Дорога из Сиднея в Брисбен

На этот раз я добыл багажный билет без проволочек и сел в прекрасный вагон для курящих, в который неожиданно для меня принесли мой плащ, забытый в гостинице. Вагон скоро наполнился публикой, и мне пришлось эту ночь прескверно спать, меняя позу на пространстве квадратной четверти аршина. Зато виды дороги меня вознаградили. Тронулись мы в десять минут шестого, и через десять минут, когда выехали, наконец, из района построек, пошли уже живописные горы. По обе стороны то и дело мелькали взорванные для проложения пути глыбы. По обеим же сторонам тянулся невысокий лес. Среди его деревьев виднелись похожие на наши сосны. В 6 часов промчалисьпожелезнодорожному мосту через прекрасную реку. Природные ландшафты сменялись культурными участками, где мелькали еще обнаженные фиговые деревья. Местами сами эвкалипты напоминали редкий сосновый бор, и только облупленный вид их стволов обличал противное. Вскоре начались красивые виды природы, и мы помчались туннелями и глубокими взорванными выемками. Я насчитал что-то пять туннелей и столько же выемок. С каждой милей живописность увеличивалась. Затем в 7 часов: «Устрицы, устрицы...» Присутствие водного пространства украшало ландшафт, и в вечернем освещении картина казалась фантастичной, особенно когда на берегу и по лесу мелькали огни костров и селений.

Мы промчались по второму красивому мосту. В половине девятого остановились в Ньюкастле. За Ньюкастлем местность утратила гористый вид. Стемнело: я не мог продолжать своих наблюдений из окна до 7 часов утра. Но утром горы уже не ласкали взора, и по обеим сторонам дороги виднелись только серые стволы леса, безжалостно истребляемого предварительным сниманием кольца коры и последующей рубкой.

Попадались озера, но на этот раз в плоской местности. К четверти девятого местность напомнила мне Финляндию глыбами, то там то сям выглядывавшими из-под почвы и в лесу. Лес типичный, австралийский сероствольный, мелкий и крупный. Мы остановились около станции Глубокие Воды, но я ничего, кроме неважного крика, не увидел. Крик этот зовется рекой Совэрэн, В 9 с четвертью вновь пошли горные и долинные виды. Иногда в долинках мелькали маленькие крики. Особенно красивы были цветущие желтым цветом деревья. Среди леса мелькали поля, составлявшие с лесом одно целое. Наконец, в 11 часов мы приехали на границу Квинсленда, на станцию Женнингс (Воллангара тоже).

Мы переменили наши вагоны на очень маленькие, лишенные всяких удобств, с входами в каждое купе. Впрочем, эти вагоны имели клеенчатые спинки и сиденья, а на потолке особые шнуры для шляп. Дорога узкоколейная. Снова пошел лес, погибший от весеннего снятия коры. Без четверти 12 переехали через довольно красивый маленький мост. Поезд был почти пуст. По крайней мере я до Брисбена мог свободно вытягивать ноги, а вначале даже был один в купе. Не знаю, существует ли здесь южновалисское правило, запрещающее класть ноги на сиденье и плевать, но публика этого здесь не соблюдала, как и в самом Новом Южном Валлисе.

Дорога была очень извилиста, и вагоны беспрерывно кланялись то направо, то налево. Изредка попадались песчаные места, следы бывшей речной воды, быть может, во времена более частых дождей. В 1 час проехали два туннеля - и снова лес, жалкий, погубленный лес. Тяжело смотреть на эти высокие деревья, серые, лишенные листвы. Лес сменяли поля,, паддоки и крики. Разумеется, на паддоках паслись овцы. Горы отошли в сторону и виднелись направо и налево; местность приняла равнинный вид. В половине четвертого поезд сделал крутой поворот и остановился у города Танунды.

Следующей станцией была станция Харлакс. Поезд вновь вступил в горную местность, и виды пошли один другого живописнее. То долина, уходящая вдаль, то высокие стены утесов. И те и другие покрыты лесом (здесь его тоже губят). Чего-то недоставало. Я скоро понял чего - воды, которая была здесь в виде жалких ручьев, и то изредка.

Поезд полз, описывая иногда форму буквы S. Начались туннели - первый, второй, третий, четвертый... Я насчитал девять. Мы проходили по ним минуту-две, не больше. И здесь попадались изгороди пастбищ. На следующей станции в горной местности рабочие просили у пассажиров газет, став на некотором протяжении по одному и выкрикивая «пэпэр» (Пэпэр - бумага. В данном случае просьба дать бумаги). Пассажиры действительно выбросили в окна десятка полтора газет.

В 6 часов горы кончились, но в половине восьмого вновь прошли горами и туннелем. У Ипсвича началась равнина, но все же попадались и холмы. Иногда лес отступал. За 20 минут до Брисбена проехали по мосту и холмистой местностью подошли к столице Квинсленда. Меня по моей телеграмме встретил спутник по пароходу «Дармштадт» мистер Кэмпбелл, славный старик, помогающий своей племяннице в делах, служа у нее в отеле (маркером, наблюдателем и пр. и, вероятно, даром). Отель был полон, но мне отвели отдельную комнату. В ней стояла кровать со сплошным пологом наверху, стол, покрытый скатертью, но, очевидно, для письма, комод, умывальник и два стула. На полу небольшой ковер, а в углу сидячая ванна.

Отель «Австралия» очень «централен» и одним боком выходит на главную улицу Квин-стрит. Внизу обычный «бар», где по вечерам виднелся стол с закусками.

Австралийские овцы

Встретили меня хорошо, не скажу, чтобы радушно, исключая старика Кэмпбелла. Хозяйка была даже недовольна, что я потребовал мой тяжелый сундук в комнату, но последнее было положительно необходимо ввиду того, что мне приходилось дважды сортировать вещи: первый раз для отправки коллекций и второй - для оставления вещей в отеле на время предстоящей экскурсии на север Австралии. Прислуга здесь наполовину состояла из бывших господ и служила очень официально. С чемоданом вышел казус: он был отправлен по ошибке в «Северо-Германский Ллойд» для пересылки в Коломбо. Я купил билет I класса в Кэрнс и обратно и подготовил все к отъезду; вечером написал письма.

12 сентября в субботу сходил в СГЛ, на почту, вернулся и, расплатившись с миссис Эрль, взял кеб. Кучер оказался неалчным и за лишний провоз ящичка, ошибочно не туда направленного, взял только 6 пенсов. Кучер кеба, везшего мою собственную персону, не сразу подвез меня куда следует, так как пароходства здесь принято звать по первым буквам, а я ему сообщал адрес полностью, и эта полнота приводила его в недоумение. На пароход я приехал рано и очень рад, так как встретил стюарда и удобно устроил свой сундук. Величина моего сундука здесь всех удивляет. Как-то я довезу его до родины...

Пароход грузился на два трюма. У одного из них были две лебедки, действовавшие паром.