Демократичность австралийцев подкупает. "Здорово, босс!" - говорит рабочий своему управляющему. "Здорово, Майк!" - отвечает управляющий.
Австралиец, как правило, не сядет в такси на заднее сиденье, он будет сидеть рядом с водителем. Вроде бы просто едут приятели, никто никого не нанимал.
В магазине покупатель, требующий к себе повышенного внимания, вызовет разве что обратную реакцию. Не дай бог сказать "старому австралийцу": "Ты побыстрее поворачиваться не умеешь?!" Он посмотрит на вас сверху вниз и скажет: "Извините, сэр, наш магазин обслуживать вас не будет!" И хозяин ничего не сможет сделать, если только он не сумел подмять под себя профсоюз - профсоюз такого продавца поддержит.
Австралийцы практически не берут чаевых. Это унизительно. Здесь нет официантов, угодливо сгибающих спину, как в Европе или тем более в Азии. Официант просто пришел вам помочь выбрать вино и принести вам пищу как приятелям, в порядке дружеской услуги. Хорошим тоном считается пригласить за стол хозяина небольшого ресторанчика, поговорить, как дела. Все должно быть построено на принципе равенства, пусть чисто внешнего, но равенства. Этого требуют стандарты "эгалитарного общества", то есть общества, где все равны, и общеавстралийское кредо "Я не хуже других".
Конечно, экономический спад и рост инфляции, ударив по семейному бюджету, заставляют и многих австралийцев, в первую очередь "новых", пренебрегать канонами эгалитаризма и брать чаевые, и навязывать товар покупателю, чтобы просто свести концы с концами.
Но это отнюдь не главная причина разрушения мифа об "эгалитарном обществе", якобы существующем в Австралии. Причина тому классовое его расслоение, весьма очевидное для каждого, кто прожил в Австралии хотя бы год-два.
В Австралии высокородная знать - искусственное образование: дворянские титулы здесь обретают указом королевы, а не по праву рождения. Куда важнее статус, то есть положение в обществе. И здесь градация не менее строга, чем в странах многовековых монархий. Имеющий, скажем, дом в сиднейском аристократическом районе Ваклюз статусом куда выше того, кто живет в пролетарском Глебе или полубогемном Паддингтоне, хотя друг от друга они не так уж и далеко расположены. Имеющий "роллс-ройс" на ступеньку выше того, кто купил "ягуар". Владелец "ягуара" выше того, кто имеет "мерседес-350", и примерно равен владельцу "мерседеса-450", ниже их владельцы "вольво", еще ниже - "холдена", "форда", "валианта". Вроде и нет освященной веками иерархической лестницы, но она есть. И ступеньки ее составляют не только качества домов и названия аристократических районов, марки машин, счет в банке, но и названия клубов для избранных и плебеев, связи в верхах, магазины, где человек покупает себе пищу и одежду, рестораны, где он обедает, пабы, которые он посещает, церкви, где он молится, и бог знает что еще. Весь же образ жизни учит, это, отметьте, при удивительной внешней демократичности австралийского общества, что суть жизненных устремлений среднего "осси" - подняться еще на одну ступеньку, карабкаться, пока есть силы, еще и еще выше.
Профессор социологии университета штата Квинсленд Джон Уэстерн опубликовал в 1975 году любопытное исследование, которое так и было названо: "Эгалитарность - наследие или миф?"
Неравенство, по мнению профессора, проистекает из шести главных источников. Это "классическое деление на классы, статус, власть, пол, этническое происхождение, раса. Все эти источники взаимосвязаны".
Вот как выглядит австралийское общество в исследовании Уэстерна. Чуть более половины австралийцев - 51 процент - это рабочий класс: квалифицированные рабочие, занятые в обрабатывающей промышленности, шахтеры, транспортники, работники средств связи.
"Средний класс" - служащие и продавцы составляют около 22 процентов. "Высший средний класс" - высококвалифицированные рабочие, ИТР, управляющие, руководители предприятий - 16 процентов, 11 процентов - фермеры.
