От Ляк-Гарри до Киллалпанины

Итак, мы тронулись. Дорога от Ляк-Гарри до Киллалпанины может считаться равниной. Эта равнинность способствовала миражу, который мы имели случай наблюдать с повозки. Мираж обыкновенно давал иллюзии недалекого озера. Иной раз, по словам Пьера, на горизонте показывались даже отдаленнейшие пейзажи, например далекий артезианский колодезь, скрытый за горами. Эти равнины изобилуют росами, которые, впрочем, по словам того же Пьера, бывают только зимой. Впрочем, равнинность все же нарушалась, и мы довольно часто въезжали на невысокие песчаные холмы. Особенно гладка равнина у Ляк-Гарри, где она сплошь устлана бурыми камнями, теми самыми, крупные глыбы которых я наблюдал около станции Пьера.

Через час мы проехали мимо самого «озера» Гарри, оказавшегося просто ровным глинистым ложем без капли воды, и только мираж издали делал его настоящим озером. Однако вдали на горизонте виднелись возвышенности, остатки более высоких плато или вулканических выступов. Было очень интересно, что некоторые холмы и выступы поразительно походили друг на друга: они попадались попарно - один выступ крышевидный, иногда подковой, другой с конусом внутри.

Через 7 миль переехали сухое русло миниатюрного крика, редко обсаженного невысоким кустарником. Это был Меласкрик. Через 15 миль переехали уже довольно большой Клейден-крик, тоже, разумеется, сухой. Дно и берега его поросли деревьями бокс, похожими на нашу ветлу своими висячими листьями. На возвышенном берегу крика виднелись постройки, состоявшие из сносного домика для станционного смотрителя за лошадьми, сменяемыми здесь почтовым кочем. Смотритель этот - пожилой господин с поседевшей бородой, мускулистый и, видимо, сильный. На станции он живет один и только развлекается обществом коча и его пассажиров да часто наезжающими попить чаю у колодца скотоводами с их гуртами овец, лошадей или быков. На мой вопрос, как он себя здесь чувствует, смотритель ответил, что хорошо; он никогда не болеет, потому что в этих местах климат хороший.

В наш приезд на станции было людно: сюда зашли люди, сопровождавшие обоз с товаром. Это был транспорт товара из трех огромных возов, в каждом запряжка была в шестнадцать лошадей. Сюда же забрели и двое туземцев - пастухи ближайшего стада. Обозы шли что-то далеко, например в Брэрдсвиль, куда лежал путь и нашего Джемса. Закусывали мы у навеса, имевшего какое-то отношение к ковке лошадей. Дальше стояло неуклюжее жилое здание, а ниже по берегу шалаш, видимо по временам кем-то обитаемый. Неподалеку, на другой стороне крика, находился рытый колодец, обшитый. Около него цистерны для воды. По словам старика-смотрителя, колодец имеет 60 футов глубины. По песчаному берегу, на котором расположилась станция, встречаются островками каменистые участки.

Но лошади готовы, и вновь равнина, иногда красная, почти бестравная, иногда желтая с мелкими кустиками, далеко уходящими вдаль. На своем пути к Киллалпанине мы поочередно встретили три гурта: гурт рогатого скота (вблизи Ляк-Гарри), гурт из 4000 овец при двух людях и двух собаках и гурт лошадей тоже до полутора тысяч голов. Люди, сопровождавшие эти гурты,- загорелые, серьезные субъекты. Головы их были неизменно покрыты характерными серыми шляпами с опущенными вниз полями, во рту неразлучная трубка. Джемса они все знали. Их движение по пустыне тоже должно было быть известно, так как они, подъезжая к кочу, справлялись, нет ли им писем, или отдавали ему свои для доставки их адресатам. Особенно типичен был субъект в седле с местами для голеней. У седла болталась жестяная кружка-котелок для чая. На шее лошади привязаны путы для стреножения. У пояса в футляре висел перочинный нож, а через плечо сумка. Сака для воды я не заметил.

Наш Джемс обязательно останавливался и беседовал с каждым таким проезжим.

Через 6 миль от Клейден-крика проехали мимо артезианского колодца Тульканина, где мы поздно вечером сдали почту. Около Тульканины живет смотритель колодца с семьей. Здесь можно и переночевать, так как имеется что-то вроде бординг-хауза (Бординг-хауз - небольшая гостиница с пансионом, то есть с питанием и прочим полным обслуживанием). В темноте это место можно было принять за оживленный пункт.

