По Муррею

В 7 часов позвонили к «ти» (чаю), то есть ужину с чаем, и я с удовольствием закусил, так рак после утреннего завтрака в кафе-палас за весь день только выпил чашку чаю с яблочным пирожком на станции Каулер.

В 8 часов пароход тронулся, но видеть что-либо я уже не мог, так как было совершенно темно. Видел только, что мы поплыли мимо плоских берегов, иногда сменявшихся высокими; как те, так и другие были покрыты высокими эвкалиптами. Видел также, что вода была мутно-песчаная. Пароход наш «Гэм», самый большой на Муррее, принадлежал капитану Кингу и состоял из трех миниатюрных этажей. Нижний этаж занят машиной, товарной и дровяной платформой, кухней и столовой, средний - каютами, дамской, штурманской, официантской и общепассажирскими, верхний - капитанской каютой, курильней и вышкой рулевого. Пассажиры I класса допускаются всюду, пассажиры палубы остаются внизу около товара. На пароходе я встретил самый любезный и радушный прием и даже помощь в своих экскурсиях на берег и фотографических работах.

Муррей я увидел только на другой день. Разумеется, с нашей Волгой, как о том учили в школе, ничего абсолютно общего. Он узок и при высокой воде едва доходит до ширины 5-6 миль, летом же превращается в недоступный пароходу ручей. Муррей очень извилист. Берега его по большей части плоски, у гор он отклоняется и, подмывая их, образует удивительно однотипные угловые пейзажи, один из которых я снял. Примером такого пейзажа могут служить «белые скалы» у Милдьюры - горный песчаный берег, с слоистопеечаным обрывом, изобилующим массой ископаемых раковин; противоположный, упирающийся в горы, полузатоплен. Оба покрыты высокими эвкалиптами, издали напоминающими наши прибрежные березы. Только «березы» Муррея, гиганты по сравнению с нашими, имеют серые, желтые, красные, местами совершенно облупленные стволы и принадлежат к чуждой европейской красавице породе. Травы в эвкалиптовом лесу нет; эвкалипты не уступают своей врды никому.

Река Муррей

Крона деревьев начинается довольно высоко, иногда тусклая, иногда густо-зеленая. Низшие части стволов и деревьев кажутся отмершими, не будучи таковыми на самом деле. Местами попадаются и сухостои, иногда даже изобильно. Такой лес, взятый во всей совокупности, оставляет впечатление редкости и малотенистости. Иногда пейзаж разнообразится срубленными, смытыми или обгорелыми деревьями, нанесенными в половодье корягами и, наконец, впадающими в Муррей криками. Иной раз расширившееся устье крика становится живописнее от наполняющих его островков.

Лес оглашается криками птиц. Преобладают какаду (белые) и попугаи; над притаившимися стаями их иногда парят пернатые хищники. Низкий кустарник относительно редок, но иногда по плоскому берегу встречается и зарослями. В числе моих спутников была чета Уайт, приехавшая на пароход от станции Фриланд. В воскресенье, пользуясь остановкой парохода для приемки топлива (дров), я совершил одну экскурсию на берег и при благосклонном участии миссис Уайт раздобыл ящериц, лягушек, пауков и скорпионов, разыскивая все это под корой и в расщелинах деревьев. В субботу вечером и ночью наловил ночных бабочек, летевших на яркий электрический фонарь с рефлектором (в носовой части парохода) и на другие электрические лампочки.

Местами песчаная почва берегов сменялась илистой, иногда же видны были обычные для рек намывы волн и размывы от дождей и прибрежных ручейков.

В понедельник наблюдали пейзажи, буквально повторявшиеся; только присматриваясь к эвкалиптам, я в одних находил сходство с ветлами, в других с вязами и дубами, в третьих с березками, но, разумеется, не по листве их, а по внешности издалека. По словам одного пассажира, доктора, Муррей течет между двумя грядами гор и то и дело отклоняется от одной гряды к другой. Отсюда и эти частые повторения тождественных пейзажей.

В 9 часов утра направились к месту, где проходит граница между Южной Австралией и Викторией: на левом берегу обычная австралийская изгородь упирается в берег. Эта изгородь, по словам моих спутников, тянется вплоть до берега моря. Правый берег составляет еще владения Южной Австралии, но через час мы проехали новую изгородь уже на правом берегу. Это-граница с Новым Южным Валлисом и, так сказать, узел трех колоний в стране: на правом берегу влево от изгороди - Южная Австралия, вправо от нее - Новый Южный Валлис, лесной берег - владения Виктории. Полчаса спустя миновали водный крик, впадавший в Муррей, Линдэй-крик (Linday creek). Муррей продолжал свои бесконечные извивы. Местами сквозь лес мелькали водные участки. Это - «брэк-уотер», озерки, бшюта и просто лужи, оставшиеся от разлива, именуемые поэтому вышеприведенным термином «стоячих или плеснеющих вод». Это - излюбленное местопребывание уток, карморанов, бакланов, водяных куриц и прочей водной птицы, за которой безуспешно прямо с парохода охотился наш спутник доктор и другие пассажиры, салютуя по ним из недорогого дробовичка.

Рубка эвкалиптов в лесу Южной Австралии

Наш пароход двигался настолько тихо, что бегущий человек мог бы его свободно обогнать, а в одном случае экипаж обогнал его уже совершенно легко. А мимо парохода медленно плыла все та же однообразная лента видов. То это был высокий, словно облупленный или очищенный лес, сквозивший далеко за отсутствием травы и подлеска, то обрывы «клиффы» (cliffs), чаще встречавшиеся справа, то неожиданные участки кустарниковых порослей с настоящими луговинами или мелкими разбросанными лужайками. Листва серо-зеленая, и только изредка попадались - чаще отдельными деревьями, реже кущами - зеленые плакучие акации.

