Не посягайте на "ворота Европы"!

Нет ничего тяжелее, по словам Корбюзье, чем перестраивать город: архитектору вместе с ним надо переделывать и его жителей, прежнюю надежность мебели, привычки, восприятия, его консерватизм.

Когда в Париже сносили старый рынок, в городе было больше скорби, чем радости. Это старое и больное "чрево Парижа" такая же принадлежность города, как Монмартр или Нотр-Дам. С ним неразрывно связан целый квартал ресторанчиков, небольших кафе и других уютных уголков. В Париже не устанавливали точного времени открытия и закрытия рынка, потому что он обслуживал тысячи зеленщиков и садоводов, крестьян и рыболовов, шоферов и грузчиков, которые приезжали и в два, и в три часа ночи и хотели выпить горячий кофе до начала работы, а в пять утра рынок уже заполняли покупатели и начиналась торговля. После восьми вечера, с окончанием торговли, опять нужна была горячая еда и теплая постель. Это был особый мир, в котором цены зависели от цен, а посетитель, не имевший отношения к помидорам и устрицам, свинине и тюльпанам, не понимал, почему вчера мясо для бифштекса стоило пятьдесят, а сегодня - восемьдесят франков, почему вчера в бистро весело звучал аккордеон, а сегодня в нем стоит гробовая тишина.

Конец "чрева Парижа" изменил жизнь всех прилегающих кварталов. Улочки утратили оживленность, погасли фонари над парадными входами домов, а бистро и кафе пришлось приспосабливаться к непривычным словам: открыто - закрыто. Исчезли завсегдатаи. За столы усаживалась парижская молодежь всех оттенков кожи, предпочитавшая здешнюю обстановку ночным ресторанам и изысканному обществу. Снобы, туристы приходили сюда с надеждой увидеть и ощутить приметы былого времени, когда каждое утро распахивались двери и входили пахнущие рыбой рослые бретонцы с аккордеоном. Но чуда не происходило, выручка и цены падали, в соседних кварталах все чаще слышался грохот бульдозеров. Бистро умирали с истинно французским шармом: без пышных приготовлений и песнопений. Я посещал эти бистро, но однажды, придя на старое место, увидел одни лишь развалины.

Все повторяется. В минувшем столетии в Париже было снесено двадцать тысяч зданий, пробиты городские стены, создана звезда бульваров, город оказался перестроенным совершенно по-новому; масштабы проекта архитектора Османна были подлинно революционными. У голландцев все по-иному, центры их городов отнюдь не напоминают лондонскую Оксфорд-стрит, нью-йоркскую Пятую авеню. Нет, дело не в отсутствии архитектурного вкуса, ибо там, где буйствовала стихия, нидерландские архитекторы показали себя блестящими градостроителями. Скажем, разрушенный и уничтоженный бомбежками Роттердам они восстановили, взяв за основу меридиональные проспекты и пересекающую их широкую магистраль. Не забыли и о пешеходных торговых улицах, куда товары завозятся с противоположной стороны, пешеходов отделили от велосипедистов, а велосипедистов от автомашин и учли общее соотношение высоты зданий нового города. Но там, где было возможно, архитекторы сохранили облик старых кварталов Роттердама, чтобы донести до нас своеобразие прославленного XVII века и последующих не менее бурных десятилетий. Когда в старые архитектурные ансамбли вклинивалось что-то современное, возникали жаркие дискуссии и протесты. Так, строительство метро в Амстердаме сопровождалось нескончаемыми дебатами. Метро здесь не прокладывается под землей, не строится в глубоких котлованах, все его тоннели и станции монтируются на поверхности, а потом погружаются - в буквальном смысле слова - в песок и воду, нередко даже на двадцатиметровую глубину. Именно такой способ строительства метро был избран и применен в Голландии.

В Амстердаме с незапамятных времен строить было трудно. Королевский дворец на площади Дам стоит на 13 659 сваях. Под башней Западного собора реставраторам пришлось снять шестнадцатиметровый слой торфа, ила и песка, прежде чем они натолкнулись на блок крупных камней, переложенных коровьими шкурами, в котором были прочно закреплены несущие опоры.

Слово "метро" амстердамцы впервые произнесли в 1965 году. Уже тогда было яснее ясного, что в центре города ни при каких обстоятельствах нельзя расширять жилой фонд. Большие жилые массивы начали расти в пригородах, соединить их, скажем, такой, как Бейлмермер - 80 тысяч жителей, - с центром города обычным трамваем не приходило в голову. Рассматривалась идея скоростного трамвая на возвышенном основании, использование каналов для массовых перевозок на моторных лодках. Но в конце концов остановились на сооружении метрополитена с двумя кольцевыми линиями и семью радиальными. Радиальные должны сходиться у Главного вокзала.

