Сидней

5 сентября, суббота. Сегодня побывал у русского консула Эдмунда Монсуна Поля, который принял меня очень радушно, сводил в пароходные конторы и пригласил на завтра к нему в 6 часов обедать. Вечером приводил в порядок сильно запущенный дневник.

6 сентября. Встал в 8 часов и до 1 часа дня все разбирал, писал дневник и письма. Ездили осматривать музей. В 6 часов был у русского консула, где меня очень радушно приняли его жена и две дочери. Консул живет в 20 минутах езды на траме в холмистой местности, откуда открывается весьма красивый вид.

7 сентября утром навел справки относительно парохода яа Жорж-стрит, где помещаются все важнейшие конторы.

В 10 часов пошел к консулу и отправился вместе с ним. Зашли к правительственному энтомологу мистеру Фрогетту, если не ошибаюсь. Он желал мне что-то показать, но я уклонился, ибо это не было связано с новыми приобретениями, а время у меня было на счету. После Фрогетта пошли в музей, где меня очень любезно встретил мистер Эртридж, куратор музея. Узнав, что я осматривал музей накануне, он показал мне отделение библиотеки и комнату с птичьими шкурками и гнездами, а также этнографическую часть и служебные комнаты. Этнография не скоро будет доступна большой публике, так как по случаю тесноты начали строить новое здание и все запаковали. Та «малая» часть, которую Эртридж показывал мне, помещается в огромном зале второго этажа начатого здания. Действительно, особенного порядка в ней нет, и витрины и те сгружены. Этот зал нижний, есть и верхний. Я осмотрел некоторые достопримечательности островной Австралии, которыми музей поистине богат и был бы еще богаче, если бы коллекции его не сгорели во время одной выставки. Все то, что я встретил, было приобретено уже после пожара. Директор остановил мое внимание на работе, похожей на китайскую (колесики, зубчики по черепахе и дереву) с островов Самоа, обратил внимание на топор, которым жертве вскрывали живот, на башенки-топоры (церемониальные) - кажется, из Новой Зеландии, вырезанные из одного куска, на вырезанные из одного куска идолы и церемониальные вещи, добытые, кажется, с Соломоновых островов, на стрело-пращ с рукоятью и на зеркало, вывезенное из Китая после последнего Пекинского похода и стоявшее в храме. Оправа его из крепчайшего дерева. Немного спустя я снял фотографию с мумии из Квинсленда, с дерева с зарубками для лазания, с черепа, поразившего меня сходством с обезьяньим по надбровным дугам.

Квинсленд. Водопад на р. Баррон в сезон дождей

В музее много стволов. Один из них, очень тяжелый, длиной сажени две с половиной и толщиной в аршин, лежал на дворе.

Внизу отделения этнографии помещается препаровочная, столярная, упаковочная и печатная. Музей все печатает сам, но путеводителя не отпечатал. Очень подробные каталоги продаются у входа, но для публики нужны и краткие путеводители. У отделения этнографии помещается и кремато-риум с длинной вытяжной трубой. Печь обыкновенная, два котла для горячей воды. Напротив этнографического отделения мацировочные ящики. Музей открыт с 9 до 5, кроме понедельников, и в воскресенье с 2 часов. Под музеем складское отделение для главных спиртовых коллекций. Зоологическая, минералогическая, геологическая и палеонтологическая части очень богаты. Все в большом порядке; много витрин, но не все красивы: очень казенны.

Интересные витрины: утка с гнездом из пуха, птицы ша-лашники и игрунки, утконос, местная кошка и др. Утконос демонстрирован с двумя яйцами: одно цельное из норы, другое неполное из утробы матери (я снял фотографии их). Есть хорошие экземпляры гориллы, орангутанга. Имеется также по одному, по два скелета главных животных неавстралийских и много австралийских. Наверху прекрасные гипсовые крашеные репродукции змей. Имеется скелет бескрылого пингвина и его яйца. Целый шкаф с остатками и гипсовыми слепками дипротодона. Насекомые и многие раковины завешены клеенкой. Хорошие коллекции кораллов. Музей имеет три яруса. В музее хранятся остатки от путешествия Кука: библия, компас, латы, мелочь (экскурсионные банки), медали и вещи, добытые им в Австралии (изделия и оружия туземцев). В музее я сфотографировал огромное чучело ската - «морского черта». Меня заинтересовал также новый вид птицы, играющей цветами и ягодами, - птицы игрунки. В этот вечер я проявлял, и довольно неудачно, свои снимки.

