МАСАЙСКИЕ СТЕПИ

Травяная хлябь. В дождливое время в ней увязнешь, как в болотной трясине, хотя в сухой период тут можно без особого риска путешествовать на машине. После дождей сюда и не суйся. Почва напоминает глину, из которой делают кирпичи. Трава кренится под тяжестью облепивших ее капель.

Но покажется солнце - и все мгновенно меняется. Не спешите, задержитесь и понаблюдайте. Солнце пробивает белесоватый туман над степью. Тонкая пелена его не поднимается до крон редко стоящих деревьев - они видны далеко-далеко, эти зеленые холмики в молочном океане. Не успеешь привыкнуть к этой картине, как все уже по-другому. Солнце разгоняет туман. Смотришь, а пелены нет как нет. Только где-то в низинах тают остатки тумана.

За необыкновенным не надо ходить далеко. Только стоит всмотреться в то, что происходит рядом. Крупные росинки уменьшаются на глазах, испаряются, превращаются наконец в еле заметное пятнышко на стебельке или листике, а через мгновение горячие лучи стирают и это пятнышко. И вот уже едешь словно по переспевшей, забытой ниве. Только слоновья трава толще, грубее, выше культурного злака. В сушь можно позволить себе свернуть с бурой, каменистой, неприветливой африканской проселочной дороги и углубиться в буш - кустарниково-травяные заросли. Только ненадолго. Трава скрывает коварные пни и основания термитников, норы грызунов, дождевые ямы. Или же скелет жирафа, от которого только что убежал шакал и застыл в десятке метров от вас. Или целое кладбище слоновьих костей, белый череп буйвола, увенчанный черными рогами.

Препятствие за препятствием, а ведь издали степь казалась ковром. Низкий колючий кустарник, почти невидимый с дороги, нещадно бьет по машине, цепляется за колеса, царапает боковые стекла, как бы настойчиво повторяя: «Вернись, куда тебя несет нелегкая!» Вспоминаешь советы опытных людей - ни в коем случае не выходить из машины. Утешаешься тем, что слон, по охотничьим наблюдениям, редко переворачивает автомобиль, если он не движется. Просто так, говорят, подойдет, обслюнявит хоботом стекла, погнет антенну, если она есть, вырвет «дворники», на худой конец, станет ступнищами на капот и промнет его, порезвится слегка и подастся в саванну. А что переживет шофер, который согнулся в эти минуты под баранкой?

Однако необычное, неизведанное всегда манит. Где еще тебе удастся вспугнуть из гнезда страуса, который поначалу зашагает, грузно раскачиваясь, а потом перейдет на такую рысь, что не догонишь и на машине? Где увидишь стадо зебр, которые шарахнулись в сторону, но вдруг остановились вблизи и с любопытством рассматривают вас? А вот на дорогу выскочила зебра, будто расписанная художником абстракционистом, и помчалась почему-то впереди машины. Какие-то пять метров отделяют ее от радиатора. Увеличиваешь скорость - она убыстряет бег, едешь тише - замедляет. И, заканчивая озорную игру, прыгает в сторону, полосатая бестия, и скачет от нас во весь опор.

Праздничное шествие.

Где еще можно подъехать ко львам на два-три метра, остановиться перед ними, прикрыв наполовину боковые стекла, и наглейшим образом не только разглядывать их, а и фотографировать, менять камеры, щелкать и тренькать перед самым их носом да еще волноваться: получатся эти редкие снимки или нет? Где и когда повидаешь захватывающую гонку доброй сотни антилоп, вытянувшихся в цепочку и заполонивших собой полгоризонта?..

Травяные хляби масайских степей простираются на северо-западе Танзании, начинаясь почти от берегов озера Виктория и врезаясь клином в сердцевину страны. Тут можно вволю наглядеться на «великую пятерку» Африканского континента - слонов, гиппопотамов, львов, носорогов и буйволов. Множество причудливых бабочек и птиц парит в воздухе, особенно ранним утром или на закате. Полно змей. Часто случается, что на каменистой и пыльной дороге рассечешь шинами гадюку, не успевшую юркнуть в заросли. Чувство неприятное, словно сделал что-то нехорошее, хотя кто за это осудит?

