СЕРЕНГЕТИ ПЛАТО

Не какие-то обыкновенные петухи, а львы начинают утреннюю побудку в Серонера. Правда, не обязательно каждое утро - и в этом отношении царь зверей отличается от них. Ну, а когда найдет охота и лев задолго до восхода начнет проверять свой голос, кажется, мертвый восстанет из могилы.

Вскакиваешь от первого его пробного рева - не от страха, а от необычности звуков: будто слегка приглушенные раскаты грома рвут не своды небес, до которых так далеко, а вот эту землю, траву, деревья, обрушиваются на палатку, в которой ты живешь. Эта самая обычная брезентовая палатка спасает от африканского гнуса, от солнца, дождя, но не от хищников. Почти вся Серонера - такие приземистые зеленоватые брезентовые холмики. Стоит его величеству льву прикоснуться лапой - и полетит прочь палатка с ее легковесными алюминиевыми подпорками и застежками- « молниями ».

Но подобных случаев не было. Даже буйволы, знаменитые разбойники, затевают свои игрища подальше от палаточного городка. Действует какой-то закон самосохранения: чем злее и страшнее зверь, обитающий в здешних местах, тем на более почтительном расстоянии держится он от человеческого жилья. А вот антилопки и жирафы заходят в поселок и сразу же набрасываются на урны, опрокидывают их, выбирают съестное, выброшенное людьми. Ночами к кухне, вокруг которой всегда кости, сбегаются шакалы и гиены.

Модница.

Серонера - единственное пристанище для человека в Серенгети плато, лесостепной державе, равной по размерам половине Бельгии.

На карте Серенгети напоминает летящую птицу: одно ее зеленое крыло упирается в границу с Кенией, а другое едва не соприкасается с водами озера Укереве-Виктория. Едва - так как по берегам озера петляет широкая пыльная дорога, за которой рыбацкие поселения.

В Серонера встретишь егерей и натуралистов. Труд их тяжек и кропотлив. Нужны долгие годы наблюдений, чтобы опубликовать в редко выходящем специальном журнале, рассчитанном на узкий круг читателей, сообщение о том, что муха цеце, например, менее опасна, чем москиты. Тут и цифровые выкладки: только одна из двадцати цеце несет болезнь, а каждый третий москит заражает при укусе.

Дорожные знаки... На столбиках, а большей частью на стволах деревьев - дощечки с надписями, ограничивающими скорость движения. Дороги неважные всюду, но в одном месте разрешена скорость до 30 миль в час. Через 10-15 минут сбавляй до 20, а затем переходи на десять. Оказывается, в первом случае вы проезжали пастбища зебр - в галопе они мчатся со скоростью до 30 миль в час, и, если машина пойдет быстрее, можно сбить животное, случайно оказавшееся на полотне дороги. Газели делают по 40 миль в час, им не страшны автомобили с погашенной скоростью, но с ними обычно бродят антилопы, которые не так уж резвы. Отсюда ограничение в движении. А уж если соскочил до 10 миль - гляди по сторонам, наверняка увидишь страусов с потомством, из-за них и тормозишь, кланяясь каждому бугорку, каждому взгорбившемуся корню растения.

Взрослые страусы, как подсчитано дотошными наблюдателями, бегают со скоростью 29 миль в час, но они любят прогуливаться семьями, с потешной, еще не оперившейся детворой. Тогда они двигаются медленно.

Семья.

Однажды, увидев страусиху с дюжиной птенцов, я остановил машину. Она подалась со своим выводком в кусты. И тут поднялся визг: птенцы увязли в траве, в их беспомощные, незащищенные еще тельца безжалостно впивались колючки, длинные шейки болтались, как маятники. Страусиха нервничала : то она делала шаг к машине, то возвращалась к своему кувыркающемуся потомству и пыталась выручить его из беды. Я откатил машину назад. Несколько минут прошло в ожидании. Ну, думаю, все утряслось, можно ехать. Не тут-то было! Через сотню метров снова та же картина: по дороге, как Гулливер с лилипутами, шествует та же знакомая страусиха. На этот раз выручила тропинка - в нее и юркнул натерпевшийся страха выводок. Мать замыкала строй. Сообразила, что накатанное дорожное полотно - самое удобное место для прогулки выводка...

В Серенгети приезжают со всех концов света. Телевизионные компании многих западных и азиатских столиц направляют сюда режиссеров, кинооператоров, фотографов, художников, артистов. Они превосходно оснащены последними новинками в области фотосъемочного дела. Смотришь, иной щелкает льва метров за пять-десять, а на снимке получается чуть ли не в упор. Снимают и в воде - плавающих, дерущихся, лежащих на дне крокодилов. В ночное время наблюдаешь электрические фейерверки: от сильных батарей лампы дают чрезвычайно яркие вспышки под щелчок фотоаппарата, который наверняка запечатлеет ночную саванну с группой животных.

В Серенгети.

