I. Как стать австралийцем

Субботник на рождество

Поздно вечером мы наконец добрались до Хаскинсона. Не верилось, что гонка впотьмах по ухабистому асфальтовому серпантину шоссе Принцесс кончилась. И хотя ночь была тиха, и мягкий свет по-южному крупных звезд убаюкивал, обещая покой, ощущение скорости исчезло не сразу. В глазах все еще мелькали вспышки желтых и белых фар, бегали красные звездочки тормозных огней, в ушах отдавались визг шин на поворотах и урчание берущих гору моторов. Примерно так чувствуешь себя, когда самолет заходит на посадку, резко ныряя вниз. И так же, как в самолете после приземления, мы отстегнули привязные ремни и дали моторам поработать еще минуту-две на парковочной полянке Кларка под эвкалиптами - после дальней дороги зажигание выключать сразу нельзя. Это почти ритуальное действо, продляющее двигателю жизнь, никто не нарушал, хотя всем хотелось немедля выпрыгнуть из машины и размять затекшие ноги. Мы молча сидели на своих местах, дымя сигаретами, отходя вместе с машинами от скорости и проглоченных миль.

Кларки ждали нас. Рей вышел из дома с фонарем, посветил, пока мы распаковывали багажники, пробежал лучом по бокам машин, чтобы, не расспрашивая, в Австралии это не принято, убедиться, что никто не побился и не поцарапался в дороге, и повел нас в свое бунгало.

Поехать в "дом Кларков" - посмотреть настоящий буш^* и кенгуру - нас в Сиднее звали не раз, причем не только Кларки. Рей работает в магазине социалистической книги, а жена его Джойс - учительница. Оба они коммунисты с двадцатилетним стажем, члены ЦК Социалистической партии Австралии (СПА). В кругу их друзей принято делать все сообща.

^* (Буш - буквально лес, кустарник, в переносном смысле сельская местность.)

Рей купил участок в Хаскинсоне еще в те времена, когда цены не были такими сумасшедшими. Купил по случаю, потому что понравилось место у самого озера, где можно было побаловаться рыбалкой. Поначалу' стоял там захудалый сарайчик с громким названием "особняк Кларков". А потом все чаще стали приезжать на уик-энд друзья из СПА и, как водится в Австралии, со всеми чадами и домочадцами. Сарайчик всех желающих уже не вмещал. Не выручали и палатки. И тогда друзья преподнесли Кларкам сюрприз - в один из уикэндов пригнали пару грузовиков с тесом, кирпичами и начали потихоньку строить им дом.

...В камине потрескивали эвкалиптовые чурбачки. В комнате за самодельным столом и на полу разместились гости. Я знал их всех по Сиднею: добряк и правдолюбец Терри Модели - секретарь общества "Австралия - СССР", грузный и неулыбчивый, его жена - полная ему противоположность, заводила и хохотушка Бетти; Брюс - здоровый детина с бородой "под Фиделя", потомственный строитель и заядлый рыбак. Рей рядом с ним казался чуть ли не подростком. С нами приехали Стен Шарки и его жена Паула, хрупкая, почти прозрачная от изнуряющей, однако же обязательной для всех молодых австралиек диеты.

Джойс вручила каждому традиционную в Австралии, как хлеб и соль у нас, банку ледяного пива и ушла на кухню, где уже лежали на столике заготовленные для сковородки куски говядины - стейки. Австралийцы едят не по-нашему - стейки, салат, как правило, без всяких приправ и гарниров. Просто и сытно.

Огонь в камине догорал. Пряный дымок поднимался от голубовато-зеленых углей. Белая луна повисла на ветке огромного эвкалипта, прикрывшего своей кроной дом Кларков. Джойс выбросила остатки ужина за. окно в кормушку. Тут же с эвкалипта спустился серый лупоглазый опоссум и принялся деловито жевать арбузные корки и хлеб. Потом посидел в ожидании - не бросят ли еще? Убедившись, что не бросят, полез обратно на эвкалипт спать.

"Опоссум подал пример", - сказал Рей. И хотя спать не хотелось и по русскому обычаю тянуло поговорить долго и подробно, за полночь, слово хозяина - закон, пришлось укладываться.