Встретишь тут и высокие горы, каньоны с пластами всех цветов, лесные трущобы, болота, речушки, озера, каменистые плато без единой травинки и кустарника и плотные заросли, переходящие в леса. Здесь плохие дороги и проклятое бездорожье. Масайские степи - это заселенные и незаселенные места, где признаками цивилизации могут послужить жестяное или пластмассовое ведро около хижины масаев, бензоколонка под манговыми деревьями где-нибудь на пыльном перекрестке. Жизнь отсталая, застывшая, всем своим укладом знакомая по старым хрестоматиям и книгам.

Это иной мир и по возрасту, и по ступеням развития. Словно гигантский папирус древности открыт для обозрения, но неимоверно труден для расшифровки. Немецкий капитан Мориц Меркер около десяти лет жил в районах, заселенных масаями, усердно изучал язык. А потом сказал:

«Нет, моей жизни не хватит, я не успею овладеть в совершенстве этим языком».

Кое-кто из западных ученых пытался расшифровать иероглифы масайских степей, но мало чего добился. Правда, в ход была пущена любопытная версия о происхождении самих масаев: будто они - потомки римских легионеров. Предположение, не имеющее строгих научных доказательств, исходило из того факта, что в Африку посылали солдат и Марк Аврелий, и Александр Македонский, и многие другие государственные и военные деятели древности. Известно также, что римские легионы долгие годы стояли на Африканском континенте в местах, захваченных ими.

Правом на отпуск - на побывку, как бы мы сказали сейчас,- солдаты не пользовались: полная, многолетняя изолированность. Пополнять государственную казну - такова была одна из основных задач завоевателей. В Европу отправлялись караваны с драгоценностями, среди которых самыми главными были золото и алмазы, слоновая кость и шкуры редких зверей. Не только полководец, военачальник, но и самый простой солдат был свободен в действиях. Грабеж не считался пороком, а убийство не рассматривалось как преступление.

Солдаты обзаводились собственным хозяйством и хозяйкой - естественно, африканского происхождения. Римские воины предпочитали жениться на славящихся красотой эфиопках и арабках. В Европу, за крайне редкими исключениями, воины возвращались одни. Потомство их оставалось в Африке. Внешним обликом своим, языком, одеждой, нравами и обычаями метисы отличались от коренных жителей. Можно предположить, что африканцы относились к ним недружелюбно. В результате - вынужденное переселение, переход на юг континента, поиски безопасного района.

Таковы небогатые сведения из истории масаев. Поездив по их владениям, порывшись в библиотеках, поговорив с европейцами-старожилами, узнаешь еще кое-что. Так, в языке масаев есть несколько слов из латинского и греческого. Диковинно, конечно. «Херо, херо, херо!» - кричат они воину - победителю на спортивных состязаниях или отличившемуся охотнику, называя их героями, как и во времена Римской империи.

Кстати о языке. Масайский язык живой, но чрезвычайно трудно найти даже жителя Танзании, кроме самих масаев, который владел бы им. Дело не только в сложности самого изучения, но и в упорном и явно выраженном нежелании масаев подпустить чужака к своему языку.

Какие законы природы и особенности истории уберегли масайские степи от активного вторжения цивилизации и прогресса? Не происходит ли затухание малоизвестной культуры? Какая сила удержала масаев в стороне от общечеловеческого развития? Каков смысл в заветах их предков - не поддаваться новым веяниям? И, наконец, что же это за человек - масай? Как он живет, что думает, как одевается, что ест, пьет, во что верует? Кого и за что любит и ненавидит?

