, 9 июля, купил в магазине художника-фотографа мистера Ганна прекрасные фотографии, по преимуществу местные. Имеется вид Аделаиды на трех складных листах, но так как он очень дорог (15 шиллингов), то я его и оставил дожидаться другого покупателя. Отправившись затем в музей, я сам сделал 18 снимков. Потолковав с д-ром Зицем и его взрослым сыном, мало уступавшим отцу в знании консерваторского дела, мы договорились о совместной поездке-экскурсии в окрестности. Профессор Стэрлинг в свою очередь предложил мне навестить его и его семью на даче на одной из ближайших станций по железной дороге. Столковавшись на тот и другой счет и насмотревшись на коллекции этнографические, я в этот раз отправился завтракать в прекрасный ресторан Эванса, где за 1 шиллинг и 5 пенсов получил суп, прекрасную рыбу, вареную баранину и лимонный пудинг. Полбутылки австралийского красного вина, очень сносного, стоило еще шиллинг. После завтрака пошел бродить по городу.

Город Аделаида очень красив. В нем много зелени, несколько бульваров, снабженных скамейками для отдыха. Последних я не видел только на бульваре Северная Терраса. На одном бульваре пришлось увидеть интересную картину. Пожилой садовник залез на дерево и сбрасывал оттуда плоды, а малыш под деревом подбирал их с травы и дорожек. Это был сбор оливок. В центральной части Аделаиды дома выше: большая часть их имеет или общественный, или коммерческий характер, но дальше от центра, в кварталах частной жизни, преобладают одноэтажные дома. Улицы широкие, но переулки узкие. Проходя одной улицей, в москательном магазине я в окне увидел выставленных пиявок. Видно, это лечение здесь еще сохранилось.

На одном из бульваров близ Вильям-стрит находится репродукция Геркулеса Фарнейского, о чем сообщает публике и ее этикетка. Рвать и портить зелень на бульваре запрещено. Из любопытства заглянул в Почтамт. Зал для публики сейчас же при входе. Он очень просторен и высок. Вдоль стен и в альковах (Альков - углубление, ниша в стене (обычно служащие спальней)) помещаются разные почтовые бюро, а по стенам и в витринах развешаны всякие ежемесячные, еженедельные и ежедневные сведения; среди них одно из важных мест занимают синоптические и другие карты погоды, и в особенности карты вероятности выпадения дождя.

Бродя по улицам и поглядывая по сторонам, я обратил внимание на две ходячие рекламы: одна огромный чайник на платформе, рекламировавший, очевидно, чай, а другую изображал обычный для европейцев ходячий рекламист с двумя досками спереди и сзади. Остроумна была надпись спереди: «Не смотрите, что у меня написано сзади». Реклама, рассчитанная на один из маленьких, но распространенных пороков человека.

Согласно условию я вернулся снова в музей к профессору Стэрлингу, но в музей приехал губернатор, и наша беседа была прервана. Тогда я отправился наносить визит мистеру Смитсу в его бюро, которое мне легко указали, но которое я без указания ни за что не нашел бы, так как нет названий улиц и номеров на домах. В Аделаиде, как я убедился, обращаться к прохожим самое лучшее. До сих пор все любезна дают указания.

Смите принял меня, не скрывая удовольствия, но в то же время видно было, что он человек подневольный и затягивать визит - значит отнимать его служебное время. Поэтому я очень скоро распростился.

10 июля, пятница. Утро вновь провел в музее, где препарировал паразита луны-рыбы, снятого с ее жабер. Эта рыба только позавчера была убита рыбаками в Аделаидском заливе и отдана ими в музей, за что, впрочем, было заплачено.. Ее тотчас же начали препарировать на чучело, а я, испросив разрешение Стэрлинга, покопался в ее жабрах и извлек крупного паразита для коллекции нашего Петербургского зоологического кабинета. Длина убитой рыбы была 7 футов 2 дюйма,, от конца спинного плавника до конца брюшного свыше 9 футов.

После препарировки ходил вместе с Зицами в зоологический сад делать снимки. От старшего Зица узнал интересный факт приспособляемости: завезенные сюда воробьи вьют гнезда уже не под стрехами домов, которых не имеется, а на деревьях и в земляных норах. Проходя мимо крупных цветов, он указал мне на небольшие дырочки у основания цветочных чашечек, проделанные птицами-медососами, имеющими необычные для таких птиц короткие клювы. Водя по саду, он демонстрировал мне те растения из привозных из Европы, Индии, Африки и Тасмании, которые под влиянием местных условий и скрещиваний изменились и имеют теперь смешанный характер. Некоторые привозные были прежде редкостью к ценились, теперь же растут дико на воле. На одной из площадок поднял на память кусок известняка из третичных слоев. В заключение, разумеется, вернулись в музей, откуда я прошел в университетскую лабораторию доканчивать препари-ровку паразита.

Знакомство с здешними зоологами заметно крепло. Видно было, что вначале Зиц и Стэрлинг присматривались ко мне - что, мол, за птица прилетела к нам из далекой России,- но с каждым визитом и каждой беседой они, должно быть, уверялись в отсутствии во мне фальсификации, и эта уверенность, кажется, особенно окрепла, когда я серьезно занялся обработкой паразита, да и нахождение его в жабрах было мной предугадано: почему-то сам Зиц настаивал, что в жабрах я едва ли что-нибудь найду. Знакомство с обоими директорами музея, особенно с очень влиятельным и принадлежащим к здешней аристократии Стэрлингом (предок его был одним из исторических пионеров заселения в Южной и Западной Австралии), мне было прямо необходимо для рекомендаций на дальнейшее странствование по Австралии.

Мы уговорились с Зицем и Стэрлингом, что в случае хорошей погоды завтра мы с первым поездом совершим экскурсию в окрестности Аделаиды, а послезавтра я проеду в имение Стэрлинга в горах Маунт-Дофти. Как назло, вечером пришло приглашение от моей дорожной спутницы миссис Гилл, и я вынужден был, к огорчению своему, на этот раз отказаться... Чтобы не забыть: на улицах Аделаиды у многих магазинов, около углов и домов ставится вода для собак во имя покровительства животным, а может быть, для предупреждения случаев бешенства. Но так как благодарные животные щадят такие углы от обнюхивания и прочего, то получается еще одна выгода: углы дольше сохраняют свою девственность..