Записывать и фотографировать запрещено!

Три недели я дожидался разрешения посетить АВСС - "Эй-би-си-си" - американский исследовательский институт-лабораторию на холме Хидзи-яма. Наконец в отеле раздался телефонный звонок:

- Сегодня поедете в АВСС...

Небольшая пауза, а потом категоричное:

- Только никаких магнитофонов, блокнотов, фотоаппаратов!

Ровно в два часа к отелю, где я жил, подкатил черный "шевроле" с двумя японскими переводчиками. Шофер дал газ, и мы поехали.

Живописный холм Хидзи-яма. Когда-то здесь находилась резиденция императора Мэйдзи. В красивом парке на холме японцы любили проводить свои национальные празднества. На южном склоне - тихое старое кладбище. Квадратный клочок земли. Он считался священным. Мэр Хиросимы настойчиво просил американцев выбрать другое место для строительства АВСС, но они поставили на своем.

"Шевроле" тяжело одолевает крутой подъем. Отвесные склоны огорожены толстыми трубами с массивными столбами. Дорога, выложенная серыми бетонными плитами, переходит в асфальт. "Шевроле" тормозит у полукруглой площадки с резной аркой и плоскими скамейками по сторонам. Мы выходим из машины. Туристы с крошечного пятачка любуются "самым современным городом Японии".

О Хиросиме написано много книг. Сняты фильмы. Я читал эти книги, смотрел фильмы. И все-таки это надо видеть собственными глазами. Переводчик показал плакучую иву. Она устояла против напора воздушной волны. Дерево болело. Его ствол покрылся черными наростами. В марте, когда дули теплые ветры с юга, тоненькие веточки одевались нежными листьями. Гибкая плакучая ива оживала.

- До катастрофы вид Хиросимы определяли кривые узенькие улочки, маленькие домишки с садиками, - рассказывает мне переводчик. - Ныне города не узнать. Вы видите дымящиеся трубы заводов, большие железобетонные мосты, поднявшиеся к облакам здания. Как и полагается новому городу, улицы стали шире, дома красивее. Около ста тысяч домов! На каждого жителя Хиросимы приходится в пять раз больше земли и пространства площадей, чем в Токио. Семьсот такси едва успевают перевозить пассажиров. Появились бейсбольные стадионы, открыто более пятидесяти кинотеатров. Построены новые больницы и детские клубы...

Мы снова садимся в "шевроле". Еще метров пятьсот пути, крутой поворот, и перед нами главный корпус АВСС.

Следуя за переводчиком, я вхожу в просторный холл. Невысокие потолки, прямоугольные окна, разноцветные стены. На гладких столиках - японские и английские журналы, плоские пепельницы. Хоть это и медицинское учреждение, здесь нет привычного запаха лекарств. В приемной - ни одного пациента, лишь обслуживающий персонал. У всех очень деловой вид. Женщина средних лет перебирает картотеку. Другая что-то записывает в журнал. Невысокая девушка направляется ко мне. Заученно улыбаясь, просит заполнить несколько граф в специальной книге: откуда приехал, кем работаю и, конечно, разборчиво фамилию и имя.

Следом за девушкой подходит стройная молодая женщина. Представляется, протягивая нам поочередно руку:

- Джен Ошима. Наш директор срочно вылетел в Токио, его заместитель ушел обедать, поэтому принять вас поручено мне.

Мы располагаемся в мягких креслах, и Джен Ошима начинает рассказ:

- Спустя несколько недель после окончания второй мировой войны была создана специальная комиссия, составленная из американских военных терапевтов и ученых. Эти специалисты сделали много важных наблюдений над ранними эффектами радиации. Позже, в 1947 году, частная исследовательская организация США создала АВСС, что означает "Комиссия жертв атомной бомбы". Своей целью новая комиссия ставила изучение последствий радиации в Хиросиме и Нагасаки.

Ошима замолчала. Ее рассказ был прерван криком ребенка. Я обернулся. В приемную вошла женщина с мальчиком на руках. Она пришла на исследование. Ее малыш, продолжая плакать, размахивал какими-то недоразвитыми ручонками и качал странно большой, с выпуклым лбом головой. К ребенку подбежали две "заботливые няни" (такие тоже есть в штате института), дали ему разноцветные кубики, шарики. Ребенок успокоился. Мать направилась с ним по длинному коридору и скрылась за тяжелой дверью кабинета.