Среди деревьев чудились здания, но это был обман ночи. Я еще, вероятно, буду иметь случай описать это место, возвращаясь днем. Миновали две огромные лужи артезианской воды и оставили Тульканину позади.

Кстати, об артезианской воде. Вода эта, вытекающая из теплых недр земли, здесь содержит много солей и, между прочим, соды, так что можно при желании принимать содовые ванны, что, кажется, у себя довольно успешно проделывал господин Пьер.

В десятом часу приехали в Блэзисвиль или, на языке туземцев, Титнакуранна (по словам же Джемса, Тики-тики-нана). Это в 10 милях от Тульканины. Здесь помещается нечто вроде филиального отделения миссионерской станции Киллал-Панины, Весь поселок состоит из четырех зданий и между другими из неуклюжего, но прочного здания в семь комнат (я видел только пять). Центральная большая комната с очагом для варки кушаний, остальные комнаты - каморки, щелистые и шершавые. Особенной чистоты заметно не было. Очаг огромный: можно изжарить целую овцу сразу. В углу на полке помещалась эмалированная посуда, сильно потрепанная, там же останки ножей и вилок, крынка с козьим молоком и другая посуда. У стены большой стол, у края которого табуретка с потрескавшимся тазом для умывания. На противоположной стене ничего, а на промежуточной висел мешочек, в котором я рассчитывал на ощупь найти футляр для библии, но нашел зеркало и покрывшееся песком мыло. Возле висело широчайшее пухлое полотенце, бывшее в очевидном употреблении.

Неподалеку от этого дома стояло здание, приготовившееся уже развалиться; это была не то кладовая, не то жилье, на без окон. Рядом и вдали шалаши черных, сделанные иа овечьих шкур, мешков, древесной коры и прочего прикрытия. В ближайшем жила женщина «любра» и девица «джинь». Кто жил в других, не знаю. Поблизости снизу - загородь для лошадей.

Нас встретили два черных, один из которых был «хавкаст»г то есть полутуземец, и звали его Билли, имя столь же обыкновенное здесь, как у нас Иван. Обоих очень распотешил мой английский язык, и они фыркали и хихикали, как малые дети, что мне под конец даже надоело. В очаге развели «биг-файр» (большой огонь) и вскипятили воду и чай. Все вынули свои припасы и братски ими делились. Я дал Гарри и инспектору своего мяса, а Джемс угостил меня чаем с станционным молоком. Туземцы принесли овчин, и мои два компаньона устроились на них, я же отказался из брезгливости ко всему станционному имуществу. Барыньку устроили по соседству, завесив к ней окно из нашего помещения.

Утром поговорил с Джемсом и узнал, что он получает от правительства 670 фунтов стерлингов, за что обязан содержать 56 лошадей по своему тракту и И сторожей-смотрителей. Спал так себе, встали в восьмом часу и тотчас же позавтракали на прежних общественных началах. Джемс угостил меня маслом к удивлению моему не таявшим в здешнем климате. Пригнали лошадей, и я занялся фотографированием нашего транспорта. К сожалению, в поле фотографии не попали черные женщины, а вместо них - бродившие куры. Зата в коллекцию спиртовую попал местный избовой черный таракан.

Снова потянулась пустынная местность, довольно ровная, временами сильно песчаная. Наконец? через 16 миль начался Купер-крик. Здесь он имеет широчайшее ложе (8 миль шириной) дождевой воды, стекающей в озеро Эйре. Он сплошь зарос боксом. Деревья очень часто имеют вполне облупленный вид и, несмотря на это, благополучно живут среди местности, с виду совсем лишенной воды. Этот лес действительно мало тенист, главным образом потому, что листья бокса висят, как у ветлы, и растут редко. Купер-крик хорошее место для сбора дров, и мы встретили в лесу его большую телегу, запряженную в семь пар лошадей. Они стояли прямо на солнцепеке; около них был один черный, один белый мальчуган и агент по доставке дров и дерева на железную дорогу. Неподалеку черные и белые рубили длинными топорами живые деревья и, свалив, очищали их от ветвей. Конечно, наш Джемс и тут постоял и потолковал. Наконец, в первом часу мы прибыли на миссионерскую станцию. Первыми нас встретили черные и белые мальчики. Один из белых мальчуганов размахнулся и далеко вдаль кинул маленький бумеранг. Кривое орудие словно птица умчалось вверх и, описав полукруг, упало на удивительно далеком для не посвященного в тайну его движения расстоянии. Для меня это был первый случай видеть метание этого загадочного орудия австралийцев.