Меня давно перестала интересовать чисто внешняя сторона масайского быта. Не столь уж трудно заснять масайскую женщину в праздничном убранстве, раз очутился в этих краях. Ухо ее украшено не драгоценностями, а куском степной жесткой мимозы толщиной с мужскую руку. У парня парик вобрал никак не меньше килограмма глины цвета охры. Мальчишка семенит в козлиной шкуре - больше на нем ничего нет. Впечатление ряженых. Не то по нужде, не то напоказ. Разобраться трудно. А они, масай, да и не только одни они, воспринимают любого человека из любой страны Европы как праздного путешественника с тугим кошельком. И этому залетному гостю надо совсем немного: запечатлеть себя на кадре в обнимку с разряженным африканцем или с полуобнаженной африканкой.

Уже позднее я раскусил, что среди масаев есть мастера позирования. Они знают, где останавливаются иностранцы, и улучают момент, чтобы со щитом и копьем устремиться к ним. Кольца на руках и ногах, серьги, шкуры, ожерелья, выкованный кузнецом трехметровый дротик, тяжелый, но легко передвигаемый тренированной рукой масая. Хотите сделать фотографию? Платите! Доллар за позирование. Семь шиллингов. За такие деньги африканец работает целый день, а то и больше. А тут- те же деньги за считанные минуты.

Рядом - жилье.

Но согласитесь, во всем этом мало от реальной жизни. Какой-нибудь европеец доволен и тем, что побывал в легендарной стране масаев, свидетельством чего являются эти снимки. А сами масаи потешаются над ним. Да и как удержаться от смеха, если за сущий пустяк отвалили столько денег. Вот и бродят масайские манекены, норовя попасть в фотообъектив.

А хочется копнуть поглубже! Но как?

Недавно я проделал большой путь по масайским просторам. Без особой спешки. С ночлегами в дороге, с длительными стоянками в буше, с покупками хлеба где-нибудь в африканском лабазике, сплетенном из прутьев и травы, со встречами и беседами в официальной или домашней обстановке. Какая же, с недоумением спросит читатель, официальная обстановка в открытом поле, где и деревню можно назвать деревней с большой натяжкой?

Дело в том, что Масайский район (мы отнесли бы его к разряду национальных округов или автономных областей) входит в Арушский и подчинен ему. Арушский возглавляет господин Арон Мвакангата; он и познакомил меня с правительственным комиссаром Масайского района господином Сунгура. Его резиденция - в местечке Мондули, столице масаев.

Мондули разбросана у подножия невысоких гор. Несколько улиц. Много зелени. Домики, напоминающие мазанки. Вокруг обычная житейская суета: дымящиеся очаги, играющие детишки, стирка белья, стрижка овец, свежеванье барана, словесная перепалка соседей. Наверное, живущих здесь масаев можно назвать горожанами по сравнению со степными: для них и деревня - город.

В особнячке Мохамеда Сунгура, где мы провели несколько часов, есть радиоприемник. Сунгура познакомил нас со своей женой и детишками. Девочки сделали книксен, а потом уже подошли и подали ручку. Вот тебе и масайские степи...

Церемониал прошел на редкость ладно. А разговор поначалу не клеился. Сунгура интересовался: почему именно сейчас я пожаловал к масаям? Отвечаю, что проездом бывал здесь в 1961 и 1963 годах, но теперь появилась возможность поближе узнать о них, побольше.

Потом все прояснилось. Оказалось, что я приехал в здешние края в те дни, когда масаи вступили в вооруженную схватку с соседним племенем кагуру. Один масай был убит и двенадцать ранено. Ссора разгорелась из-за того, что кагуру пригнали на продажу скот вместе с масаями, а это могло отразиться на ценах. Масаи решили проучить соперников. Но вмешались полицейские силы, и обстановка разрядилась. В день приезда в Мондули я об этом не знал, но Сунгура, осведомленный во всех деталях о стычке, заподозрил во мне пронырливого корреспондента, который распишет эту баталию.

Все пошло на лад, когда договорились, что никаких репортажей из «района боевых действий» не будет...

