Посещение семейства Гилл

В один из вечеров моего пребывания в Аделаиде любезным письмом я был приглашен на обед в семейство Гилл. Знакомство, с миссис Гилл состоялось еще на пароходе «Дармштадт», на котором я проехал с ней от Неаполя до Аделаиды.

13 июля, одевшись в сюртук и для вящего приличия воткнув в старый галстук новую булавку, я вышел из дому и в 6 часов вечера был уже около трамвая, который должен был довезти меня до Гиллов, согласно данному в письме точному плану передвижения. Попросив кондуктора указать мне Тинт-стрит, я уселся в обыкновенное купе внутри вагончика, так как было довольно холодно. Вскоре ко мне явился кондуктор с какой-то машинкой.

Что ни страна, то новости по части получения денег за езду на трамваях. Машинка, с которой на этот раз подошел ко мне кондуктор, была забавна тем, что имела монетоприемную щель, разевавшуюся только тогда, когда кондуктор на-жимал особую пружинку, звеневшую каждый раз, как колокольчик. Я заплатил пенс и собирался уже поздравить Южную Австралию с дешевыми трамваями (в Перте они дороги, и сравнительно небольшое расстояние стоит 3 пенса), как вскоре же пришлось разочароваться: плата пенса была только за одну и притом сравнительно небольшую станцию. Однако до Тинт-стрит я доехал только за 2 пенса.

Пройдя три улицы (предварительно опросив про Лефевр-Террас в одном из магазинов), я добрался до той, одна сторона которой прилегала к выгону, или, как говорят здесь, «паддоку». Побродив минут 10 около коттеджей и недоумевая, который же из них «Ивестон», как значилось в адресе и где именно жили Гиллы, я, наконец, решился войти в палисадник одного из них и постучал в дверь. Вышел сам хозяин и, услышав про Гилла, сказал, что он живет рядом, но так как я запутался в своей английской речи, то он сам вышел и проводил меня, сопутствуемый моими бесконечными русскими извинениями в английском переводе.

На стук в домик Гилла мне отворила служанка, предложившая мне подождать в гостиной.

Домик, занимаемый Гиллами, небольшой, но очень уютный. Маленькая гостиная выглядела бонбоньеркой. Тонкая плетеная или резная мебель, безделушки на миниатюрном камине, в котором горел веселый огонек, мягкая ковровая подстилка - все вместе взятое выглядело очень мило, особенно в вечернем освещении.

Ко мне вышел Гилл с обычным «как вы поживаете», вслед за которым последовало неожиданно для меня «не желаете ли вымыть руки». Я, разумеется, тотчас же пожелал. По дороге к умывальнику натолкнулся на хозяйку и поздоровался с ней как раз у самого умывальника. Зато маленький сувенир о знакомстве с русским в виде модели деревянного русского ковша с прибавлением кружевной крестьянской салфеточки я преподнес «чистыми руками».

Разговор по случаю инцидента стал как-то сразу непринужденным, чему, впрочем, немало способствовало наше знакомство с миссис Гилл по «Дармштадту». Среди беседы в гостиную вошли два сына Гилла, один 12 лет, учащийся в младшем классе колледжа, другой лет 18, окончивший колледж и получивший награду в виде серебряного креста и ежегодной пенсии в течение трех лет в 500 рублей (5 фунтов стерлингов). Я удивился подобному награждению, но дело объяснилось просто: такая награда была частной инициативой. В стране столь коммерческой, как Австралия, это было вполне понятно.

Коренные жители Австралии

Как и у Стэрлингов, скоро раздался призывный звон, заменявший наше «кушать подано», и мы все отправились в другую комнату, миниатюрную, но еще более уютную столовую. Посредине комнатки стоял обеденный стол, оставляя места ровно столько, чтобы пройти прислуге, не больше. Стол, конечно, был уже уставлен приборами и декорирован цветами. Хозяйка посадила меня по правую руку.

Хозяева, а с ними и я перед обедом помолились, наклонив головы и прошептав молитвы. За обедом вспоминали пароходное житье-бытье, толковали об учении (за обедом ведь сидели директор, учитель и два ученика), и время прошло очень непринужденно.

После обеда на английский манер Гилл и я остались у камина: он с сигарой, которую потом заменил своей любимой трубкой, я с папиросой. Как подобает серьезным мужчинам, мы вели беседу о рисовании (Гилл директор рисовальной школы), о России, о Стэрлинге, о камине и преимуществе газа перед углем и коксом.

Когда я кончил свою папиросу, а Гилл выбил свою трубку, мы прошли в детскую комнату (рабочую), где тоже горел камин.

И эта комната была миниатюрна, но убрана с большим вкусом: в ней стояли два рабочих стола для юношей, кушетка и кресла для родителей. Библиотечка на столе и библиотечка на стене, развешанные картины и карточки, безделушки на камине - все вместе взятое всегда приукрашает комнату, особенно если в ней еще горит огонек в камине. Юный Гилл готовил что-то по немецкому языку, который он проходил довольно нехотя, так как не всегда же в их детскую попадают русские джентльмены.

Все мы были настроены весело, мило шутили, перемешивали серьезную болтовню с смешками и не заметили, как подкралось позднее время. Юноша ушел спать, и я, испросив позволения, отправился за ним знакомиться со спальной комнатой, где стояли две кровати головой ко внутренней стене. Полка с книжками, шкафчик для белья и платья были украшением этой комнаты. В углу стояло монтекристо младшего из сыновей. Пожурив юношу за его чтение по вечерам, я вернулся в гостиную, где миссис Гилл приготовила всем горячий лимонад. Его мы пили из терракотовых стаканов, какие у нас в России употребляются под карандаши и перья на наших письменных столах. Однако это не помешало мне с удовольствием выпить свой стакан, закусив печеньем. В 10 часов я распрощался и тем же путем вернулся домой.

Подходя к дому, увидел странный ресторан, состоявший из вагона, запряженного парой лошадей. Этот вагон, с одной стороны открытый, имел нечто вроде прилавка. Внутри стоял узенький длинный стол, за которым что-то аппетитно кушал какой-то субъект. У прилавка, стоя на улице, толпилось несколько простолюдинов, тоже что-то пивших и жевавших. Хозяин ходил от одного к другому, иногда поправляя кое-что на плите, с которой поднимался не то дым, не то пар. Как я узнал впоследствии, это была кухня-закусочная для служащих на омнибусах, кучеров, чистильщиков сапог и др., не обладающих достаточно полным кошельком.

Перед сном успел проявить несколько снимков, за что был жестоко наказан: проснулся в 9 часов и чуть не опоздал «по делам», да и не опоздал только потому, что не позавтракал.