Ни один послевоенный проект не вызвал в Амстердаме столько дискуссий, сколько проект метро. Когда стало ясно, что придется сносить часть старого Амстердама, образовался многочисленный лагерь противников. Сначала их сопротивление было умеренным, но потом они перешли в открытое контрнаступление. Оно выразилось в том, что освободившиеся дома, предназначенные к сносу, снова оказались занятыми. Готовилось даже нападение на здание дирекции метростроя на площади Королевы Юлианы. Акция не удалась, участники были арестованы, бомбы обезврежены, но с демонстрации не вернулись домой 47 человек. Фирмы, проводившие снос, были вынуждены отвоевывать место строительства под усиленной охраной полиции. Газета "Фолкскрант" писала: "Стыдитесь, жители Амстердама, вы говорите о будущем города и при этом не способны избавить себя от самоистязания, создаете себе дополнительные неудобства!"

Первую линию метро начали строить в 1970 году. Ее должны были завершить в 1975 году, но в силу непредвиденных технических трудностей линию сдали с опозданием в четыре года. Стоимость строительства оказалась в два раза выше сметы, и город был в ужасе от проекта семи радиальных линий и двух кольцевых. И все же начали прокладывать вторую радиальную линию, но в конце 70-х годов в дирекции метростроя можно было услышать то же, что и в Хельсинки: замыслы - это одно, а средства - совсем другое. Метро, вероятно, завершит поколение, которое вступит в XXI век. Итак, дальнейшее строительство метро в Амстердаме приостановилось.

Небезынтересно познакомиться с некоторыми техническими деталями строительства метро. Мне удалось увидеть отдельные рабочие операции. И как техник я снял шляпу перед решением проблем, с которыми пришлось столкнуться строителям.

В Амстердаме нет мест, которые были бы выше одного метра над уровнем моря. Центр города окружен осушенными польдерами, то есть участками, находящимися ниже уровня моря. Под одним-двумя метрами намывного грунта залегает толща переувлажненного ила мощностью пять метров, а ниже - до двенадцати метров - слой ила с мелким песком. Все пропитано грунтовыми водами, зеркало которых в Амстердаме расположено всего на 40 сантиметров ниже уровня моря. Отложения, способные выдерживать нагрузки, начинаются на глубине двенадцати метров, первый плотный слой песка находится на глубине до пятнадцати метров, затем опять идет переувлажненный или, наконец, второй слой песка мощностью около двадцати метров. На каждом шагу в Амстердаме в верхних слоях установлено бесчисленное количество свай, на которых стоят фундаменты всех зданий; диаметр сваи чаще всего 15 сантиметров, длина - 8 метров, а верхушка уходит на метр под землю или в воду. Только под соборы и дворцы были вбиты более массивные и длинные сваи.

Для прокладки тоннелей метро экскаваторы, прежде всего, выбирают до двух метров породы, обнажая большие сваи. Их вытягивают, прилагая усилия в пятьдесят тонн (каждая шестая свая ломается, тем сложнее потом работы в подземной шахте). На той глубине, где надо проложить тоннель, грунт закрепляется специальными цементирующими инъекциями. На поверхности собирают основание тоннеля метро. Сборка идет секциями. Собранная секция похожа на перевернутое корыто. Над ее дном позднее поднимутся стены и крыша будущего тоннеля.

Теперь большую секцию тоннеля надо погрузить; из-под перевернутых "корыт" отсасывают песок, наносы и воду. Секции медленно погружаются все глубже и глубже. Для доступа рабочих в шахту под тоннелем протягивают узкий ствол, который при погружении возвышается, словно перископ. По этому стволу проходит и трубопровод, который из рабочей шахты выводит на поверхность песок, ил и воду. Чтобы в нее не проникала вода, создается избыточное давление воздуха, поэтому проходчики перед началом работы и после ее окончания должны провести определенное время в декомпенсационной камере. В противном случае они испытали бы такие же перегрузки, как водолазы при быстром всплытии с больших глубин.

Работы ведутся с водометом. За день секция тоннеля погружается примерно на 70 сантиметров, так что на глубине 14 метров она, оказывается, через три недели. Ее крыша располагается примерно на 3,5 метра ниже проезжей части улицы. Затем рабочая шахта заполняется бетоном, а та, в которой рабочие спускались под тоннель, ликвидируется.