8 сентября. Отправился к главному инспектору школ мистеру Бриджеру, но он оказался в разъезде по провинции, так что осмотр школ мне устроил главный секретарь мистер Мейнц. Мы прошли в одну из школ, где мне демонстрировали преподавание элементарной физиологии (кожи) третьему классу. Учитель-студент контролируется товарищами и директором, пишет план своего преподавания. Урок велся бойко. Показывался разрез кожи на модели из папье-маше; учитель также предлагал макать руку и убеждаться, как от кожного жира на ней не держится вода. В той же комнате, где мы слушали урок, помещалось еще два класса, в которых шли уроки письма и математики. После этого пошли слушать коммерческую географию, которая прошла очень бойко. Учитель преподавал ее по газете и ученикам раздавал вырезки из газет, касающиеся различных фабричных предприятий, раздавая вырезки эти по специальностям, причем учеников он и вызывал приблизительно так: «ну-с, господа шерстяники, господа оптовики по дереву, господа керосинщики» и т. д.

Ученики записывали в тетрадях импорт и экспорт страны; большинство отвечало со знанием и показывало на карте города экспорта и импорта как австралийские, так и океанические. Город Баку ученик искал верно, но нашел не сразу и пояснил, что керосин направляется из Баку в Батум. Один из учеников по предложению учителя рассказал для меня о своем путешествии и о том, где и что их пароход на пути грузил и выгружал.

Урок кончился. Видя, что он произвел на меня хорошее впечатление, учитель пожелал ознакомить меня с преподаванием французского языка, но я уклонился, так как преподавание французского языка англичанином меня не могло интересовать. В следующем зале помещалось четыре класса. Географию преподавали на этот раз в дальнем конце зала. В трех классах занимались математикой, в четвертом - географией. За досками стояли наказанные. Преподаватель спрашивал Азию, ее горы, реки, остановился на Сибири и главным образом спрашивал про мороз и холод. Перешел к Ян-сикиангу (Янцзы-цзян) и допытывался, какая в нем вода и отчего (не песок-де, не земля, а глина). Азия была начерчена на доске. Кунь-Лунь произносят «Кьюн-Лаун».

Затем директор Вильяме повел меня в школу девочек и представил учительницам. Я прослушал один урок геологии.

Урок начался со справок о вулканах и вулканизме. Учительница чертила пласты, столбчатости и вела урок опросно-лекторски. Говорила о следах вулканизма в Сиднее, о кристаллизации при медленном остывании, показывала место кристаллизации в вулканах и отдельные кристаллы. Беседа и лекции (главным образом последняя) велись очень бойко.

Урок об Австралии, нарочито «для меня начертанной» на доске, сводился к показу полезных ископаемых (причем золото было обозначено желтым мелом, медь и уголь, кажется, голубым и т. д.). Отвечали те ученицы, которые заявляли о знании и показывали города на доске. И эта преподавательница не чувствовала особого стеснения, но все же была не так жива, как предыдущая. Ученицы и ученики вытягивали руки, трясли нетерпеливо ладонями и принимали самые непринужденные позы. Переполнением классов сами директора недовольны, но говорят, что учащиеся привыкли уже к этому. Правда, некоторые уроки шли на веранде на вольном воздухе.

Из училища открывается хороший вид на гавань. После школы зашел к мистеру Полю за справками и ездил в зоологический и ботанический сады. Второй находится в самом городе, очень красив, имеет чудный музей с прекрасными отделами плодов, произрастания, плодоядных растений (цветов) и пр.; имеется печатный путеводитель. В оранжереях, однако, нет виктории-регии, и сами оранжереи небольшие. Есть птичник с журавлями, лебедями, фазанами, курами, павлинами и, кажется, голубями. Дорожки асфальтовые, обставленные кое-где статуями.

