Дорога Виктория - Монреаль

В 2 часа, а по-местному в 14 часов дня поезд отправился в Монреаль.

Первое время он шел по берегу моря. Затем по длинному мосту через реку Питт-Ривер.

Окрестности Ванкувера очень напоминают север России. Дальше поезд идет вдоль реки Фрейзер, ширина которой равна ширине Невы у Петербурга. На горизонте горы. То здесь, то там торчат, словно выгоревшие леса, почерневшие пни больших деревьев. У станции Гаррисон видели большие клубы дыма - то горит или выжигается лес. Фрейзер становится местами уже. Речка эта наносит на свои мели много коряг, снесенных горными потоками с ближайших гор. То покидая, то следуя рекой Фрейзер, поезд в конце концов входит в ее горное русло, каньон, и проходит через несколько туннелей. Местности в горах очень живописны. Но меня виды не поразили так, как в свое время поразили виды в Альпах, в горах Италии и в Скандинавии.

Прошла ночь. Утром я встал в 6 с половиной. Первое, что увидел,- красивое озеро среди скал. По берегу его виднелась масса срубленных деревьев. Поезд взбирался по кручам при помощи двух локомотивов. Хотя путь был горный, но красоте видов мешало отсутствие хорошего леса: вдоль дороги видны одни только стволы не то высушенного, не то погибающего от времени. Здесь, как и в Австралии, после себя человек оставляет следы разрушения.

Виды кое-где были очень живописны. Особенно красив был водопад, спускавшийся с высокой горы. В 11.30 прибыли к знаменитому леднику «Большой ледник», где ради доходов железнодорожному ресторану простояли на четверть часа более. Прошли через ущелье Розера и встретили поистине живописнейшую местность, над которой властвует гора Мак-Дональд. Здесь чудная долина, высочайшие прямые стволы деревьев, кажущиеся гигантскими булавками на склонах крутых гор, река внизу и снеговые горы бордюром. Это долина реки Бивер (Бобровой). Мы перенеслись через несколько очень высоких мостов с красивыми видами. Понемногу спустились в самую долину реки Бивер. Река местами очень узка, и даже удивляешься, как проходит вся масса вод через такое узкое место.

При выходе из Редгров, где кончились вторые пути, мы встретили великолепный вид на снеговые Скалистые горы и горы Селькирк, которые следуют за поездом все время по горизонту. Перебираемся в долину реки Колумбии. Ее воды, как и воды других рек, мутно-зеленые. За городом Гольденом поезд несколько раз пересекает красивейшую долину. Паровоз, пыхтя, с трудом тащит свой поезд, и кажется, вот-вот остановится. На станции Филд прицепили второй локомотив и пошли очень тихо до самого перевала. В 7 часов перестал наблюдать в окно, так как сильно стемнело.

Утром проехали Кальгари, город земледельцев. По обе стороны пути виднелись жалкие степи, именуемые прериями, то есть именем, с которым мы привыкли соединять представление о чем-то весьма обильном растительностью. Было довольно жарко. Виднелись только грунтовые дороги, как наши «расейские».

Иногда мелькали стога сена. На станциях виднеются земледельческие машины. На одной из станций вошел молодой, рослый поселянин - истый степняк по виду. По его словам, на милю к югу идут пастбища. На этой равнине мы то и дело проезжали мимо солончаковых болотцев и озер почти с полным отсутствием растительности по берегам. На юге виднеются холмы, но нельзя различить, покрыты ли они лесом. В общем местность напоминает Башкирию. В степи виднелись огни и дым, вероятно, это были палы. По сторонам пути иногда попадались рабочие, возившиеся с землей и впервые пахавшие ее лошадьми. Я, конечно, не мог определить, были ли это поселенцы, или работы совершались за счет железной дороги. Около Эрнфельда встретились настоящие пашни с черной землей, так хорошо знакомой в России. Ночью имел несчастье огорчить просьбой кондуктора не зажигать потухшей лампы.