При всем уважении к знаниям университета штата Квинсленд отметим, что "классическое деление на классы", приведенное профессором Уэстерном, ненаучно, ибо валить в одну кучу высококвалифицированных рабочих, директоров и председателей корпораций серьезные ученые себе не позволяют. Теория "революции управляющих", видимо, повлиявшая на раскладки профессора, тоже далека от подлинной науки, а лишь служит средством замазывания того факта, что в руках всего 60 семейств Австралии сосредоточена подавляющая часть ее национальных богатств. Джон Плейфорд, один из авторов книги "Австралийский капитализм", писал: "Несмотря на то, что небольшая группа людей владеет большой долей богатства в Австралии, многие исследователи утверждают, что собственность как таковая - факт, теряющий свое значение, ибо происходит все большее отделение собственности на личное богатство от реального контроля над ним. Утверждается, что богатством (капиталом и недвижимой собственностью) распоряжаются теперь управляющие, которые владеют лишь небольшой частью акций".
Действительно, отмечает Плейфорд, управляющие имеют сейчас большую власть, особенно на крупных предприятиях, но "семейный капитализм" все еще зримо присутствует как на уровне директоров, так и на уровне управляющих предприятиями.
Исследование Хильды Рольфе, приведенное в той же книге, показывает, что 50 крупнейших корпораций Австралии имеют 302 члена советов директоров. На 169 из них приходится 617 постов директоров других 325 компаний. Директора четырех банков и четырех страховых компаний имеют еще большее число таких постов - 130. Еще выше "занятость" председателей советов директоров. Так, например, 28 из них, по подсчетам Рольфе, занимают каждый от 11 до 40 постов директоров различных компаний, что при среднем жалованье 1200 австралийских долларов в год за каждый составляет немалую сумму. И это не считая доли в прибылях.
В остальном данные профессора Уэстерна интересны уже потому, что малоизвестны. Он подсчитал, например, что 50 процентов студентов университетов происходит из "высшего среднего класса", а выходцы из рабочей среды "сильно недопредставлены".
То же самое справедливо и в отношении домовладения. Старая "австралийская мечта" - семья должна иметь свой собственный дом - неосуществима за последние годы, в первую очередь для рабочего класса. Рабочие вынуждены довольствоваться "квартирами в густозаселенных районах в многоквартирных домах, расположенных близко к центру, либо в пригородах, плохо обеспеченных общественным транспортом".
Бедняки получают худшее медицинское обслуживание, выходцам из рабочего класса не по карману юридические тяжбы.
Те, кто побогаче, дают своим детям лучшее образование в частных школах и колледжах.
Богатые получают большую помощь от правительства, в то время как непривилегированные не могут добиться даже того, что им положено.
Дискриминацию женщин в Австралии встречаешь всюду. В 1970 году в школах страны насчитывалось в целом на 39,9 процента меньше девушек в возрасте 17 лет, чем юношей в том же возрасте. В 1971 году только 28,6 процента выпускников университетов составляли женщины; только 96 женщин по всей Австралии были приняты на технические факультеты. Женщины составляют лишь 13 процентов австралийских научных работников, четыре процента докторов и еще меньше юристов. Только 42 женщины были избраны в парламент Австралии за всю его историю вплоть до 1972 года.
И наконец, иммигранты. Уэстерн к уже сказанному добавляет:
"Они составляют основную массу рабочей силы на изолированных и удаленных стройках, в массовом производстве, тяжелой индустрии и везде, где труд неприятен и утомителен до чрезвычайности, как, например, на дубильных фабриках. Часто их вербуют на работу прямо на пристани, когда они приезжают в Австралию. И они соглашаются, не зная ни условий труда, не имея возможности сравнить заработную плату в других отраслях. Профсоюзы поддерживают их недостаточно. И конечно, самая сильная дискриминация проводится по расовому признаку".
"Эгалитарное общество - всего лишь миф", - заключает профессор Уэстерн. В научности и достоверности этого вывода убеждаешься, не только изучая факты и цифры. С неравенством в самых разнообразных его формах сталкиваться приходилось в каждой поездке.