Зоологический сад, расположенный милях в трех от города, очень небольшой и представляет четырехугольник с прудом (высохшим или ненаполненным). Внутри он довольно светел, красив. Директор, брат Ле-Зуева в Мельбурне, выглядит молодым, быть может оттого, что бреется. Он не показался мне знающим. В саду сумчатый волк уже редкость, остальные животные ординарны. Впрочем, есть две крупные самки слона, несколько хороших тигров, пара львов, ягуары, пумы, эскимосская собака, белый и бурый медведи, малайский и гималайский медведи, небогатая коллекция обезьян без интересных представителей, нильгау, козы, овцы, антилопы, дромадер, казуар (директор не знал, что один был не квинслендский, а новогвинейский), эму. Очень мало змей и, кажется, одна ящерица. Несколько сортов попугаев, коронованный голубь, журавли, компаньоны, фламинго (на плоском пруду), хищные птицы (белый ястреб), среди которых есть и кондор.

Вернувшись, я купил книги Гилле и Спэнсера и годовую справочную книгу Австралии. Записал все в дневник и написал письма.

9 сентября, последний день в Сиднее. Так как все главнейшее было мной исполнено, то я решил, не откладывая в долгий ящик, ехать в 5 часов в Брисбен. До четверти одиннадцатого - срока, назначенного мистером Полем, я сходил в банк и взял почти все остающиеся у меня на чеке суммы, решив также разменять одну из двух имевшихся в запасе сторублевок. Последнее оказалось нелегким, и я мог это сделать, как оказалось, только при участии мистера Поля во французском банке, где управляющий был его знакомый, и с потерей 25 шиллингов, то есть 12 рублей 25 копеек.

Брисбен

К Полю я попал только в 11 часов, и мы, не медля, отправились в университет, совершив по дороге вышеуказанную банковую операцию. Университет отстоит довольно далеко, и мы ехали к нему трамом что-то более четверти часа. Университет занимает большую площадь, состоит из многих зданий с общежитиями для студентов (отдельно). Ввиду малого времени в моем распоряжении и обширности учреждения я решил посетить только естественноисторическое отделение, вернее «департамент биологии» (зоология и ботаника, физиология здесь выделена). Профессор Хэзуэлл оказался, на счастье, в университете. Два других профессора, к которым мне были от Тэта даны письма - Андерсен и Дэвид, отсутствовали, чему я был рад и вручил эти письма и карточки Хэзу-эллу для передачи адресатам.

Хэзуэлл встретил меня категорическим и сухим вопросом, учитель я или профессор, на что я ответил подробным разъяснением своего звания и миссии. Будучи хорошим знакомым Поля, он решил сам показать мне здание и через несколько минут стал много любезнее, так как, кажется, убедился, что мне строй университетской жизни достаточно знаком и что миссия моя вполне уместна.

Аудитория биологии большая, амфитеатром. Доска снабжена рамами (верхняя неподвижна) с сетками, в которых крючками прицепляются для демонстрирования таблицы. Эти таблицы хранятся за номерами в особой комнате и висят на названных штативах, что очень практично.

Музей исключительно демонстративный; есть препараты из Неаполя; бляшки (спиртовые и стеклянные, октопус), модели разных частей насекомых, модели развития (сделаны в Австралии) цветов, кости и пр. Все очень аккуратно и чисто. Имеется материальная комната и двор с клетками для экс-периментируемых животных (здесь содержались ранее сумчатые для исследования их развития). Хэзуэлл говорил, что у них было очень много яиц утконоса (!!). Комната для практических занятий огромная и вся заставлена, кроме кафедры, столами с газом, водой и отливными раковинами. Имеются личные лаборатория и кабинет (каждый отдельно) профессора и комната для «успевающих» студентов.

Осмотрев университет, я пошел смотреть линнеевскую коллекцию (Мак-Клея) в огромном мрачном здании. В зале его есть и хоры с лучшей, по словам Хэзуэлла, коллекцией насекомых (не мог проверить - заведующий отсутствовал). Внизу в шкафах находились спиртовые и чучельные коллекции всего животного царства, а также оружия туземцев, преимущественно Новой Гвинеи и сравнительно меньше из Южной Австралии и вообще континента. Есть небольшая коллекция райских птиц. Вблизи нее в витринах можно найти куриные породы и среди них русского тетерева. Профессор назвал его вид, но я его поправил, и ему пришлось согласиться, что я прав. Небольшая, но недурная коллекция ехидн. Есть немного чучел крупных зверей и среди них лося.

Осмотром музея я закончил визит университету, причем размякший Хэзуэлл предложил выслать мне в Брисбен снимки с аудиторий, лабораторий, на что я, разумеется, ответил благодарностью. По возвращении мы выпили с Полем по две рюмки портвейна и сердечно распростились. Засим отправился укладываться.