- Наша лаборатория, вернее комиссия, - продолжила свой рассказ Джен Ошима, - разделила больных на три группы. Первая - все находившиеся во время взрыва в двухкилометровом радиусе, вторая - за двухкилометровым радиусом, третья - прибывшие в Хиросиму после атомного взрыва. В каждой группе по 100 тысяч человек. На всех заведены специальные карточки. Обследованию подвергаются раз в два года по двадцать тысяч из группы.

Я прошу через переводчика повторить последние слова: правильно ли я их понял?

- Да, правильно, - подтверждает Ошима и продолжает: - За две недели до вызова к больному посылают специального курьера с предупреждением. В назначенный срок зеленый автобус привозит пациента. Процедура обследования занимает обычно один день. А теперь вы можете ознакомиться с работой нашего института.

Осматриваем приемное отделение. В небольшую кабину входит больной. Раздевается. Кладет одежду в прямоугольный ящик, имеющий номер. Таких ящиков 24. Сестра провожает больного в один из десяти кабинетов, там укладывает на кушетку с рефлектором. Начинается "программное обследование". Включаются сложные приборы и аппараты, изучаются физиологические и биохимические реакции организма, делаются рентгенограмма "подозрительных" органов, различные анализы, подсчет клеток костного мозга.

Проходит семь-восемь часов, и больной "обсосан". Институту он больше не нужен и может убираться на все четыре стороны. Если умрет - родственники должны обязательно сообщить о смерти - труп вскроют.

Людей, переживших в Хиросиме атомный взрыв, называют "хибакуся". Им выданы номерные регистрационные книжки с указанием расстояния от эпицентра до места, где находился владелец книжки. Жители Хиросимы с грустью говорят, что их жизнь измеряется не числом прожитых лет, а метрами. В АВСС в числе прочих есть 50 особых карточек. Пятьдесят человеческих трагедий. Эти люди в день атомного нападения находились в радиусе 1000 метров от эпицентра взрыва. Все пятьдесят подверглись интенсивному облучению и заболели лейкемией. Не прожив и года, они погибли. Об этой группе напоминают архивные листки.

За несколько дней до посещения АВСС я познакомился с жительницей Хиросимы Ояно Хирамити. Она показала мне регистрационную книжку. Бесстрастные записи на потрепанных страницах. Возраст при взрыве - 24 года, Расстояние от эпицентра - 3000 метров.

В последнее время, - рассказала Хирамити, - я с ужасом обнаружила, что мои волосы выпадают целыми прядями. К тому же у меня постоянное ощущение, будто под кожей находятся раскаленные иглы.

Я вспомнил эту женщину, когда мы перешли в отделение "В". Две палаты, восемь коек: четыре мужских, четыре женских. Семь свободных, на одной лежит тяжелобольная тучная женщина. Ей лет сорок. Она с трудом переводит дыхание. На вопросы отвечает односложно и безразлично. Больную доставили из Нагасаки. Лечить? Нет. "Американское обследование" займет немногим более суток. Женщина здесь только переночует.

Кто-то приоткрыл железную дверь, и в просвете показались аккуратные ящики секретной картотеки, стеллажи с папками - истории больных, которых исследовал АВСС. Исследовал, но ни одного не вылечил. Чудовищный факт! Специальное медицинское учреждение расходует сотни тысяч долларов на обследования и ни одного цента на лечение.

Владения АВСС - восемь двухэтажных корпусов. Целый городок с многочисленными переходами, асфальтированными дорожками, зеленью. На белом фронтоне каждого корпуса - большой красный крест. Символ добра и милосердия.

Сопровождающая нас Ошима не говорит о результатах исследований. Но кое-что японской общественности уже известно. Например, каждый год более 93 процентов всех беременных женщин из числа больных берется на учет в АВСС. В американской лаборатории уже зарегистрировано 70 000 детей, родившихся в Хиросиме и Нагасаки. Известно также, что семь тысяч родителей подверглись воздействию радиации на расстоянии 9000 метров. Однако тщательно скрываются данные об умственной неполноценности малышей, об уродствах, замедленном росте, патологических изменениях в детских организмах. А сколько детей родилось слепыми! Сколько облученных родителей погибло вскоре после рождения первенца!