В районе Виктории Муррей как будто стал шире. Акаций по берегу нет или они очень редки. Иногда попадались рыбачьи пароходики или становища рыбаков или порубщиков (дровосеков). Эти становища - незамысловатые домики или же просто палатки, а подчас и шалаши, походившие на грубые жилища белых туземцев. Некоторые были брошены или необитаемы.

Рыбаки выезжали навстречу пароходу и принимали пустые ящики для рыбы, бросаемые им прямо в воду. Это были какие-то красные сундуки. Они наполнят их рыбой и сдадут пароходу при обратном рейсе. Иногда встречались более людные поселения, и тогда около них виднелись водокачки паровые или ветряные. Таково, например, селение Ляк-Виктория, которое мы проехали в половине второго дня. Ему предшествовали оголенные берега, холмистые, желтые и белые, обрывистые и обмытые. У Ляк-Виктории почва песчаная, покрытая куполовидными зарослями кустарников. Левый берег представляет собой как бы ложе озера, он также покрыт кустами. Вдали видна опушка леса, от которого отступил Муррей.

Ловля рыбы копьем-стрелой у морского побережья Южной Австралии

Во втором часу мы проехали какой-то остров, покрытый мертвым лесом, по сухому песчаному ложу, деревья были без всякого признака зеленой растительности.

Мы останавливались, чтобы сдать на чей-то хутор живую телку, заключенную во временную переносную клетку и отправленную без проводника. В 5 часов сделали новую остановку для приема дров. Было очень темно, и как я ни спешил, но не успел до темноты ничего набрать, и моей добычей стали одна ящерица и одна мокрица.

На пути изредка встречались плавучие или затонувшие коряги, о которые ударялись лопасти колес.

Утром во вторник в 8 часов вошли в устье Дарлинга, который здесь от Муррея ничем не отличается, только вода его много мутнее воды Муррея, отчего линия впадения очень ясна (нечто вроде линии впадения Оки в Волгу). У впадения австралийской Оки в австралийскую Волгу стоит австралийский Нижний - городок Уэнтуэрт, торгующий овцами. Он показался мне довольно скучноватым: прямые улицы казенного типа и необходимейшие лавки, кое-где убогие на вид фруктовые и овощные садики и огороды. У проходившего по берегу китайца мистер Уайт купил свежих овощей, которые китаец нес в двух тяжелых корзинах на коромысле.

Гигантское дерево Neerim в Южной Австралии, достигающее высоты более 300 футов (около 100 м)

Через Дарлинг у Уэнтуэрта перекинут довольно красивый прочный деревянный мост с подъемной серединой. Я его сфотографировал. В десятом часу тронулись далее, выйдя из Дарлинга опять в Муррей. Дарлинг в полную воду бывает судоходен миль на 500.

Не доезжая нескольких миль до Милдьюры, в 2 часа мы пристали возле поселка к берегу, где нас поджидала шестиместная рессорная повозка, заказанная за 11 шиллингов по телефону, и мы впятером - двое Райт, доктор, банковский чиновник и я - поехали в Милдьюру сухопутьем. Место, по которому мы проезжали, принадлежит какому-то лорду, губернатору Новой Зеландии. Здесь он, по словам некоего мистера Мюллера (или Моллера), кажется управляющего, «не извлекает никаких доходов», культивируя апельсины и лимоны. Доверенный его любезно показал нам посадки и угостил двумя сортами апельсинов. Апельсины очень вкусны, сладки, но мелки. Деревья, посаженные рядами, сплошь усеяны фруктами.

Посадки орошаются искусственно, что обходится дорого, так как рабочие больше белые.

Осмотрев культуру, мы поехали в город, лежавший милях в пяти. Райт то и дело останавливался, чтобы потолковать о посадках винограда. Вообще весь путь этот шел по культурной местности, и «природа» отсутствовала, прижавшись только к Муррею.

На полпути останавливались около отделения водока-чальной станции, приводимой в движение локомобилем. По дороге встретили целую группу школьников пеших, верхом и на велосипедах. Повозка наша то и дело переезжала через ирригационные каналы разной величины, иногда забранные в трубы. Подобная ирригация у Милдьюры тянется на протяжении 20 миль, а магистраль с ветвями занимает в длину 117 (мне память изменяет: может быть, даже 170) миль.

Наконец, показались дома самого города. От Моргана до Милдьюры по реке Муррей считают 420 миль. Проехав мимо школы, где маршировали ученики и ученицы, мы въехали в «черту» города и на минуту остановились у почты, где я запасся разными почтовыми знаками. Дорога вышла к Муррею, и мы остановились у кафе-паласа, принадлежащего какой-то компании. Мои вещи еще не были доставлены с «Гэма», уже стоявшего у пристани. Я сходил за ними сам, сдал их «бою» и пошел проститься с капитаном «Гэма». Ужинал я уже в гостинице. Это кафе-палас - большое, просторное здание со всеми атрибутами отеля до обычного бара включительно. Комнаты очень чистые, просторные и их что-то очень много. При них надлежащий ассортимент прислуги. Вся гостиница опоясана верхней и нижней террасами, с просторным двором и большими клетками с голубями.

Я поместился в комнате, где стояла железная кровать с блином-подушкой, умывальник с клеенкой, комод с зеркалом и единственный стул. Окна с жалюзи. У входной двери мат для вытирания ног.