Подняли нас часов в шесть утра. На жухлой траве лежала роса, а над озером плыл пар. Горячий кофе взбодрил, сонливость как рукой сняло, только осталась легкая досада, что в субботу пришлось встать ни свет ни заря, когда вроде бы можно было еще и поваляться, Причину этой ранней побудки я понял, увидев Брюса и Терри на площадке перед домом с ножовкой и досками. Рей торжественно вручил мне колун.

Рождественский уик-энд обернулся субботником. Все были при деле. Брюс и Терри сколачивали пристройку-террасу. Стен, отличный каменщик, ловко орудовал мастерком, выстраивая, будто по линейке, кирпичную стенку будущей душевой. Рей долбил киркой землю для водостока. Паула красила лодку, а Джойс и Бетти - стену. Дрова толком не кололись - эвкалипт не зря называют здесь резиновым деревом, а по крепости он не уступает знакомой мне по Камчатке каменной березе.

Солнце высушило росу и принялось за нас. Рей побрызгал всех каким-то составом, вроде бы солнцезащитным. Потом в ход пошла еще одна банка - на этот раз брызгались от мух, которых в Австралии тьма-тьмущая, особенно в буше, да к тому же, как сообщил всезнающий Рей, их тут шесть тысяч двести разновидностей. На его участке, видимо, жила самая нахальная, потому что никакие опрыскивания ее не отпугивали.

Часам к одиннадцати меня перебросили с дров копать вместе с Реем яму. Мы долбили жесткую, как камень, землю то киркой, то ломом. Рей работал лопатой. Время от времени мы менялись. С непривычки саднило руки. Освоение Австралии первыми поселенцами уже не казалось столь романтичным. "Ты не надрывайся, - посоветовал Рей. - Легче. В нашем климате так нельзя".

Мы перекурили. Рей принес из дома черный от копоти чайник "Билли", как называют такие чайники-котелки австралийцы. Чай они заваривают крепко, и хотя он немного отдает веником, бодрит.

Солнце палило уже нещадно. Яма наша "двигалась" медленно. Лом бил в камень. "Наверное, дальше не пробьешь,- заметил Рей.- Значит, надо кончать". Стенка поднялась у Стена на добрые полтора метра. Брюс и Терри прибивали последние планки. Рей по-хозяйски проверил их работу и дал отбой. "Остальное завтра, - объявил он. А мне сказал: - Ты свою норму выполнил. За это после ленча поедешь смотреть кенгов".

Кенгов - так называют в Австралии кенгуру - до этого я видел только в зоопарках да заповедниках. А хотелось посмотреть в буше. "В Хаскинсоне кенгов тысячи", - посулил Рей.

Вместе с Терри и Бетти мы ездили по проселкам буша часа три. Их "тойота" терпеливо подпрыгивала на выбоинах и корнях, форсировала огромные лужи. Кенгов не было.

Уже стемнело, когда в кустах у дороги мелькнула в прыжке черная тень. Потом еще одна. Впереди, у озера замигали огоньки кемпинга. Терри неожиданно остановил машину: "Смотри!" В свете фар стояла самка кенгуру с детенышем в сумке. От света он закрылся лапкой, а потом и вовсе нырнул в сумку. Мы вышли из машины. Кенгуру не уходила, только неуклюже отпрыгнула к краю дороги. Я протянул ей кусок хлеба. Она взяла его осторожно, лапкой, как человек. Пожевала, дала детенышу жвачку. И вдруг неожиданно в мощном прыжке исчезла...

"Они приходят сюда, в кемпинг, за хлебом, - пояснил Терри. - Хлеб для них самое большое искушение. Даже когда идет их отстрел, они все равно приходят за хлебом..."

Обратно мы ехали молча. Огромные южные звезды смотрели через кроны зацветающих эвкалиптов. Луна окрашивала их листву и цветы-коробочки в фантастическое голубое серебро.

Болела спина, жгло руки от лопнувших мозолей. А на душе было светло и спокойно. Не выходила из головы самка кенгуру, протянувшая к нам лапы. Казалось, сама Австралия пожала мне руку в буше.