Богдо-ула: памятники, легенды, праздники

О больших успехах искусства социалистической Монголии свидетельствует памятник Советскому солдату на сопке Зайсан в центральной части Богдо-улы.

Этот первый скульптурно-архитектурный ансамбль Монголии сооружен в 1971 году к 50-летию Республики. Его установили на сопке в 120 метров высотой, названной с древнейшей поры Старейшиной рода, может быть, потому, что она стоит перед грядой в центре. На ее вершине до 1971 года находился обелиск в память советских воинов, погибших за свободу Монголии.

Ансамбль на Зайсан-толгой открывает новый этап в развитии монументальной национальной скульптуры. В основу его положен синтез искусств. В создании ансамбля приняла участие большая группа архитекторов, скульпторов и художников-монументалистов Монголии (автор и руководитель проекта-архитектор А. Хишигт). Знаменательно, что свою первую работу огромного интернационального звучания они посвятили Советскому солдату, защитнику завоеваний социализма в Азии.

Памятники советским воинам, кровью отстаивавшим дело революции монгольского народа, сооружены в степях у Халхин- Гола, в городе Чойбалсане, на Алтае у озера Толбо-нур и других районах Монголии. Ансамбль в Улан-Баторе-результат долгих поисков и решения важной темы для монголов.

Величественное сооружение из бетона с мраморной крошкой занимает весь склон сопки. У подножия ее на стеле выбиты знаменательные слова: "Память о советских воинах вечна, как солнце на небе, священна, как огонь на земле".

На разных уровнях анфилады лестниц, ведущих к вершине, устроены террасы, они оформлены рельефами и скульптурой, имеющими символическое значение. На одной из них объемные эмблемы СССР и Монгольской Народной Республики - серп и молот и соёмбо, в сложную композицию которого входят такие древние идеограммы, как солнце и луна, пара рыб, свернувшихся кругом, и т. д. Наверху, у мемориальной стены для возложения венков-урны с землей. Она привезена сюда из тех мест Монголии, где была пролита кровь, где стояли насмерть советские воины вместе с монгольскими: из города Алтан-Булака, колыбели Народной революции, и с озера Толбо-нур, где сорок два дня держались окруженные врагами бойцы отрядов, которыми командовали монгол Хасбатор и латыш Байкалов (Некундэ)-в 1921 году, с берегов реки Халхин-Гол, где в 1939 году были разбиты японские милитаристы. Здесь есть и урна из Брестской крепости-героя, воспринимаемой в Монголии как символ беспримерного мужества и стойкости советских солдат.

В центре композиции-фигура Советского солдата с высоко поднятым знаменем победы. Ее создали скульпторы Ц. Доржсурэн и П. Зулзага. Пафос мужества и твердости, гуманизма и высокого гражданского долга подчеркнут в образе русского солдата, что придает памятнику публицистическое звучание.

Скульптура обрамлена огромным декоративным кольцом: высота его 3 метра, диаметр-23 метра. Оно установлено на трех опорах, как древний традиционный национальный очаг "гурван тулагын чулуу" - символ жизни монголов, которую защитил Советский солдат. Символическое звучание имеет и декор кольца-"очага". По внешней стороне его в обрамлении геометрического модифицированного орнамента алхан хээ рельефно высечен пояс Славы-боевые ордена и медали СССР и МНР. Внутренняя сторона кольца покрыта мозаикой. Из местных цветных камней и смальты, подобранных в теплой оранжево-красной гамме, художники-монументалисты Я. Уржинэ и Б. Доржханд исполнили впечатляющую поэму о боевом содружестве советских и монгольских воинов с первых боев за народную власть в 1921 году на протяжении всего пути социалистической Монголии до наших дней. Финальная сцена мозаичного панно-апофеоз в честь Советской Армии, защитницы завоеваний социализма на Востоке.

В центре площадки, образуемой кольцом-"очагом", чаша из красного полированного гранита с вечным огнем. По периметру чаши проходит выбитый традиционный национальный орнамент-пожелание огню никогда не погаснуть.

