В ОКЕАН СМОТРЯЩИЙ

Ярко, словно подсвеченные, полыхают тропические деревья. Гибкие, длинные плети бугенвиллеи усыпаны цветками-бабочками. Вечерами дурманит пряным запахом диких орхидей. Цветут кактусы. Огненные чашечки развесил по кроне камерунский тюльпан. В сиреневом убранстве взметнулась над домами голенастая джакаранда. Приземистые, массивные баобабы кое-где повыскочили прямо к океану и стоят волнорезами на отшибе. Кора их, похожая на сморщенную кожу слона, испещрена надписями, знаками, датами. Залив темными наростами вырезанные тупым ножом европейские и африканские имена, баобаб выжил. А внизу - трава. Ее рубят, жгут, топчут, а она опять набирает силу, заполняя собой улицы, площади, стадионы, проходы между зданиями.

Столица, Гавань мира.

Дар-эс-Салам - по-арабски Гавань мира, Гавань спокойствия - в действительности никогда не знает покоя. Две стихии столкнулись на невысоком берегу Индийского океана: вода и саванна. Океанская кромка окутана парными облачками брызг, то отступающими при отливе, то атакующими во время прилива. Саванна несет жару и дым костров, а в дождь - густой аромат скошенных трав. На мыске у маяка резкий запах йода - водоросли. Но если отойти к городу, окунаешься в атмосферу материка. Чем дальше - тем жарче. Влажное и мерное дыхание океана сменяют короткие, частые вздохи суховея.

Океанские просторы и безбрежные саванны - все сходится в Дарэс-Саламе.

Столица Танзании вобрала в себя поток политических событий: одно за другим, одно за другим. Бывшая английская колония стала независимым государством 9 декабря 1961 года. Год спустя провозглашена была республика. В апреле 1964 года Танганьика и Занзибар вступили в союз: образовалась Объединенная Республика Танганьики и Занзибара. С октября 1964 года объединение получило новое название - Танзания.

В стране единственная политическая партия - Африканский национальный союз Танганьики (ТАНУ). В начале 1967 года была обнародована Арушская декларация, провозгласившая курс на коренные социально-экономические преобразования, построение общества на социалистических началах. Танзанийцы вышли на строительство республики с лозунгом: «Ухуру на уможа» - «Свобода и работа».

С полной нагрузкой.

- Хабари кани? - так на родном суахили приветствуют друг друга жители Танги.

Танга - парус, ньика - степь.

На редкость разноцветный и разномерный город Дар-эс-Салам. Как огромная поленница дров, где есть и комли в обхват, и тонкие жердочки. Обитатели его не только африканцы. Весомо представлена Азия с ее смесью народов, говоров и религий. Целые кварталы заселены индийцами. Одна из главных магистралей столицы - Индийская улица. Там сотни магазинов и складов с индийскими товарами. Разговор ведется на хинди, урду, гуджарати. На экранах неделями идут фильмы с популярным и здесь Радж Капуром.

В пестроте дарэссаламского населения - пакистанцы, беженцы из Гоа, переселенцы из аравийских княжеств, выходцы из Мозамбика, Анголы, Африки Южной, Юго-Западной, с Мадагаскара, Маврикия, Сокотры, Сейшелов, Реюньена. Есть и китайцы. По официальным данным, в Танзании свыше трех миллионов людей исповедует ислам. Свыше двух с половиной миллионов - христиане. Сто тысяч азиатов придерживаются индуизма или мусульманства.

Есть среди них и «подданные Ага-Хана» - богатейшая здешняя колония. У агахановцев свои клубы, школы, библиотеки. Это своеобразная секта, исповедующая учение Ага-Хана. У них нет родины в географическом понятии, нет ни к кому и территориальных претензий. Ага-Хан, основатель секты, учил, что главное - не земля, не границы, а душа. Родина у человека там, где он живет. Куда бы ни забросила тебя судьба, ты, уважая порядки той страны, должен оставаться верным идеалам Ага-Хана.

