У подножия священной Богдо-улы

Европейцы - путешественники, побывавшие в столице Монголии, нередко восторженно отзывались о долине, в которой она обосновалась. "Ургинская долина - одна из прекраснейших, какие мне случалось видеть, и напоминает роскошные долины Ломбардии", - пишет, например, оказавшийся здесь осенью, в лучшую пору, путешественник Е. Ковалевский¹.

¹(Е. Ковалевский. Путешествие в Китай, т. 1. Спб., 1853, с. 36.)

Вытянутая на тридцать километров с запада на восток долина расположена на высоте 1354 метра над уровнем моря. С четырех сторон ее окружают горы: на севере Чингильту, на востоке Баянзурх, на западе Сангино-хайрхан, а с юга вдоль всей долины тянется Богдо-ула, считавшаяся святой горой. Это последний отрог Хентейской гряды. Холмы и пологие горки перед ним поросли травой, вдоль поймы речек Толы и Сельбы, покрытой серым галечником, некогда непрерывной каймой тянулась роща.

"Меня неудержимо тянуло молитвенное "обо" на вершине южного перевала, открывавшее вид на девственную заповедную гору Урги, жемчужину Монголии Богдо-Ул! Увидев ее, я невольно пришел в восхищение",-пишет известный исследователь Центральной Азии П. К. Козлов, посвятивший немало проникновенных строк священной горе¹. Высота Богдо-улы над Улан-Батором 1200 метров (абсолютная соответственно 2534 м). На ее склонах примерно километров сто в окружности тянется сказочный лес: вдоль гребня кедры, пониже-сосны, лиственницы, ели, березы, осины. Нигде больше на территории Монголии южнее Улан-Батора нет такой растительности в горах, столь щедрой в условиях здешнего резко континентального климата, с длинной холодной зимой и совсем коротким летом.

¹(П. К. Козлов. В сердце Азии. Л., 1928, с. 9.)

Живописная долина Толы была любима и обжита людьми с незапамятных времен. Здесь сохранились следы давно исчезнувших цивилизаций. На берегах Толы возле всегда зеленой Богдо-улы останавливались племена самых древних кочевников, побывали тут все предшественники монголов на этой земле. Из документальных источников известно, что в этом месте была ставка Ван-хана-предводителя кереитов, одного из самых сильных монгольских племен; здесь в XII веке стоял лагерем Чингисхан. Особенно охотно кочевали сюда монголы в последующее время, когда через долину стали проходить караваны с товаром, связавшие Восток с Западом. Еще при царе Алексее Михайловиче сюда добирались на телегах русские торговцы. Знаменитый чайный путь снискал у монголов большую популярность. Долгое время большая плитка зеленого чая ("кирпич") служила в кочевьях денежной единицей, и первые бумажные деньги, которые были выпущены в столице, стали его эквивалентом.

Лишь несколько юрт стояло у дороги, когда в просторную долину Толы прикочевали и были собраны самые первые храмы-юрты монастыря Их-Хурэ, вокруг которого разросся потом город.

Ундэр-гэгэн Занабазар, основавший этот монастырь, хоть и не жил здесь, много сделал для его роста и лично руководил возведением первых храмов. Он был крупнейшей фигурой в истории монгольской национальной культуры и искусства, его талант проявился разносторонне: в скульптуре, живописи, литературе, архитектуре. Легенды приписывают ему создание самого типа национальных соборных храмов. Но как политический деятель Ундэр- гэгэн Занабазар оставил роковой след в истории страны: в период распрей обратился за покровительством к маньчжурскому императору Канси. Это "покровительство"-правление маньчжуро-китайской династии Цин было официально закреплено в Долоноре в 1691 году и длилось в Монголии 220 лет.

Маньчжурский император, в течение двух столетий бывший фактическим правителем Монголии, всячески поощрял распространение в стране ламаизма, одного из течений буддизма. И почти три века господствовала эта религия в Монголии. Со временем философские догмы ламаизма стали знаменем реакции и тормозом развития страны, в период же своего утверждения в Монголии ламаизм сыграл положительную роль в развитии культуры древнего кочевого народа.