Так опускается секция за секцией. У каждой секции передняя часть, разумеется, закрыта, поэтому она погружается как полый кессон. На глубине секции выравниваются на расстоянии 50 - 80 сантиметров, порода вокруг этих стыков замораживается жидким азотом, торцовая часть с замороженной породой удаляется, щели заполняются бетоном. Только после этого замороженный панцирь оттаивает, но вода уже не может проникнуть в соединенные секции тоннеля.

Тоннель растет, целые перекрестные кессоны, соединенные уже двумя секциями, погружаются один под другим; так строятся и целые станции метро. На станции Вестерплейн строители погрузили комплекс шириной 36 метров и высотой 20 метров; рабочая шахта по окончании работ находилась на глубине около 21 метра.

У амстердамского метро строгие формы: шероховатые оштукатуренные стены и зелено-красно-серебристые вагоны. Не забыли о деталях: изящные ящики для мусора и перила эскалаторов сделаны из нержавеющей стали. На первый взгляд метро оформлено скромно: вместо графических информационных знаков короткие, точные надписи. Здесь вы не увидите обслуживающего персонала. Никаких дежурных ни у турникетов, ни у эскалаторов, ни на платформах, только единственная надпись: "Вход с оплаченным билетом"¹. Это простой и рациональный метрополитен с минимумом персонала, очень удобный и четко действующий. В него можно входить и с велосипедами.

¹ (Билет оплачен на определенное место и день.)

Но вернемся к застройке старых городов страны. Во время поездок в Нидерланды я работал в маленькой квартирке в западной части Амстердама, в которую надо было взбираться по крутой лестнице, окна квартиры выходили как на улицу, так и в закрытый дворик. Двор не отличался порядком, прилепившиеся друг к другу лачуги окружены балконами и лоджиями. Высокий каштан и кустарник должны были скрыть беспорядок, который жители первого этажа создавали прямо под своими окнами, но сделать невидимым склад всякой всячины на балконах и террасах не удавалось.

Когда я садился к столу писать, то здоровался с господином с четвертого этажа, который, казалось, только тем и занимался, что снимал краску и снова красил оконные рамы и рамы картин, приводил в порядок и красил ящики для цветов, устанавливал и убирал зонтики - на его балконе шла деятельная жизнь. Два соседних балкона были заставлены шкафами, старыми велосипедами, во всем, во что только можно было положить землю, что-нибудь росло.

Над ним, буквально на самой крыше, жила молодая семья, прекрасная половина которой превратила свою террасу в ботанический сад: здесь росли цветы в полиэтиленовых коробках, банках из-под консервов, в цветных ведрах и всевозможных ящичках. Она постоянно копошилась на этой своей плантации, а над ее согнутой фигурой поднимался лес телевизионных антенн и печные трубы.

Ниже жил молодой брюнет, на его балконе стоял старый велосипед. Брюнет спал до двенадцати, видимо, работал по ночам. Всю вторую половину дня он простаивал на балконе в коричневой блузе и глазел на окна.

Еще ниже жили супруги, которые, видимо, принадлежали к какой-то восточной секте. Они появлялись на балконе каждый вечер в выцветшей одежде и вставали на колени к молитве. Когда они наклоняли головы, на их шеях раскачивались подвески с фотографией гуру, а молодой мужчина в коричневой блузе, свесившись, наблюдал за ними и неизменно покачивал головой.

Я нередко замечал, что не я один впитываю эту атмосферу двора и окружающих его жилищ. Должен признаться, что я испытал к жильцам чувство участия, когда муниципалитет передал сообщение: весь блок домов идет под снос, дома выкуплены у владельцев и нанимателям предлагается другое жилье. Люди отказались переселяться. Жители Амстердама и других городов Нидерландов не любят расставаться с чем-то привычным - это значило бы расстаться со своими соседями и знакомыми, своим пекарем и владельцем табачной лавки, своим почтальоном и хозяином кафе. Поэтому то, что предприняли в послевоенные годы архитекторы Москвы, Бирмингема или Женевы, исторические города Нидерландов миновало. Городские власти сохраняли терпение, они дали два года для принятия решения, каждому, кто выедет добровольно, предоставлялась квартира на ближайшей улице и несколько тысяч гульденов для ее оборудования. Это все и решило.

Исключением, возможно, был только Утрехт, расположенный на перекрестке нескольких европейских автострад и на канале Рейн - Амстердам. В 1967 году возник проект Хог-Катарине, предусматривавший реконструкцию территории площадью 25 гектаров с жилыми домами, конторами, выставочными помещениями и вокзалом. Главная историческая площадь и прилегающие кварталы в центре старого города остались нетронутыми, но вблизи в новых зданиях разместились конторы, магазины, концертные и танцевальные залы, дворец ярмарок, зал конгрессов, отели, рестораны, вокзалы и автостоянки. Утрехт вынужден был так поступить: его население приближается к четверти миллиона человек; город предоставляет до тысячи видов услуг. Здесь, в масштабах Нидерландов, были самые большие трудности с транспортом, острая проблема занятости, поэтому государственной казне пришлось выделить Утрехту средства.