Есть в Дар-эс-Саламе и католики, и лютеране, и буддисты. Проповеди читаются на английском, французском, немецком, арабском, латинском, хинди, урду и гуджарати, на суахили. Знай только слушай! Одежда - от мини европейской до мини африканской: это у женщин. А у мужчин - от европейских смокингов до мини-трусиков. Последние возникли не от моды, нагрянувшей из-за океана, а от минизаработка.

Как и положено центру страны, Дар-эс-Салам растет. Численность населения перевалила за четверть миллиона. К концу нынешнего века город наверняка станет миллионером. Растет он не столько вширь, сколько в длину, по океанскому побережью. Каких-то пять или шесть лет назад бухта Леопардов и Лестничный залив находились далеко за чертой города. Теперь здесь выросли городки, и к ним проложены асфальтированные дороги. Мжимвеме бич, тянущийся к югу от дарэссаламской бухты, считался чуть ли не африканскими джунглями. Ныне это обжитой район, где рыбаки и ремесленники понастроили специальные хижины - они под пальмами, сплетены из пальмовых листьев. Заплатишь пять шиллингов и становишься временным собственником такого обиталища на песке, в нескольких шагах от волн.

Строят много, добротно, красиво. Нет ни громоздких кранов, ни лебедок: все делается вручную. Наращиваются этаж за этажом, и кажется, конца не видно этому столь несовременному кропотливому труду. А пройдет несколько месяцев, и на месте захламленного пустыря - светлое, просторное здание. Много строят те, кого именуют здесь «бвана мкубва». Бвана - это просто господин, вежливая форма обращения. А бвана мкубва - сверхгосподин, начальник, обладатель туго набитого кошелька.

Назависимость принесла в город радость новоселий. Трудовой люд постепенно выбирается из трущоб. В колониальные времена не только роскошные, но и самые скромные особняки принадлежали исключительно европейцам и азиатам. А вокруг толпились сараюшки, нахлобучившие на себя козырьки ржавого железа, полугнилую фанеру, доски и дерн. Лабиринты тропинок вместо дорог. Зловонные сточные канавы. И дети, на которых больно глядеть, стыдно фотографировать. Все нормальные люди на земле отдают лучшее детям, и африканцы в этом притягательном человеческом свойстве не уступят никому. Если уж совсем взрослый мальчик шныряет совершенно голый, можно без труда представить имущественное положение его родителей.

Африканский квартал как понятие бездонной нищеты и забитости длительно и жестоко формировался колониализмом. Каждый европеец корчил из себя повелителя. К несчастью, и многие африканцы уверовали в свою мнимую второсортность. Поэтому африканские трущобы олицетворяли собой не только бедность, с которой не может сравниться никакая иная, но и определенную философию расистского толка. Гнет физический усугублялся духовным.

Из такой трясины нелегко вытаскивать человека!

Сейчас все это отходит в прошлое. Африканец вовлекается в строительный водоворот на паях с индийцем, европеец, азиат и африканец совместно затевают новую компанию.

Дар-эс-Салам - главный город республики. Никто не смеет теперь здесь теснить коренного жителя. Африканские семьи многочисленны, и любо глядеть, как вокруг матери, сидящей на скамейке в чистеньком дворике, снуют добротно одетые ребятишки. В доме и водопровод, и электрическая плита, радио, проигрыватель. Я уж не говорю о транзисторе: африканец отдаст за него последние деньги. Он и музыку слушает, и приобщен к политике.

Как-то однажды, еще до восхода солнца, я поехал на рыбацкую пристань, у самой горловины гавани. Оттуда - нараспашку океан и как на ладони сам город.

Табуреточка.

В гавани этой я встречал не раз людей, по типу своему живо напоминающих репинских волжских бурлаков. Босяки - не то, конечно, слово: какой же настоящий африканский рыбак в штиблетах? На голове нечто вроде шляпы, одет не то в женское платье, не то в очень длинную рубашку. И вот эти рыбаки перед выходом в океан слушали информацию о последних событиях в мире. Шли к лодкам, волоча сети, а в руках - приемники, газеты. Такое и присниться не могло при колониальном режиме!