Буддизм-самая древняя из мировых религий-появился в монгольских степях еще в дочингисовское время, а Хубилай-хан, как мы знаем, объявил его государственной религией монголов. Но пала династия Юань, и вернулись монголы к шаманству, столь привычному верованию кочевников. И лишь в середине XVI века, в период расцвета ламаизма в соседних азиатских странах, эта религия быстро распространилась в Монголии, где междоусобицы и распри подготовили для этого почву. По выражению летописцев, с того момента, как тибетский лама освятил в 1587 году построенный на развалинах Каракорума храм Эрдэни-цзу, "вера Будды, как солнце, просияла в Халхе. Животворные лучи ее согрели души халхасов и смирили их жестокие нравы..."¹

¹(А. М. Позднеев. Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии. Спб., 1887, с. 52.)

Лама-священник был призван помочь скотоводу-кочевнику праведно прожить на этой земле. Вплоть до Народной революции 1921 года примерно на каждые пять человек в Монголии приходился лама, и он был не просто духовным наставником, но настоящим распорядителем их жизни от рождения до самой смерти. Человек не умирает в настоящей жизни, учит ламаизм, душа его находит другую оболочку - в любом другом живом существе, будь то зверь, рыба, птица... Душа грешника терпит много мук, душа праведника, разумеется, переходит-перерождается, например, в богатого влиятельного ламу. Высшие ламы приравнивались к божествам-бурханам. Считалось, что они наделены божественной силой. И эти "живые боги" должны были почитаться, как Будда. Учение основателя ламаизма Зонхавы о постоянно возрождающихся в живых людях богах прославляло социальное неравенство, стало умелым орудием в руках политических правителей. Только поначалу первый "живой бог" - духовный правитель Халхи "возрождался" среди именитых монголов. Начиная с третьего богдо-гэгэна он импортируется в Монголию из Тибета, что было удобнее маньчжурскому императору. Постоянной резиденцией "живого бога" стала Урга, благодаря этому город стал известен на Востоке как "северная Лхаса"¹.

¹(Лхаса - главный город Тибета (ныне Тибетского автономного района Китая), был резиденцией далай-ламы, главы ламаизма.)

Некоторое представление об Урге ранней поры дают акварели и литографии петербургского художника Андрея Мартынова. В 1805 году "сопутствовавший Российское посольство в Китай"¹, он побывал в столице Монголии. Произведения А. Мартынова-своеобразный рассказ об увиденном. Среди них выделяются листы "Летний дворец Хутухты или Высокого ламы-избранника", "Вид города Урги и резиденции Высокого ламы". Юрты окружены стеной; двухэтажная, тибетского типа постройка завершается крышей с загнутыми вверх краями; перед входом в резиденцию высятся жертвенные шесты... Русского художника привлекают прежде всего сцены городской жизни. В юрте, окружив таган с красными угольями, монголы в национальных шапках с лентами пьют традиционный чай. Среди открытой степи хоронят ламу. В морозном воздухе высоким столбом поднимается над погребальной палаткой дым, вокруг палатки склонились в молитве ламы в желтых дэли, их со всех сторон окружают, почти теснят многочисленные горожане в синих халатах.

¹(А. Мартынов. Живописное путешествие от Москвы до китайской границы. Спб., 1819.)