Более 40 000 жителей переселились в новый город Марсевене, чтобы не совершать ежедневные поездки на работу в центр Утрехта, для них были созданы промышленные предприятия на площади 70 гектаров, и еще 50 000 человек переселились в спутник Каналенэйланд. Древний исторический центр Утрехта остался туристской и торговой частью города, а современный комфорт он восполняет новым строительством. При этом градостроители 50 процентов освобождаемой площади отводили коммуникациям, и здесь изолировали пешеходную зону от автомагистралей, скоростной транспорт от второстепенного, велосипедистов от автомашин: построили гаражи на десять тысяч автомашин. Утрехт стал образцом современной реконструкции исторического города, но для его последователей в государственной казне уже не осталось средств.

В Нидерландах можно увидеть и примеры, заслуживающие порицания. Так, голландцы лишили всемирной известности знаменитый курорт Схевенинген, былую "жемчужину Северного моря" с его знаменитыми дансингами, игорными домами и фешенебельными отелями. Тридцать лет продолжались дискуссии о реконструкции, как будто где-то в Европе вообще можно законсервировать довоенную атмосферу. Проекты новых торговых улиц и комплексов отелей, спортивно-оздоровительных центров, лечебных корпусов, бассейнов с подогретой водой и искусственно создаваемыми морскими волнами, современных ресторанов, подземных гаражей и новых жилых блоков - все эти проекты долго лежали в столах контор и городского муниципалитета. В ходе парламентских дебатов в печати продолжали задавать вопросы: не повредит ли это курорту? Будет ли это красиво?

Пока еще не было слышно грохота бульдозеров, вспоминали времена легендарного Пи Бека и его буги-вуги, знаменитый клуб "Фламенго". Еще в пору расцвета знаменитого курорта здесь можно было увидеть в джаз-клубе молодящихся мужчин и изящных дам, танцевавших в довоенных ритмах. Но приходили в ветхость деревянные строения, дряхлели продавцы чая и сэндвичей. Курортный город Схевенинген стал прибежищем бездельников, городом заведений с закрытыми окнами и сомнительной репутацией.

У проекта реконструкции старого центра Утрехта оказалось немного последователей: например, в Зволле снесли несколько улиц и возвели новые дома, точно так же, как в Маастрихте. В Зволле градостроители вступили в серьезный поединок с муниципалитетом, поскольку он хотел создать такой же торговый и административный район, как в Утрехте, но победу одержали архитекторы, построившие одинаковые ряды жилых домов, в которых одни из них немного выступали, нарушая общую линию, лишь первые этажи отвели под магазины. Характер новых улиц воздает дань традициям: у домов остроконечные башенки со срезанной верхушкой, двускатные крыши, фасады изрезаны балконами и лоджиями. Новые улицы не прямые, они повторяют неровные контуры кварталов старого города.

Вокруг больших городов выросли столь же большие города-спутники: у Роттердама - Александерпольдер, Хогвлит, Спейкениссе, у Гааги - Зутермер и Лейдсендам, у Лейдена - Ворсхотен, у Амстердама - Бейлмермер. Они строятся продуманно и на научной основе: под одним из жилых массивов геологи и гидрологи разместили густую сеть датчиков, зондов и сигнализационных приборов. Их подсоединили к центральной станции в новом здании местной ратуши, что позволило контролировать действие воды на основании транспортных сооружений и фундаменты жилых зданий, установку здания на опоры, реакцию окружающей среды на более глубокие фундаменты зданий, новые акватории и водоотводные каналы. Полученные данные позволяют сегодня вести подготовку будущих жилых массивов. Основной материал, применяемый в строительстве, - бетон, расход его на душу населения в Нидерландах выше, чем в СССР и США. В "стране, защищенной дамбами", нет карьеров для добычи камня, поэтому приходится вгонять железобетонные опоры на глубину 27 метров, чтобы укреплять постройки.