Возвращается рыбак либо в свой домик, либо в собственную квартирку где-нибудь на Упанга роад, улице Патриса Лумумбы. Строительство идет в африканских пригородах - в Кинондони, Убунго, в районе, примыкающем к аэропорту. Асфальт, отводные каналы, стоянки для автобусов, гаражи и заправочные станции. А в нескольких милях от города - университетский колледж, гордость республики. Отличная планировка: легкие корпуса на зеленых холмах, с вершины которых открывается панорама Дар-эс-Салама, океана, безбрежных саванн.

Мастер.

В танзанийской столице есть свой стержень - площадь, круг, откуда в разные стороны разбегаются пять улиц. Единственная скульптура в столице, вынесенная на площадь,- это Аскари монумент. Темный металл озарен солнечными лучами. Солдат с винтовкой наперевес как живой вырвался из толпы и поднялся на пьедестал. До некоторых пор понятие «солдат» (аскари) здесь было колониальным: африканцев вербовали португальцы и арабы, англичане и немцы. И не раз танзанийцы, одетые в военную форму, воевали друг против друга за интересы своих колонизаторов.

Былых противников примирила старость и, главное, независимость. Она сделала танзанийцев танзанийцами, вернула им первородство, покончила с торговлей живым товаром на военном рынке. Солдат республики теперь защитник суверенного африканского государства, а не наемник заокеанских держав.

Есть что выбрать!

До провозглашения независимости в Дар-эс-Саламе не было современных промышленных предприятий. Океан раздробленности. В мелких ремонтных мастерских, гаражах, в магазинах, колониальных офисах, в банках и компаниях, в домах европейцев трудились мелкие, изолированные группочки африканцев. Малейший ропот - и человек выбрасывался на улицу. Ему давали характеристику, с которой он нигде не мог устроиться. Иди критикуй колониальные порядки за чертой города! Африканцев, не занятых работой в Дар-эс-Саламе и не имеющих на то специального разрешения, вылавливала полиция. Я еще застал времена, когда батракам платили 18-20 шиллингов в месяц - меньше нашей трешки! И живи не тужи, умрешь - не в убыток... Правительство Объединенной Республики Танзании, заботясь о растущем рабочем классе, установило минимальную зарплату. В Дар-эс-Саламе самый низкий заработок не меньше 180 шиллингов в месяц.

Организованы многолюдные рабочие коллективы. Свой профсоюз - достаточно влиятельная сила, с которой считаются.

Как-то докеры потребовали повысить им заработок - забастовали. Среди вожаков профсоюза не было единства. Иные даже растерялись, полагая, что при новой власти подобного быть не должно. Забастовка - постоянная спутница буржуазного общества. А тут - страна обрела независимость, республика, курс на построение социализма, и вдруг такое.

Положение, что и говорить, сложное. Нельзя же силой принудить к работе бунтовщиков!

Правительственные власти проявили выдержку и понимание. Министры терпеливо разъясняли докерам сложившееся положение. Есть промышленные объекты, где зарплата пока еще ниже. Надо потерпеть, создать государственные резервы, которых хватит на повышение зарплаты всем категориям промышленных рабочих.

Убеждение возымело действие: напряженность схлынула. Сложнее с безработными - численность их в столице не уменьшается.

Таковы трудности построения нового африканского общества, развития новых отношений, воспитание человека с широким кругозором, пониманием общенациональных интересов. Путь не из легких!

...Город, привлекающий своей естественной красотой, принаряжается в канун национального праздника. Сооружаются арки, реют флаги, на домах вывешиваются портреты лидеров, на деревьях вспыхивают разноцветные лампочки.

Дерево говорит, думает...

После занятий школьники ходят по домам и предлагают хозяевам свои услуги, ведут деловой разговор. Им, видите ли, надо привести в праздничный вид школу. И деньги они решили заработать сами. Не нужно ли постирать, подмести комнаты, помыть машину, посидеть с ребенком или, наконец, спеть, станцевать?

