Посещение Школ Мельбурна

4 сентября, пятница. Утром, в половине десятого, пошел к директору школ Франку Тэту. Он принял меня очень любезно и стал давать разные разъяснения о постановке дела преподавания, показывая учебники, журналы для учителей и периодическое еженедельное издание для детей, которое частью мне подарил, частью обещал посылать в Россию. Узнав, что время у меня на счету, он поспешил мне показать что мог, так как по случаю предыдущего четверга, праздника, некоторые школы перенесли для удобства праздник на пятницу (ближе к субботе). Первую школу мы нашли пустой. Директор начал лазать по шкафам и доставать все относящееся до естественной истории. На доске мы нашли рисунок прорастающего картофеля, в шкафу - лепку картофеля из глины. На стене висели таблицы времен года, иллюстрированные рисунками плодов для весны, сухих сучьев - для лета и т. д. Нашли карту учеников, где были пришпилены или подрисованы продукты. Так, Милдьюра была с абрикосами.

Из этой школы мы прошли в учительский институт (директор Джон Смите), где я прослушал лекцию старичка о листьях, устьицах, хлорофилле, движении соков, форме листьев и ее отношении к жизни растений. Старик для демонстрации роздал пакет с растениями (один у меня) и показал мне два прежде демонстрированных им препарата устьиц в двух различных разрезах. Его слушал великовозрастный народ, слушал внимательно; некоторые девушки сидели среди юношей. Комнату я спланировал. Директор объяснил слушателям причину моего присутствия. После лекции мы осмотрели музей при учительском институте, где я увидел, что естествоведение и география находятся не в загоне. Между прочим, видел модель посевов по почве, модель, изображающую рельеф рек, встретил препараты расчлененных скорпиона и цикады, небольшую коллекцию минералов, модели сельскохозяйственных приспособлений, гербарий, набор формы листьев, теллурий, глобус для черчения мелом, глобус с вылепленными материками (быть может, учителем, а может быть, и учениками - не помню), каковой лепкой ученики занимаются. Орудий туземцев набор малый. Особенной систематизации не заметил: всего было понемногу, но все-таки все нужное было и, видимо, шло в дело. На стене висели таблицы (таблицы человека, ежа и еще что-то), значение которых я не уяснил. Директор сказал мне, что веяние в пользу естествоведения началось сравнительно недавно, года три назад, и теперь они стараются скорее приготовить хороших учителей. Желание хорошее, осуществления его нужно, конечно, еще ждать. После музея прошли в класс, где барышни учились «рисовать на доске». Одна рисовала по-детски девочку в шляпе, другая - дом чуть ли не с дымом в виде спирали, третья - еще что-то в этом же роде, и только одна довольно недурно изобразила рисунок какого-то прибора. Прошли в физический кабинет, но от слушания лекций я уклонился, да и директору было пора завтракать. Меня повели в директорскую, где показали кое-какие учебники и, между прочим, американский учебник рисования на доске. Тэт ушел, а я остался у директора колледжа.

Во время ленча узнал, что пансионеров всего около 50, приходящих 20, за каждого правительство платит 40 фунтов. Поступают по выбору директора училищ. Барышни и юноши живут на разных половинах. Комнаты их напоминают комнаты отелей, но приватность все же чувствуется. Юноши, разумеется, часто играют в лаун-теннис и другие игры и, что меня удивило, курят только немногие. 40 фунтов за студента получает жена Смитса, и она-то должна из этой суммы сэкономить себе за хлопоты. Теперь, говорила она, дела плохи, так как все неожиданно очень вздорожало, но все же «хозяйство идет». Если правда, что Смитсы едят то же, что и студенты, то обед студентов в этот день состоял из горохового супа с гренками (салфеток не было - народ здесь бритый), баранины тонкими ломтиками с соусом и овощным добавлением и компота из абрикосов с рисом, сладким соком и молоком. десерт - фрукты (апельсины, бананы). После обеда пили чай «по-русски», то есть разбавляя его горячей водой (из молочника). После завтрака Смите показал мне работы по превращению пустыря в куртины и повел в школу, не празднующую пятницу, а праздновавшую четверг.