Масаи - воины. В свое время колонизаторы набирали из них солдат, называя «гуркхами Африки». С кем только они не скрещивали копья! Одно время воевали за Килиманджаро. Масаи считают, что их верховное божество обитает на снежной вершине этой величайшей горы Африканского континента. Значит, горой должны владеть только они. Африканский вариант войны за гроб господень. И по сей день суеверные масаи воспринимают извержение вулкана как призыв о помощи: значит, божество чем-то недовольно и подает сигнал к борьбе с неугодными ему народами и племенами. Кто же не знает, что бог может положиться только на масаев...

- Впрочем, что мы рассуждаем о масаях, сидя в комнате? - резонно заметил господин Сунгура.- Давайте поездим, посмотрим.

И тут же предложил погостить в здешних краях по крайней мере недельки две.

- У вас самолеты, ракеты и космонавты,- говорит он,- а у нас - пастух и скот, степь. И масай в тех же одеждах, в каких он был в прошлом веке. Все же присмотритесь. Есть что-то новое и у нас. Только идите в сравнениях не от современного города, а от масайской деревни. А то все танцуют от небоскребов и западного образа жизни...

Словом, мы приступили к делу по масайской поговорке: мясо сначала надо попробовать, а уж потом говорить о нем. В Африке поразительный разнобой в понимании одного и того же явления, в оценке одного и того же факта. Если довериться одному источнику, то можно неточно или даже неправильно понять какую-то сторону африканской жизни. Здешнее общество формировалось и продолжает формироваться под влиянием самых различных факторов и явлений. У господина Сунгура своя особая точка зрения и на историю, и на место масаев в подлунном мире:

- Как масаи понимают социализм? Никак! Все идет пока мимо них. Независимость? Что она им дала? И при колонизаторах они знали, что такое свобода. Их не так просто эксплуатировать. Вольные люди! Не понравился европеец - до свиданья! Перегоняют стадо на сотни километров.

- А при новой власти?

- Разумеется, есть различие. Об этом я скажу. Но если я, как комиссар, чем-то не угодил кому-то - он порывает со мной и не показывается на глаза. Силой вызвать к себе я его не могу - бесполезно. Буду проявлять настойчивость - уйдет в соседнюю Кению. Что делать? Учить, просвещать. Прежде всего детей...

Мы отправились вместе с комиссаром к школе на окраине Мондули. За ней - степи, порыжевшие под солнцем, пасутся стада.

Одноэтажное школьное здание построено буквой «г» и окружено громадными деревьями мкуфи. Ствол у них гладкий. Крона покоится как бы на пластмассовой подставке. А на высоте двух-трех метров от земли - ребристые образования, переходящие в корень. Между деревьями - клумбы.

Навстречу вышел старший учитель Джон Хуго. Школьники столпились в дверях, с любопытством рассматривая приезжих. Ни один не одет по-европейски: простенькие масайские тоги.

Джон Хуго жалуется: не хватает учителей, на четыре класса три преподавателя. Дети одновременно изучают два языка - суахили, который объявлен государственным языком Танзании, и местный - масайский. Единых учебников нет, что, как сказал Джон Хуго, дает опытному учителю большой творческий простор и вынуждает индивидуально подходить к каждому ученику, создавать для него свой «устный» учебник.

Дети масайских степей никогда не видели города. Для них Мондули самое большое селение в мире.

До провозглашения независимости у масаев не было ни одной школы - они открылись с установлением своей, африканской власти. Поначалу все шло с трудом. Масаи не хотели отдавать детей учиться. В саванне шести-семилетние малыши - незаменимые помощники по хозяйству. В таком возрасте мальчик пасет стадо, умеет пользоваться копьем, носит на руках появившихся на свет козлят или ягнят, пока те не научатся бегать. Он обрабатывает шкуры, знает, где в сухой сезон можно найти водопой, не оплошает, когда повстречается с хищником.

Мужество масая фантастично. Мне пришлось однажды быть свидетелем сцены, которую никогда не забуду. В окрестностях кратера Нгоронгоро я увидел окровавленного человека: одной рукой он опирался на копье, другой держался за голову. Оказывается, когда он сидел в укрытии, выжидая добычу, на него кинулся леопард и ударом лапы содрал кожу на голове. Охотник прикончил хищника и побрел к знахарю. Ни растерянности, ни стона! Я потом спрашивал об этом масае: вылечился, снова охотится...