Опять-таки, еще до посещения АВСС, я узнал, что в одной из больниц Хиросимы умер восьмилетний мальчик из тех самых семидесяти тысяч детей, зарегистрированных в АВСС. Звали его Ясуси. Он скончался от белокровия. Его мать еще в детстве пережила атомную бомбардировку. Рожденный через много лет после налета авиации США, Ясуси стал его жертвой.

Бывает и по-другому. На учете в АВСС находилась молодая женщина Нанако Сето. Ее обследовали, проверяли и каждый раз в заключении писали; "Здорова". Нанако выучилась на парикмахера, пошла работать. Вышла замуж. Родила здоровую девочку. Но неожиданно заболела сама. Ее поместили в госпиталь. Там она вела дневник. В нем Нанако написала такие строки: "Скоро погасят огни. Холодом веет от госпитальных коридоров. Одиночество. Слезы подступают к горлу. Сегодня скончался еще один день. Я не хочу умирать. Мими-тян! Доченька..." Мать не закончила фразу. Она умерла с карандашом в руке.

Этот случай описан в книге "Хиросима". Ее автор, очевидец трагедии Киеши Киккава, приводит также таблицу главных заболеваний жертв атомной бомбы. Из 600 обследованных 282 страдают анемией, 57 - опухолями, 34 - лейкемией, у 45 атрофируется печень. Наша провожатая обо всем этом молчит. Она показывает нам механизированную прачечную с последними моделями стиральных машин, гладильный пресс, ведет в мастерскую... по ремонту пишущих машинок.

Но вот на нашем пути плотно закрытая дверь с надписью: "Вход воспрещен!" Маленькое, не больше тетрадного листа, окошечко. В нем я вижу потное лицо американца. Под белым халатом - плохо скрытый военный мундир. За этим окошком - мозг лаборатории. Отдел статистики. Сюда из всех отделов и служб АВСС поступают данные исследований, медицинских осмотров, наблюдений, выводов, докладов. Наша провожатая без но показывает нам одну из статистически карточек.

Карточка чуть больше визитной. Группа цифр: 2 3, 4, 5... Числами зашифровано определенное заболевание, вызванное радиацией. Можно не поднимать громоздких архивов, а по десятисантиметровой открытке определить: больной такой-то, страдал тем-то, умер тогда-то. Ничего не скажешь: система отработана четко.

Переходим в отдел патологии. Здесь заспиртованные органы, ткани, парафиновые препараты. "Материал" жертв атомной бомбы. По длинному блестящему столу - ряд микроскопов. Прильнувшие к окулярам люди в белоснежных халатах приготовляют гистологические срезы. Работа тонкая, ювелирная. Лица сосредоточенные, внимательные. Справа - новейший электронный микроскоп. Возле него американец.

В начале беседы с нами Ошима много говорила о совместной работе американских и японских специалистов. Да, "содружество" можно заметить на каждом шагу. Все кабинеты, коридоры, подсобные помещения убирают японцы - они ведь так любят чистоту. Зато в строго секретных отделах радиологии и лаборатории их не встретишь.

Мне довелось в АВСС побеседовать с одним из членов руководства, Кеннетом Джонсоном из Йельского университета. Среднего роста, в очках и халате, доктор Джонсон поначалу произвел на меня приятное впечатление.

- Россия - замечательная страна, - с восхищением сказал Кеннет и начал рассказывать о созданном в американском университете русском хоре. - Наш хор ездил в Москву, имел большой успех.

Тут, к моему легкому удивлению, лицо доктора Джонсона преобразилось, и он стал выводить басом: "Эй, дубинушка, ухнем..."

Нечасто услышишь русскую песню в исполнении американского врача!

- Может быть, доктор Джонсон будет столь любезен и ответит на вопросы?

Кеннет вежливо согласился.

- Попадаются ли среди обследованных люди, у которых лучевая болезнь проявилась в третьем десятилетии? - спрашиваю я.

- Да, изредка.

- Сколько, по вашему мнению, еще может выявиться таких больных?

- Неизвестно.

- Скажите откровенно, доктор Джонсон, можно ли спасти пострадавшего, если ввести ему костный мозг здорового человека?

- Можно. Такие работы проводятся у нас в Америке.

- А в АВСС?

- Здесь мы больных не лечим.

- Но ведь не могут же больные японцы ездить в Америку?

- Не могут, - с любезной улыбкой согласился доктор.