Сюда, к вечному огню, приходят не только многочисленные гости Улан-Батора, но прежде всего уланбаторцы, которые всем городом на субботниках помогали сооружать памятник, ставший всеобщей любовью и гордостью, украсивший столицу и древнюю священную гору Богдо-улу.

Богдо-ула. С нее начинается Улан-Батор, она занимает в жизни каждого уланбаторца важное место, она всегда перед его взором, к ней устремляется горожанин в дни отдыха. Без нее немыслимо ни прошлое, ни настоящее, ни будущее столицы.

Еще совсем недавно, поднявшись на сопку Зайсан-толгой, можно было увидеть внизу не только панораму Улан-Батора, но и море юрт, ровными рядами уставивших всю падь от подножия сопки до Богдо-улы. Красивое это зрелище-на зеленом поле пунктиры белых шапок юрт, над которыми к вечеру дружно поднимались столбики дыма. Это были не только дачи горожан, многие люди жили здесь постоянно. Сегодня с вершины сопки открывается вид на новый городской район, с корпусами сельскохозяйственного института и другими учреждениями, современными домами. По наклонным улицам района почти к самому лесу подходят красные "икарусы", переполненные в выходные дни, когда уланбаторцы устремляются на отдых к склонам горы Богдо-улы.

Степные жители монголы испокон веков почитали дерево, вырастить его на каменистой горной земле было чудом, на поднявшееся в распадке одинокое деревце кочевники навешивали разноцветные узкие лоскуты-дарцоги, ламы-философы в своих трактатах писали о благости монаху, вырастившему дерево. А здесь, вдоль левого берега Толы, на хребте, перерезываемом живописнейшими распадками с огненными жарками-саранками и сиреневыми ромашками, тянется почти тайга, наполненная чудными звуками: пением птиц, трубным призывом маралов, звоном горных ручьев и речушек, во множестве сбегающих вниз, к Толе. Здесь полно ягодных кустарников, в чаще живут кабаны, рыси, волки, соболи, олени-даже сейчас здесь насчитывается до двух тысяч оленей.

Памятник Советскому солдату на Зайсане. 1971. Фрагмент

Богдо-улу сравнивают с изумительной ювелирной оправой, без которой не засиял бы ни один драгоценный камень. В старой Монголии богдо-гэгэн, почитаемый "живым богом", и Богдо-ула были главными святынями столицы. Обойти ее вокруг, даже объехать верхом - более ста километров - означало для ламаиста искупить тяжкие грехи.

На древней земле номадов все окружено легендами, тем более этот уникум монгольской природы. Считалось, что гора спасла Темучина, укрыв его от врагов, и повелел он, став Чингисханом, почитать ее. Кочевники верили, что где-то на вершине ее остались спрятанными оружие и доспехи великого хана. Много позже, во времена маньчжурского правления, писали монголы императору в Пекин, что возле Богдо-улы, мол, и родился Чингисхан; тот не поверил, конечно, но разрешил дважды в год торжественно приносить горе жертвоприношения и сам присылал дары. Специально выделенная охрана следила, чтобы никто не охотился в ее лесах, не рубил деревьев. Сорок квадратных километров занимает этот самый древний в Азии заповедник. В прежние времена запрещалось казнить преступника в том месте, откуда он мог бы увидеть священную гору.

Каждое лето высоко в небо подымался над ее восточной вершиной Цэцэ-гун дым от костра, зажженного у обо расцвеченного развевающимися на шестах лоскутами с иероглифами мани, флагами. Этот праздник напоминал о древних верованиях монголов. У каждого монастыря Урги была возле города своя гора для почитания, на вершине которой проходило торжественное жертвоприношение духу этой горы. Но праздник воздаяния почестей Богдо-уле касался абсолютно всех, это было одно из главных торжеств монгольской столицы. Здесь, на вершине в маленьком храме, хранились реликвии-древние монгольские кольчуги, колчаны со стрелами.