Здесь дети учатся героизму не по книжкам - они встречаются с ним каждый день. При этом у масаев нет скидки на возраст.

И вот эти привыкшие к свободе дети пришли в первую свою школу. В основном мальчики, но было и несколько девочек. В семье их называют «венчиками стебелька матери». Первоклассники привели с собой коров: масай не может жить без мяса, без молока, которое иногда смешивается с кровью из вскрытых вен животного. Если кто-то позволяет себе другие блюда, значит, отступил от жестких масайских традиций и должен быть причислен к отступникам...

Деликатность положения заключается еще в том, что школьник должен пить молоко только от своей коровы. И не потому, что для него оно самое вкусное и целительное. Считается, что человек не может быть постоянным, целеустремленным, если сегодня пьет молоко от. одной коровы, а завтра - от другой. В перерыв дети бегали каждый к своей корове. Ночи проводили в степи. Утром снова являлись в школу.

При полном параде.

Многим надоедало сидеть за партой, и, забрав коров, они подавались к родным очагам. Да и оставшиеся, случалось, удирали на несколько дней в степь.

Джон Хуго мечтает собрать когда-нибудь воедино сочинения масайских школьников, издать их. Это занятнейшие рассказы о приключениях в масайских степях: как они ходили со взрослыми на ночную охоту, как ловили антилоп для европейского зоопарка; как отпаивали молоком новорожденного жирафенка, который почему-то остался один; кто, где и как выпустил свою первую боевую стрелу, как обхитрил зверя, когда впервые взрослые назвали малыша «херо».

Большинство письменных и устных рассказов начинается так: «Я шел степью», «Я подкрадывался...», «Я бежал...»

Кажется, главное в масайском образе жизни - ходьба без устали: двигаться днем и ночью, в дождь, и жару, голодным и сытым. Всю жизнь пешком - от первых до последних шагов. Масай идет красиво, легко и никогда не выглядит утомленным. Он может быть одетым в лохмотья, выглядеть невзрачно, но жалким и приниженным - никогда! А все начинается с детства. Школьные сочинения превосходно отражают их житейскую мудрость, обретенную за годы блужданий по желто-зеленым степям.

- Вы что-нибудь рассказываете им о Советском Союзе? - спросил я учителя.

- А как же! Только у них свое восприятие.

- Например?

- Ну, допустим, я говорю, что в России есть Сибирь, там много снега и лесов. Школьники делают вывод: Россия - килиманджарская страна.

- Килиманджарская?

- Ну да! На вершине Килиманджаро снег. Гора упирается в небо. Значит, и ваша страна снежная, поднебесная.

- А что еще они знают о Советском Союзе?

- Что у вас есть степи и там живут свои масаи...

Оказывается, школьников не удивил подвиг советских и американских космонавтов: ведь в небе всегда кто-нибудь летает. Раньше бог, а теперь - и бог и космонавты...

Правительство Танзании старается расширить сеть учебных заведений для масаев. В округе уже около сорока начальных и средних школ. Это по здешним масштабам Волховстрой... нет, даже Днепрогэс просвещения!

Член танзанийского парламента масай Эдвард Сокоини, побывавший в нашей стране, хлопочет об открытии ветеринарного техникума. О, это будут блестящие ветеринары! Вряд ли на нашей планете отыщешь людей, которые знали бы домашних животных лучше, чем они!

Енк-аджи - так называют свое жилище масаи. Это небольшая хижина с невысоким потолком. Овальный каркас сплетен из хвороста или толстых стеблей травы, обмазан глиной и коровьим навозом. В степях чаще встречаешь одинокие енк-аджи, но есть и селеньица по пять - десять хижин. Немало их пустует: люди пожили - ушли в другие места. Енк-аджи не продают при переезде, не принято на них наживаться. Как бы ни был беден человек, он должен помнить, что есть люди беднее его - им и нужно оставить хижину.