А. Мартынов. Вид города Урги и резиденции Великого ламы. 1805

А вот более позднее свидетельство о монгольской столице. В 1845 году два французских миссионера, Гюк и Габэ, прославившиеся тем, что буквально исколесили Тибет и Китай, пришли сюда к монастырю, пользующемуся, как они пишут, "громкой известностью у поклонников Будды". Пришли они среди запрудивших дороги караванов с паломниками из стран, исповедовавших ламаизм, и записали свои впечатления так: "Долина, простирающаяся под горою, усеяна в продолжение целого года шатрами разной величины, в которых помещаются пилигримы, желающие поклониться Будде и удовлетворить свое религиозное чувство... К Великому Куреню устремляются верующие всех стран, где только исповедуется ламаизм... Беспрестанно располагаются и снимаются шатры, толпы пилигримов прибывают и убывают на верблюдах, волах, в телегах и санях, на конях и мулах..."¹

¹(Гюк и Габэ. Путешествие через Монголию в Тибет. М., 1866, с. 67-68.)

Распространение ламаизма в Монголии во многом определило пути развития ее национальной культуры, искусства, и в частности зодчества, последующих XVII-XIX веков. Архитектурный облик монгольской столицы, выросшей из большого ламаистского монастыря, складывался весьма своеобразно. Приняв новую веру, монголы пытались совместить в развернувшемся строительстве традиции юртообразного зодчества с формами буддийской архитектуры, которая в каждой стране имела свои особенности.

Ламаизм , пришедший из Тибета, принес с собой и тип сложившейся там веками культовой посторойки - массивной, геометрически прстой (и в плане почти всегда квадратной) формы с совершенно плоской крышей. Складывавшиеся в горах Тибета на террасах из камня, многоэтажные здания монастырей отличались мунументальностью и строгостью форм; густо выбеленные,просматривались из далека.

А. Мартынов. Урга. Погребение ламы. 1805

В то же время маньчжурские правители, всячески поощрявшие развитие ламаизма в Монголии, навязывали строительство храмов в формах китайской архитектуры. Было принято, что император из Пекина дарил по какому-либо торжественному случаю храм или монастырь, или давал ему имя, пожертвовав определенную сумму и прислав своих мастеров для возведения ансамбля. Правда, большая часть средств на сооружение храмов собиралась со скотоводов.

Строгость и ясность очертаний тибетских храмов были ближе эстетике монголов, чем китайские культовые ансамбли с их пышностью и декоративизмом. Композиционно эти ансамбли всегда представляли собой смежные дворы, симметрично застроенные, с единой осью, идущей с юга на север. А сами здания отличались эффектной крышей больших размеров, нередко в несколько ярусов, с изогнутыми вверх краями, за что ее называют часто "летящей".

Еще в начале XVIII века император маньчжурской династии Цин Канси обнародовал свод законов, касавшихся также и Монголии, в которых утверждались типы архитектурных сооружений, нормировались высота зданий, количество их в ансамбле, цвет черепицы на крыше и т. д. Но формы, ставшие классическими в архитектуре Китая, были чужды Монголии, с ее совершенно другим ландшафтом, образом жизни и обычаями. Монгольские зодчие и в стационарном строительстве не пожелали расстаться с привычной, дорогой сердцу каждого кочевника юртой.

Почти четыре столетия, с середины XVI века, просуществовала и служила украшением столицы Монголии знаменитая юрта Абатай-хана, рассчитанная на триста и более человек. По легенде, когда-то в ней жил Абатай-хан, основатель самого первого ламаистского монастыря в Халхе, а потом, когда его внук Ундэр- гэгэн Занабазар сделал ее храмом, она всюду кочевала с Их-Хурэ и в оседлой столице стояла в центре города вплоть до 1940-х годов. К сожалению, в Улан-Баторе не сохранились и другие замечательные здания стационарных уже храмов, выстроенных по типу юрты. Некоторые из них достигали 30 метров в диаметре, но конструкция верха была как в обычной скромной разборной степной юрте. Сооруженные из местной лиственницы юртообразные, а позже квадратные в плане храмы Их-Хурэ имели фахверховые стены, а кровля завершалась тоно, как в традиционном жилище кочевников.

Тоно венчало и здание самого первого соборного храма столицы-Цогчина, сооруженного, как повествует легенда, по проекту Ундэр-гэгэна Занабазара. Это была постройка, напоминающая огромный, площадью в 51 квадратный метр шатер со 108 колоннами. Столичный Цогчин вмещал одновременно почти две с половиной тысячи лам.