Пожертвований Богдо-уле было так много, что ламы создали специальное хозяйство святой горы, в табунах которого паслись тысячи подаренных лошадей. В "Воспоминаниях старого Жамбала", записанных академиком Ц. Дамдинсурэном, приводится рассказ о том, как маньчжурский амбань - наместник Урги в конце XIX века принес, согласно распоряжению императора, большую жертву горе. Но на обратном пути его застиг настоящий ураган, и губернатор, известный своей жадностью, объявил, что накажет Богдо-улу, проявившую такую черную неблагодарность в ответ на императорскую щедрость, и конфисковал все табуны лошадей, посвященные горе.

Здесь, на западной вершине Барун-ширэ, в начале XIX века князь Юндэн-дорж воздвиг стелу из красивого камня, на поверхности которой написал по-старомонгольски хвалу Богдо-уле.

Обсерватория на Богдо-уле

Сквозь чащу была проложена неприметная тропинка, ведущая через перевал к монастырю Манзушри-хийд, построенному в 1733 году на противоположном, южном склоне Богдо-улы. Этот монастырь тибетского толка, сооруженный из камней у отвесных скал, посвящался бурхану Манзушри-покровителю знаний и мудрости. Согласно канону, он всегда изображался с книгой в одной руке, с мечом - в другой, чтобы рассечь мрак неведения, невежества. До наших дней сохранились стены трех храмов монастыря, сложенных мастерами в два-три этажа на искусственно выбитых террасах. Прежде массивные и строгие, густо выбеленные здания имели плоские крыши. Главный храм, гол-сум, имел еще сверху деревянную надстройку, ее венчал гонхон, четырехскатная крыша которого была с чуть загнутыми вверх краями. В центре главного фасада этого храма - широкий проем входа с двумя мощными деревянными колоннами, окрашенными в красный цвет. Крышу украшали золоченые жалцаны и орнамент толь.

На специально выровненной площадке перед гол-сумом проходила танцевальная мистерия-цам, собиравшая многочисленных зрителей, приезжавших сюда из столицы со всем скарбом на несколько дней. И тогда урочище Зун-мод (Сто деревьев) покрывалось сине-белыми майханами - шатрами, украшенными аппликациями, кибитками, а в XX веке сюда приезжали уже и на автомобилях. Представление буддийской мистерии, длившееся многие часы, видно было зрителям отовсюду, поскольку монастырь спускался террасами вниз, в урочище. В монастыре Манзушри-хийд накануне революции скрывался от китайских оккупантов последний богдо-гэгэн Монголии, здесь стоял лагерем белогвардеец Унгерн фон Штеренберг, прозванный монголами кровавым.

Тихо сейчас в урочище. Карабкаясь по камням и лестницам разрушенных храмов, можно добраться до тех отвесных камней, на которых много позже, чем сооружался монастырь, искусно выбиты рельефы, изображающие Будду-Учителя в скромной одежде с чашей подаяния в руках, Тару, сидящую на лотосе и в окружении поднявшихся до плеч лотосов, Сивого старца с посохом, хозяина гор. Местные скотоводы рассказывают легенду о том, что Тару исполнил молоденький монах в память о несбывшейся любви, придав каменной красавице черты девушки из своих родных мест. Пластика линий, благородство форм рельефов, выбитых и раскрашенных земляными красками, подчеркивается суровостью окружающих серых скал.

Погребальный ансамбль Тоньюкуку. VIII в. Фрагмент

"Едва ли есть еще страна, которая имела бы на поверхности земли и в своих недрах так много памятников многообразных культур,-писал о Монголии П. К. Козлов.-Древние народы, населявшие Северную Монголию, главным образом ее широкие речные артерии-Хару, Толу и, наконец, Орхон,-стремились каждый по-своему увековечить себя, оставить по себе память..."¹. Яркий пример этого уникального напластования культур - Улан-Батор и его окрестности. Известные всему миру ценнейшие памятники культуры первой крупной кочевой империи на монгольской земле хунну (гуннов, III-II вв. до н. э.) были извлечены в 1924 году экспедицией П. К. Козлова из Ноинульских курганов, находящихся примерно в ста километрах от Улан-Батора. Среди них ныне хранящиеся в Эрмитаже древние ткани, надгробные изображения, оружие, украшения и другие памятники, имеющие исключительное значение при исследовании изобразительного искусства древних народов Центральной Азии.