Покинутые енк-аджи служат прибежищем пастухов и путников. При нужде тут можно отдохнуть, только сначала выжечь вокруг траву, накидать внутрь головешек и следить, чтоб не случилось пожара, потом все убрать и ждать, когда степной ветерок развеет дым. После этого заходите смело: змей не заползет.

К енк-аджи вполне подходит наша пословица: «Не красна изба углами, а красна пирогами». Масай отлично принимает гостя, тактично ведет беседу. Вне дома он, случается, буян и задира. В хижине - покорный слуга, а гость - повелитель. Исполняется любое ваше желание. Захотели присесть - и «пуфик», набитый травой, у ваших ног. Лишний раз взглянул с любопытством на лук - и вот уже хозяин, сняв его со стенки, преподносит вам. Но и сам не откажется от подарка. Любит, когда приезжий оставит в его домике какой-нибудь сувенир. Будет потом всем показывать. Матрешка, привезенная из Москвы, так и ходит, говорят, из одной енк-аджи в другую.

Вообще-то масай не любит вторжения посторонних. Однажды я фотографировал деревенский рынок. Неожиданно сзади на меня навалился здоровенный масай с копьем в руке. Он норовил вырвать у меня фотоаппарат. Нас окружили. Мы, конечно, не понимали друг друга, и я искал человека, который помог бы объясниться. Оказывается, африканец требовал, чтобы мой аппарат разбили, а ему выдали деньги. Подоспевший полицейский оттащил его, а меня проводил до машины.

- Дурак! И вдобавок еще выпил, - объяснял полицейский. - Не надо на рынок ходить одному...

Бывает и так в масайских степях: проделаешь несколько десятков километров, остановишься у хижин, а поговорить не с кем. Днем почти все в степи - как в страдную пору. Разговор приходится вести около стада, на берегу речушки, на базаре, на бойне. Людно на раздаточных пунктах, их организация - тоже заслуга танзанийских властей. На эти пункты доставляют муку и раздают нуждающимся. Приучают вместе с молоком есть и хлеб, объясняют, как это полезно. «Бог дал корову и траву»,- гласит местная пословица. Корову - масаю, а траву - корове. Масай не питается ни овощами, ни фруктами. Врачи внушают своим пациентам, что, например, картофель тоже трава. Пока находятся в больнице, едят все, а как выписались, вернулись в степь - снова традиционная пища: мясо, молоко, кровь. С одним лишь отклонением - помбе ай мазива, здешний хмельной напиток. Необычайно пышны свадьбы, целую неделю помбе ай мазива льется рекой. Если же на гулянье присутствует еще и лайбон, высшее духовное лицо у масаев, свадебные торжества длятся несколько дней. Нынешний лайбон, господин Орума, богат и славен. У него собственное стадо в сорок пять тысяч голов. Обычно он дарит молодоженам десяток-другой коров, привозит подарки.

Женятся масаи после двадцати лет. Мужчины, возраст которых не перевалил за тридцать пять, подчиняются вождю - легвенани. Их называют мораны. Это умелые воины, готовые в любой час по приказу легвенани выступить в поход.

Моран должен обязательно в поединке убить льва. Притом сразить его артистически, одним ударом. Потом взвалить на плечи добычу, пройтись по степи и на глазах у всех бросить трофей к ногам легвенани. На счету морана будет потом еще немало убитых львов и леопардов, но решает первая схватка. Исход бывает различным - и на щите и со щитом.

На охоту моран выходит только с копьем. Удар должен быть молниеносным и точным. Промах может обернуться катастрофой. Опыт, ловкость, железную выдержку моран обретает в результате непрерывных учений, состязаний, походов и войн. Женится он уже в зените славы.

...А Нгаи или Мунги, масайский бог, восседающий на снежном колпаке Килиманджаро, опять чем-то недоволен.

Ветер срывает хлопья снега с вершины, и они слетают на листья бананов, на плантации кофе, на цветущие джакаранды. Диво тропиков!

Но даже бог бессилен забросить снежные хлопья в травяные масайские степи: они тают на горных склонах.