Добротное снаряжение придает человеку известную нагловатость, и он так и лезет со своей всемогущей техникой под самый нос зверя. Вот вездеход с металлическим люком на крыше останавливается под мимозой, на нижнем сучке которой разлегся леопард. Он только что позавтракал антилопой: живот набит и грузно выпирает, глаза закрыты в дремоте, хвост и лапы повисли, кажутся безжизненными. Разбитной киношник, вобрав голову в плечи, вытянул руки с камерой и шурует аппаратом в каком-нибудь метре от почивающего красавца, не обращающего внимания на его суетню.

Зритель получит удовольствие, увидев такие кадры из Серенгети. Но когда знаешь, как сравнительно легко достаются эти экзотические картинки, становится обидно. От человека тут не требуется ни смелости, ни ловкости: их заменяет техника.

Вслед за оператором пристроился и я, а после моего отъезда подобные снимки сделают другие.

И так почти каждый день. Лежащий на дереве леопард расходится по всему белому свету в фотоснимках и кинокадрах. Рассуждая подобным образом, я снижаю в глазах читателя ценность и собственных фотографий. Но, право, истина дороже.

При многократных поездках по просторам Серенгети мне приходилось снимать на очень близком расстоянии большие стада львов. Лежат на траве пятнадцать-двадцать зверей. Такое не часто увидишь даже здесь. Присматриваешься к тем, что поближе, и, к великому удивлению, обнаруживаешь: ухо одного из них проколото металлическим кольцом, на котором болтается бирка с какими-то цифрами. Дело рук человеческих! Спрашиваю егеря, что это значит.

- Ученые,- медленно произносит он.- Стараются.- В этом слове я уловил неодобрение.- Гоняются днями и ночами, загоняют льва в клетку, прижимают голову к прутьям и навешивают разные погремушки. Какой он после этого лев...

Малыши.

Дело, конечно, не только в этом. Многое в Серенгети вызывает тревогу за судьбу этого уникального места. В нескольких милях от Серонеры аэропорт. При въезде надпись«Выходить из машины опасно». Нередко взлетная полоса занята стадами антилоп и зебр. Приземлиться невозможно, и самолетик на бреющем полете кружиться над животными распугивая их. Не надо бы ни самолетов, ни аэропорта. Но как же иначе: поток туристов все возрастает и доход соответственно растет.

Самолеты производили и фотосъемку. Некоторое время назад решили подсчитать, сколько здесь разного зверья. Оказалось, свыше миллиона! Половина этой фантастической цифры - газели Томпсона, или, как их принято называть в охотничьих кругах, томми. Четверть миллиона антилоп гну, сто пятьдесят тысяч зебр. Во всем зверином царстве львов не больше тысячи. Носорогов десятка три.

Уже сейчас Серенгети делится на типичную и нетипичную, а какой-то десяток лет назад вся она была «типичной», то есть труднопроходимой, с непугаными животными.

Директор Серонеры посоветовал мне съездить в прибрежные заросли речки Банаги, полюбоваться, как он сказал, настоящим зрелищем настоящей Серенгети.

Человеку не удалось еще протоптать там даже тропинок. В эти почти недостижимые места добираются раненые звери - ранены не огнестрельным оружием, ношение которого запрещено на Серенгети плато, а изувеченные в жестокой борьбе за жизнь.

Мы поднимаем с лежбища буйвола. Трава вокруг в крови. Возможно, у него была схватка со львом: правая нога разодрана, он прихрамывает. Лев и буйвол - достойные соперники, их поединки кончаются по-разному. Егеря находят трупы львов, измятых и втоптанных в землю буйволами. Вдвоем, втроем львы нападают и на антилоп гну и на жираф. Из всех крупных животных только слоны и носороги не боятся львов: завидев их, царь зверей скрывается.

Он чем-то похож на бульдога.

Самое интересное время в Серенгети - время миграции, массового передвижения сотен тысяч животных с одного места на другое. Когда кончаются дожди, они устремляются от озера Укереве на юговосток. Стада зебр и антилоп застилают горизонт, растягиваются на километры. А когда снова начинаются ливни, повторяется то же самое: животные возвращаются к берегам могучего водоема. Ни с чем не сравнимое зрелище! Словно собралось зверье со всей планеты - жирафы, слоны, носороги, зебры, антилопы всех видов и размеров, обезьяны и зайцы. А над ними - птицы: они садятся на крупы зверей и отдыхают. На слонах уселись белые ибисы, а малахитовый зимородок, одна из красивейших птах, пристроился на лбу антилопы импалы.

Все в движении, в одном стремлении вперед. Единственная дорога к озеру, пролегающая по Серенгети, забита, над ней стоит пыль, сквозь которую видишь покачивающиеся, как на вышках, головы жираф-

Вечером в Серонера раскладывают костер - не из мелкого сушнячка, а из больших деревьев. Вокруг столики: по сигналу барабана собираются на ужин. Бочком, сторонкой пробирается к людям выползшая из укрытия черепаха. Снуют мангусты, привыкшие подбирать остатки со столов. Чучелами застыли на ветвях угрюмые марабу.

День пролетел как во сне.