Из любопытства я впустил такую ватагу в корреспондентский пункт «Известий». Через полчаса он преобразился. Сняв рубашонки, вооружившись щетками, тряпками, стирающим, скребущим и моющим инструментом, ребята трудились с упоением, в отличие от нашего уборщика Джона, постоянно готового поворчать на ветер, нагнавший столько пыли, на дождь, на хозяев, которые оставляют ворох газет и журналов...

Вырученные шиллинги идут в кассу школы. Решают, что приобрести, чтобы при случае не ударить в грязь лицом. А случай всегда найдется. Например, саба-саба: на суахили это означает семерку, неделю, семидневку. И праздник и символическое число. Праздник потому, что в 1954 году 7 июля была создана партия ТАНУ - Африканский национальный союз Танганьики. Дата отмечается ежегодно. В эти дни устраивается ярмарка под лозунгом: «Покупай национальное!»

Дерево говорит, думает...

Рост и расцвет, радость и надежда - все это, вместе взятое, и есть саба-саба.

Дар-эс-Салам, столица формирующейся нации, развивается, думает, грустит и веселится. Африканцы восхищаются и яркой речью своего лидера, и девятнадцатилетней стеснительной Саудой, завоевавшей титул «Мисс Танзания».

Очень ценят здесь маски. Везут их в Дар-эс-Салам со всех уголков страны. Часто устраиваются выставки. Фейерверк масок. Их вырезают из дерева твердой и мягкой породы, из терракоты, рисуют на внутренних и внешних стенах хижин, а иногда прямо на земле, выжигают спичками на восковой оболочке папируса, отливают из бронзы, чугуна. Пишут маслом, акварелью и не вошедшими ни в какую номенклатуру красками, изготовленными мастером по никому не ведомой рецептуре. Кто и когда узнает, какие корни выкопал он в лесу, комочки какой глины растирал, листья какого кустарника варил в глиняном горшке, добавляя в смесь какие-то цветочки и кору какого-то дерева? Затем снова разводил костер и в кипящий котел бросал по щепотке разных специй: он хранит их в баночках из-под курительного табака, в мешочках, склянках, деревянных шкатулках. Все для масок.

Маска - мать африканского искусства, мастерства вообще. Она вошла в повседневный быт и сопровождает человека от рождения до смерти. Нет, пожалуй, понятия более близкого африканцу, чем маска : оно необычайно емкое по смыслу, включает в себя и оригинальную философию племени или клана, и обычные житейские соображения. Маска отражает и общечеловеческие, так называемые вечные темы - борьбу добра и зла, войну и мир, любовь и ненависть. Она не пройдет и мимо интересов семьи или отдельного человека, запечатлеет и увековечит деревом или терракотой физический тип не вообще африканца, а представителя определенной народности, со всеми особенностями его характера - с его прищуром, лукавинкой, его умом, смекалкой или... полным отсутствием оных.

Встречаются и дешевые поделки, проникающие в столичные аэропорты, в магазины перекупщиков. Деревяшки без искры таланта. Их на ходу хватают люди, заброшенные судьбой на несколько дней в ту или иную африканскую страну, люди, у которых нет времени, а может, и желания побывать в мастерских настоящих художников. Маски Танзании, как и многих других стран материка, вошли в коллекции европейских музеев. По ним можно изучать историю, этнографию, искусство Африки.

Больше всего ценятся маски старых африканских мастеров, привезенные европейскими путешественниками еще в прошлом веке. Тогда у африканских резчиков существовали полутайные организации - нечто вроде средневековых гильдий в Европе. Вожди племен отводили им участки земли, расселяли в хижинах, огороженных высокими заборами, где и работали наиболее одаренные мастера, прошедшие специальную выучку. Особые требования предъявлялись к маскам, изображавшим самого вождя: местный повелитель собирал знатоков, и они выносили суждения о достоинствах и недостатках произведения.

Маска.

В современной Африке ореол таинственности исчез: маски делают на глазах у посетителей. Мастера специализируются на ритуальных, игровых масках, на амулетах из черного дерева или слоновой кости, умещающихся на ладони, на масках декоративных и устрашающих, бытовых и фантастических. Последние вбирают в себя сказку, легенду, затейливую притчу. Есть маски, отражающие какое-то одно состояние человека - улыбку, гнев, изумление, раздумье, испуг, красоту или уродство. И оно вечно живет в ней - деревянной или железной.