¹(П. К. Козлов. Северная Монголия. В кн.: Отчеты Монголо-Тибетской экспедиции 1923-1926 гг. (III). Л., 1928, с. 15.)

Если отправиться по берегу Толы вдоль Богдо-улы на восток, то уже в степи, километрах в 60 от Улан-Батора, возле шахтерской Налайхи, ныне города-спутника столицы МНР, можно увидеть великолепный памятник другой древней культуры-мемориальный комплекс, сооруженный в VIII веке тюрками в честь Тоньюкука. Советник и полководец, переживший трех правителей тюркского каганата, велел выбить себе некролог на двух гранитных, выше человеческого роста, стелах. Эти две стелы, со всех сторон убористо покрытые вертикальными письменами, как листы каменной книги, - настоящий памятник степной литературы. Тоньюкук восхваляет себя до небес, чтобы потомки знали, что без него вообще бы не было каганата, что он в пору жестоких войн освободил свой народ, вернул тюркам былую славу и простер господство на соседние народы... Любопытно, что текст написан в форме живого диалога, стихами, насыщенными фольклорными образами.

В мемориальный ансамбль входил храм, оштукатуренный и окрашенный, с лепными украшениями в виде оскаленных масок (они сохранились). В нем находился мощный саркофаг из мраморных плит с резными орнаментами. Перед храмом - восемь скульптур из светло-серого гранита. Фигуры сидят, их одежда напоминает монгольский национальный халат - дэли. Четкими линиями древний скульптор обозначил у пояса советника и его приблеженных кисет - каптагу и другие детали, рассказывающие о быте того времени. Всем каменным тюркам потомки - степняки давным-давно снесли головы (как разрушили и храм), но и без голов они величественны. И до сих пор отходит от них - далеко на восток, к холмам шеренга вертикально поставленных серых камней - балбалов, олицетворяющих собой то несметное количество противников, которое полегло на полях битв от руки Тоньюкука.

Как музей под открытым небом, хранит Богдо-ула следы культур давно минувших эпох. У сопки Зайсан-толгой, где ныне сооружен величественный ансамбль в честь Советского солдата, археологи обнаружили большую стоянку первобытных людей, огромное количество орудий каменного века. А неподалеку, у края красивейшей пади Их-Тэнгрийн-ам, то есть Великого Неба, сразу несколько "залов" музея.

На вертикальных плоскостях скалы из темных сланцев наскальные рисунки эпохи ранней бронзы. Кармином древний художник изобразил привычные для таких росписей мотивы: взявшись за руки, шагают, погоняя лошадей, примитивные человечки, и рядом с ними два больших квадрата, вся плоскость которых заполнена кружочками. По мнению академика А. П. Окладникова, обнаружившего эти рисунки, "магическая ограда должна защищать от сил зла сородичей или скот, изображенный пятнами внутри ограды"¹. Над каждой композицией художник поместил двух птиц, распростерших крылья, как символ могущества и покровительства Неба.

¹(А. П. Окладников. Древнемонгольский портрет, надписи и рисунки на скале у подножия горы Богдо-ула. Монгольский археологический сборник. М., 1962, с. 72.)

Уповать на Небо призывал и следующий рисунок на этой скале, переносящий нас уже в XIII век, во времена Чингисхана. Рядом со схематичными человечками-онгонами, которые служили оберегами во времена шаманства, лань, лежащая в традиционной для всего центральноазиатского искусства позе-подогнув ноги и чутко повернув назад голову, любимый образ всех кочевых племен и народов. А рядом-женщина в национальном монгольском наряде периода Монгольской империи-с высокой цилиндром шапкой, украшенной сбоку не то веточкой, не то пером. Описание этого головного убора оставили все путешественники той поры. Бесхитростно изображенная женщина в высокой шапке, с нагрудными украшениями поверх халата на скале Богдо-улы-первый портрет монгольского художника XIII века, дошедший до нас. Рядом с рисунком полустершаяся уйгурская надпись шаманского содержания. Уже в XVIII веке, приняв эстафету почитания священной горы от предков, монахи рядом начертали тушью слова буддийской молитвы.