Ее директор мистер Гибсон, толстенький, лысый субъект с переваливающейся походкой, встретил нас в своем кабинете, маленькой каморке, где стоял его стол, шкаф с пособиями (карандаши, бумага и пр.), в который при мне лазил один ученик без спросу, только вошел постучавшись. Смите и сам представился и меня представил. Разумеется, ни географии, ни природоведения не оказалось налицо (здесь один учитель преподает все), и мне географию состряпали. Толстая учительница, видом весьма смахивавшая на экономку, чему способствовал надетый на нее передник, с кием-указкой в руке начала довольно решительным голосом спрашивать про Канаду учеников и учениц в летах от 10 до 11. Чувствовалась сильная дрессировка. Все ответы были какие-то шаблонные, напоминая солдатское «рады стараться». Отвечал только тот, кто знал, и большей частью одни и те же, хотя руки поднимали многие.

Мальчики сидели направо, девочки налево и сидели теснее. Тех и других было по 25. Вопросы были ужасно серьезны: сравнение Канады по климату с Викторией, причем слово «холодно» было как бы важным и много говорящим термином. На один вопрос ученик ответил: там-то в Виктории «нет воды», учительница заставила его переменить это выражение на «нет дождя».

Вывоз и ввоз продуктов имеет большое значение, но все это ничем не освещено, кроме авторитетного заявления учительницы, что это так, а не иначе. Названий много. Карта мала, и ученики едва ли всю ее разглядят. После этого урока мы пошли осматривать другие классы. В некоторых комнатах помещалось сразу три класса, разгороженных только занавесками. Занавески эти раздвигаются для общих занятий, например пения. Минут 10-15 я просидел на уроке рисования. Полная дрессировка - все по команде, так что даже красили положительно по-солдатски: раз, два. Однако этот метод в рисовании здесь приносит плоды, и дети нарисовали хорошо диктованную фигуру.

Кажется, в такой школе неуспевающих немножко бьют. Смотрел я и как пишут малыши. Девочки написали очень недурно, и даже хорошо для четырехмесячного обучения. Пишут грифелем по доске. Мальчики тоже писали, но что-то потруднее. В других классах я встретил все то же. В одних учителя, в других учительницы. Учителя мне казались с виду малоинтеллигентными и тоже дрессированными, учительницы малышей сами выглядели подростками, а кто постарше, тот смахивает на экономку (впрочем, в Аделаиде я встретил симпатичный тип). Кроме того, все учащиеся, кроме самых молодых, обладают полной развязностью.

Слушал я урок чтения. Учитель не поправлял, а только говорил «следующий». И всегда одно и то же впечатление массы, обученной и обучаемой в неудобных условиях (например, три класса вместе) по методу натаскивания, дрессировки. И Смите и Тэт в этом оба со мной согласились, но что делать - говорят, нет места, нет денег. Учительница рисования показала мне модели лепки и сказала, что она ведет обучение исходя из куба, превращая его в квадрат, скатывая в цилиндр и т. д. Это остроумно.

У малышей показали мне вырезывание. Вообще малых учат всему тому, чему у нас учат детишек трудолюбивые матери.

Мы простились с Гибсоном, и я, потолковав с Смитсом а трудности преподавания вообще, распростился и с ним, сел на трам и в 3 часа был дома.

За полтора часа едва успел собраться и в четыре с половиной уже уехал на поезд. Кучер кеба, пользуясь суматохой, содрал с меня вместо двух с половиной шиллингов пять. На вокзале носильщик, втащив мой довольно тяжелый багаж,, бросил меня на произвол судьбы, а багажный долго не хотел вешать. Толкотня у кассы и возле багажа была невообразимая, а у входа на платформу адская. Каждый обязав был показывать свой билет. Сел я в курящий вагон и сел... на свой фотографический аппарат. Только на следующей станции, где кое-кто слез, раздобыл себе местечко.