Есть маски легкие, крошечные, а иные весят десятки килограммов...

В Гавани мира я познакомился с Ндабанинги Ситоле, лидером партии Африканский национальный союз Зимбабве, и его женой Канаан. Наши комнаты в отеле были рядом, нередко мы вместе завтракали, слушали африканский джаз. Так и напугать можно! Ндабанинги Ситоле жил в эмиграции: на его родине, в Родезии, за ним охотились сыщики Яна Смита. Там, за рекой Замбези, госпожа Канаан вынуждена была оставить пятерых детей. В разговорах она часто вспоминала их.

Так и напугать можно!

Я рассказал африканским друзьям о своих дочках в Москве - Эле и Тане. Обе учатся. Здоровы. Недавно прислали по письму. Госпожа Канаан рассказывала о своих куда подробнее.

Имя старшей дочери Сипикелело - Стойкость: она родилась в то время, когда ее народ боролся за независимость. Имя второй Сифисо - Желание - отражает жажду свободы.

- Друзья подшучивали над тем, что мы дали девочке чересчур общее имя. «Могли бы придумать что-нибудь конкретное». Третью девочку мы назвали Сикулулекиле - Свобода.

Лицо Канаан стало грустным, задумчивым. Муж тотчас перевел разговор на другое. Он вспомнил, как они вместе писали книгу «Африканский национализм», изданную в Европе.

- Канаан хорошо знает африканский быт, национальные традиции, отечественную историю. Без ее помощи я не завершил бы этот труд. Кан, расскажи о песнях зулусов...

...Далеко отсюда, на песчаных холмах африканского юга, живут зулусы. Они кочуют с места на место в поисках пищи. Песни их - о счастливом времени, когда у человека есть и вода и пища, а рядом вечный цветок. Этот цветок не роняет лепестков, никогда не вянет. Только надо с ним обращаться бережно, иначе он свернется и вам не увидеть его нежных красок. Цветок - это верная подруга ваша, жена.

Потом Канаан рассказала о танцах. В африканском танце нет ничего лишнего, и его можно читать, как школьник читает букварь. Танец изображает охоту на антилоп, на слонов, крокодилов. Неторопливые движения. Проверяются колчан и стрелы. Из воображаемых рук танцующий принимает амулет. По танцу можно определить, какой дорогой идет африканец - лесной тропинкой или выжженной саванной, переплывает реку или пробирается через висячий мост, сплетенный из лиан. Видно - смел охотник или не очень.

От Ситоле я узнал, что все лучшее, добытое на охоте, африканец дарит своей жене или избраннице. Обычай, равный закону.

У конголезского племени батетела, из которого вышел Патрис Эмери Лумумба, поговорка-притча гласит: «Муж обязан всю жизнь благодарить жену, вручать самые дорогие подарки, помня, что все равно остается должником. Если отыщется среди племени человек, который не понимает этого или не поверит сказанному, спросите его: что может быть дороже детей, подаренных супругой?»

...Давно уже Ндабанинги Ситоле лишен возможности видеть свою семью. Жизнь разворошила их гнездо. Расистские власти Солсбери арестовали родезийского патриота, не предъявив ему никакого обвинения, бросили без суда и следствия в застенок. Лагерь расположен в глухом районе. Побег исключен, связь с внешним миром немыслима. Конвоиры с овчарками: выдрессированные, они набрасываются на человека с темной кожей. Дальше - заросли кустарника, кишащего змеями. Наизготовке пулеметы, щетинится колючая проволока.

Адрес Ндабанинги Ситоле известен. А вот где вы, славная Канаан? Где ваши дети?

Дар-эс-Салам приютил беженцев из многих стран Африканского континента, народы которых еще ждут свободы и борются за нее. Людской океан - вместилище человеческих судеб, глубина и отмель, гавань тишины и бурь, дождливый и назойливо солнечный.

Таков Дар-эс-Салам - гирлянда пальм на песчаном берегу Индийского океана.