Монастырь Их-Хурэ разрастался, увеличивалось число аймаков- приходов в столице. Возникали все новые здания. Монгольские зодчие переосмысливали пришедшие архитектурные формы буддийского зодчества с учетом своих возможностей и потребностей, руководствуясь целесообразностью. Наряду со скромными приходскими храмами в долине Толы были воздвигнуты уникальные произведения зодчества. В сооружении монастырских ансамблей предполагалось соблюдение основных принципов одного из трех типов: хурэ-с периметричной застройкой всех сооружений вокруг главного храма, сум-с симметричным расположением зданий в смежных дворах с главной осью, проходящей с юга на север, наконец, хийд-возводившихся по типу тибетских монастырей для лам-отшельников, в уединенном, малодоступном месте, чаще в горах на выбитых террасах. В монастырские ансамбли входили здания нередко различного архитектурного решения (это особенно проявлялось в застройке типа хурэ), что отражало творческие поиски монгольских зодчих.

Самым красивым из построек главного монастыря Их-Хурэ, по мнению А. М. Позднеева, был Дэчинкалбын-сум - храм Великого Спокойствия Калбы¹. Он считался личной кумирней богдо- гэгэна, был выстроен рядом с его дворцом и обнесен общей с ним желтой оградой. Стоявший в самом центре, на главной площади города, он сверкал позолотой двухъярусной крыши, сплошь вокруг увешанной звенящими на ветру металлическими колокольчиками.

¹(Калба у ламаистов - столица Шамбалы, мифической страны, "державы света", которая возглавит, по предсказанию буддистов, всемирную очищающую войну с врагами религии.)

Самым большим, величественным храмом в городе был Майдари-сум, который завершала крыша с ярко выраженным, подчеркнуто монгольским куполом, расцвеченным, как верх у степных юрт, орнаментом халзан. Стены Майдари-сума, сложенные из деревянных брусьев, имитировали кладку тибетских монастырей. Храм этот в середине прошлого века был самым высоким в Монголии.

Любопытны некоторые моменты из истории его строительства. Фигуру Майдари - бурхана высотой в 40 локтей отливали, как все крупные, значительные скульптуры тогда, во Внутренней Монголии, в Долоноре. Считалось, что туда в свое время перенес мастерскую Ундэр-гэгэн Занабазар; традиции Занабазара принесли подлинную славу произведениям долонорских мастеров в последующие века. А. М. Позднеев пишет, что когда бурхан в семи частях привезли из Долонора и установили в сооруженный для него деревянный храм, здание стало разрушаться. Тогда-читаем мы у Позднеева-"ламы высказали догадку, а Банчен-богдо в Тибете подтвердил ее монгольской депутации: "Майдари не желает жить в кумирне китайской архитектуры, для него нужно построить новую кумирню тибетской архитектуры, причем он сам будто бы начертил план и фасад здания"¹. Но монголы, вернувшись из Тибета, именно этот храм украсили по проекту ургинского настоятеля Хайдава-хамбо своей оригинальной юртообразной крышей, столь традиционной для национального зодчества.

¹(А. М. Позднеев. Монголия и монголы, т. 1. Спб., 1896, с. 95.)

Разнообразие архитектурных форм построек было характерно для центра столицы. И это сочетание юртообразных храмов и зданий тибетского стиля с овалом юртообразной крыши или загнутыми кверху углами "летящих" китайских крыш сообщало облику столицы Монголии своеобразное, очень индивидуальное выражение.

До пятисот храмов насчитывал Их-Хурэ перед Народной революцией 1921 года. Почти все они были деревянными и при строительстве нового Улан-Батора были снесены в 1940-е годы. По бывшим монастырским дворам прошли заасфальтированные улицы, площади, скверы. Столица Народной республики, начавшая интенсивно строиться, не могла втиснуться в планировочную схему старого феодального города.