У Маркетта виднелись все те же поля, фермы. Одна очень напоминала украинскую хату своей соломенной крышей. В 9 часов прибыли в Виннипег.

В этом городе мне пришлось просидеть и проскучать пять часов. Одна знакомая дама, спутница моя от Сувы, покараулила мои вещи, и я прогулялся по городу, то есть, собственно, по одной центральной улице, где я увидел многоэтажный дом. Свертывал и к реке, где смотрел на пароход и пустыри, еще не застроенные. Часть улицы улучшенная, европейская, остальные с одноэтажными домами, деревянными тротуарами. На мой вопрос городовому, кому поставлен встреченный мной памятник, городовой ответить не мог. Это все-таки характерно. На памятнике написано, и стоит он возле Думы.

Наконец, я в вагоне, и поезд снова несет меня на восток. За городом Виннипегом некоторое время шли огороды. Вскоре местность оживилась погустевшим кустарником и лесом, но это большей частью был густой узколистый березняк. Он был даже жалок с виду, когда рос на болоте. Полное сходство с северной болотистой - Россией. Даже станции напоминали наши, с той разницей, что здесь что ни станция, то где-нибудь да уж виднеется вывеска «Отель». И так было до самой ночи. Утром проехали Апсалу, которая очень напоминала Швецию. В окна вагона виднелся все тот же северный лес, среди которого мелькнул лагерь индейцев.

Вагонные путники, как на пароходе, благодаря долгому совместному пути понемногу перезнакомились, несмотря на самые разнообразные профессии. Разговоры велись на разных языках и умолкали только в пору трапезы, когда все словно по команде вытаскивали свои запасы и вагон заполнялся не столько человеческой речью, сколько звяканьем посуды, треском вскрываемых консервов, хрустеньем бисквитов и почавкиванием аппетитно кушавших пассажиров.

Поезд иногда следовал берегами речек, порожистых и поросших по краям все тем же густым березняком. Затем путь пошел вдоль северного берега озера Верхнего. Красива река Нипигин, через которую мы переехали по железному мосту. Мчались по каменным глыбам; иногда они были совершенно лишены всякой растительности; в другом месте поезд несся по болоту. Растительность очень часто имела печальный, сильно ощипанный вид.

Ночь снова оторвала меня от наблюдений, а утро встретило тем же мелким лесным пейзажем. В 9 часов прибыли в Норт-Бей, где вошло очень много народу. За Норт-Беем пошла все та же местность. Иногда я даже не мог себя убедить, что еду по Америке, а не где-нибудь в Петербургской губернии или по Финляндии. И постройки были те же. Та же желтая, нечерноземная пахотная земля, те же драночные крыши, тот же тип амбаров. Поселения стали попадаться чаще и размерами больше. Видно было, что местность довольно обитаема и благодаря лесу приятна для жизни. Попадались лесопилки и на целые версты растянувшиеся штабели досок. Мы едем уже по области судоходных рек и озер.

В Оттаве мы простояли недолго, и я не рискнул уходить со станции. Поезд подошел к станции не сразу, а произвел какие-то эволюции взад и вперед клином, затем остановился и, снова тронувшись, прошел точно по головам домов к главной станции, откуда и ушел потом уже прямо на Монреаль.

В Монреаль я приехал вечером, с опозданием только в полтора часа. По моей телеграмме меня встретил наш русский консул Николай Бернгардович Струве с братом и двумя их друзьями из консульства французского и итальянского.

Я чудно провел ночь. На другой день прогулялся по городу, съездил на Мон-Ройяль, давшей городу свое имя, откуда любовался городом и на реку Св. Лаврентия, а на другой день уехал на пароход «Ляк-Эри». Из Монреаля вышли 5 ноября.

Снова началась пароходная жизнь. Два дня мы ехали рекой и заливом Св. Лаврентия. На третий день прошли мимо маяка Ньюфаундленда и вошли в океан... Впереди - Россия.