Бейлмермер считается спутником Амстердама, в нем проживают 80 000 человек. Он возводился как образец жилого массива в перенаселенном Рандстаде - ожерелье из девяти самых крупных городов Нидерландов. Проектировщики не пожалели средств: жилой массив прорезан каналами, сверкает зеленью, пешеходы здесь отделены от автомобильных трасс, а просторные, в несколько ярусов гаражи практически соединены с жилыми домами. Транспорт движется на двух уровнях: по земле идут пешеходы, над ними по скоростным автострадам мчатся автомашины, и еще выше проходит подвесная скоростная дорога, соединяющая жилой массив с центром Амстердама. В пешеходной зоне расположены магазины, всевозможные предприятия сферы услуг, детские сады и начальные школы. Люди живут в одиннадцати- и двадцатиэтажных домах и двухэтажных коттеджах, последний тип домов и квартир наиболее предпочитаем, остальными голландцы не так удовлетворены.

В Бейлмермере плата за квартиру может быть в десять раз выше, чем на Ауде Вест. Городской муниципалитет стремится разместить здесь выходцев из Суринама и Антильских островов, при установлении арендной платы им предоставляются финансовые льготы, что вызывает большое недовольство остального населения. Бейлмермер вообще отнюдь не спокойный и идиллический жилой массив: на телевизионных экранах то и дело мелькают кадры пустующих квартир, погасший очаг в комнате, сорванные и сгоревшие двери, кучи старых газет, служившие кому-то "постелью". Насилие здесь в порядке вещей, поэтому нидерландцы стремятся переселиться отсюда, поскольку Бейлмермер для них - синоним "дикого Запада", где нет ни законов, ни порядков. В газете "Амстердаме стадсблад" часто появляются сообщения о насилиях на остановках транспорта в Бейлмермере: вооруженный человек требует от водителя не останавливаться, потом приказывает ему остановиться между остановками и исчезает с добычей. Водитель, как ему и было приказано, закрывает двери и едет на конечную станцию в городе, потому что неизвестно, не остался ли кто-нибудь из банды в автобусе, он хорошо понимает, какое наказание может его ждать.

Вероятно, из-за этих анонимных преступлений и неуверенности среди бесконечной массы людей в Амстердаме разразился "голод" на семейные дома. Растут жилые массивы таких домов и целые города, они признаны градостроительным чудом. Примером служит недавно построенный Ког-ан-де-Зан, расположенный по соседству с Зандамом севернее Амстердама, - прелестный оазис коттеджей, первые этажи которых выходят на зеленые газоны, а прямо за оградой сада видны каналы. На первом этаже находятся большие жилые комнаты и просторные современные кухни и ванные комнаты; спальни родителей и детей с соответствующими удобствами располагаются на втором этаже и в мансарде. У каждой квартиры есть свой гараж; отдельное каменное сооружение, связанное с домом, - это гараж для велосипедов, на которых ездят до станции городского транспорта, где велосипед можно поставить и закрыть на замок.

Коттеджи полностью гармонируют с окружающей природой. Влажный климат благоприятствует густым зеленым газонам, насыпные серебристые дорожки переходят в белые мостики, переброшенные через каналы, утки и цапли вышагивают мимо коричневых скамеек и приближаются к окнам домов, где стоят удочки, лодки, разноцветные зонтики. Лишь два недостатка у этого милого жилья: комары, с которыми человек должен уметь сражаться, и спекуляция домами. Поэтому те, у кого есть возможность, берут в банке кредит в 450 - 500 тысяч гульденов и оплачивают строительство бунгало; другие пытаются снять дом, прибегая к посредничеству жилищного управления, потому что жизнь на квартире у частного владельца - дело ненадежное. Всегда можно ждать сюрпризов.

Несмотря на то, что этот жилой массив близ Зандама вырос на пастбищных землях, человек не посягнул на окружающую среду. Авторы проекта Зутермера, спутника Гааги, попытались создать обширную жилую зону трехэтажных домов, полностью изолировав квартиры, и отвели для проезжей части территорию в закрытой местности. Они решили это не так, как в Бейлмермере: автомашины ездят на уровне первых этажей домов, где размещены гаражи и подсобные помещения. Для пешеходов проложены улицы на уровне второго этажа, с них наружные лестницы ведут к квартирам на третьем этаже. Улицы для пешеходов держатся на выступающих несущих плитах, местами они возвышаются над проезжей частью, и весь второй этаж, где только возможно, прорезан газонами, окружающими весь дом. На улицах для пешеходов - цветы в ящиках, кусты, игровые площадки для детей и скамейки для взрослых. Дома и квартиры построены в стиле так называемого структурализма: комнаты в квартире и дома жилого массива группируются в соответствии с характером людей, образуя комплексы домов вокруг площадей, а небольшие комнаты - вокруг главной жилой комнаты. Но этот принцип, например, не соблюден в Ког-ан-де-Зане, где все подчинено удешевлению строительства. И не только там.