Это уникальное сочетание разных культур и верований потрясает преемственностью образов. Символ Неба, бесхитростно изображенный древним человеком в виде парящих птиц, вырастет позже в сложный, очень популярный не только в Монголии, но и других странах Востока образ царя птиц Хана-Гаруди. В Улан- Баторе мы встречали его всюду, побывав в монастырях и храмах: на стене ям-пай, установленной перед входом в Чойжин-ламын- сум, чтобы отгонял злых духов, в настенной росписи храмов, среди масок религиозной мистерии цам.

И любопытна монгольская притча о том, почему Хан-Гаруди, царь птиц, непременно держит в клюве змею, как бы его ни изображали. В давние времена послал он осу с неба на землю узнать, чья кровь слаще, и не велел говорить, зачем послана. Но оса проболталась ласточке, что слаще всего кровь человека, о чем летит она доложить Гаруди. Вырвав жало у осы, ласточка полетела с ней на небо. Ничего не понял царь птиц у жужжащей осы и обратился тогда к ласточке. И сказала она, что слаще всего кровь змеи. Так навсегда стала она любимой птицей людей, и они верят, что в дом, над которым вьется ласточка, должно прийти счастье.

Южная окраина Улан-Батора стала сейчас оживленным местом. Здесь выросли санатории и дома отдыха, пользующиеся известностью по всей Монголии. Дело в том, что город стоит на минеральных источниках. Отправляясь на прогулку к Богдо-уле, уланбаторцы не забывают прихватить с собой посудину и обязательно завернут к источнику, где круглый год поднимается из-под земли искрящаяся от пузырьков "живая" вода. Маленьких же уланбаторцев привлекает у подножия Богдо-улы зеленый степной ипподром, где можно взять напрокат коня. Впрочем, и зимой отсюда тянутся вдоль Детского парка кавалькады юных всадников на пушистых от инея лошадях.

Прекрасное место для обзора столицы - Зайсан-толгой, город как на ладони... Но самое незабываемое зрелище открывается с сопки 11 июля-в Великий Надом, день победы Народной революции. От города, расцвеченного флагами и транспарантами, потоки нарядных уланбаторцев после парада и демонстрации на площади имени Сухэ-Батора устремляются за Толу. Здесь, на стадионе, рассчитанном на 15 тысяч зрителей, проходят знаменитые "Три игры мужей": национальная борьба, стрельба из лука, скачки, популярные у монголов еще с дочингисовых времен. Переполненный стадион напоминает гигантскую пиалу, на трибунах множество разноцветных зонтиков. На поле сотни борцов в высоких шапках, национальных сапогах-гуталах и ярких расшитых жилетах перед началом состязаний на звание Исполина, Слона и т. д. представляются зрителям. Их традиционные движения называют часто "танцем орла", и в самом деле, сверху они кажутся огромной стаей птиц, расправивших крылья и пританцовывающих на поле.

А левее стадиона на берегу в дни праздника проходят скачки. Вдоль дороги и у финиша, который отмечен вышкой, расцвеченной, как мачта, гирляндами разноцветных флажков, толпы горожан и гостей. Чуть поодаль множество машин, мотоциклов, лошадей и даже верблюдов, на которых приехали сюда любители конных состязаний. Скачки проводятся по возрасту коней (двухлеток, трехлеток и т. д.), но наездники на них непременно дети восьми-десяти лет.

Потрясающее зрелище - несущаяся вдоль древней горы лавина коней с маленькими всадниками. Сверху кажется, что они, распластавшись, летят. Потом победителю-мальчику или девочке-поднесут большую пиалу кумыса и награду, а коню будут петь старинную хвалу "Ты - первый из десяти тысяч..." и кропить кумысом круп, как делали это много веков.

А вечером снова весь город будет на улицах. Яркие букеты огней праздничного салюта осветят нарядный, иллюминированный Улан-Батор. Следует признать, что в Надом - самый главный праздник монголов-их столица особенно хороша.